Я. Война. Моя семья

24 января исполняется четыре года с той роковой субботы, когда российские «грады» обстреляли жилой квартал «Восточный» на окраине Мариуполя.

За четыре года здесь многое изменилось: из подавленного войной города Мариуполь превратился в цветущую территорию полноценной мирной жизни. Но раны от ожесточенных боев остались. И не только в виде поврежденных зданий, которые еще не успели восстановить. Они пульсируют в памяти жителей города, независимо от их возраста: дети, которым в 2014—2015-м было десять-одиннадцать, уже стали подростками, но они хорошо помнят события тех лет...

Мы продолжаем публиковать свидетельства маленьких украинцев, живущих в прифронтовой зоне, — в рамках проекта «Маленькие собкоры Донбасса», основанного проектом по творческому образованию для детей «Желтый Автобус» вместе с газетой «День». Сегодня своими рассказами о войне делятся молодые мариупольцы.

РОКОВОЙ ЯНВАРСКИЙ ДЕНЬ

Елизавета БАСТРЫГИНА, 15 лет.

Поистине самый ужасный страх на Земле — страх за свою жизнь и жизнь своих близких — я испытала в одиннадцать лет.

Тогда, будучи обычной маленькой девочкой, каждый день я ходила в школу, делала уроки, общалась с друзьями. Всю жизнь я жила в самом обыкновенном районе, в самом обыкновенном частном секторе. Часто ходила к любимой бабушке, которая жила неподалеку, на седьмом этаже одной из таких же самых обыкновенных, однотипных девятиэтажек. Кто бы мог предугадать, кто бы мог подумать, что именно этим совершенно непримечательным местам судьба сулит что-то ужасное?

...Все шло своим чередом: люди спешили на работу, в магазины, дети — на учебу, старики и старушки размеренно прогуливались, дыша свежим, слегка прохладным воздухом, ведь зима у нас редко бывает холодной, и потому даже январь напоминает серый ноябрь. Я наблюдала за всем этим, воспринимала эту суету как должное, и не могла себе представить другого. Это была моя жизнь, жизнь маленькой девочки. Как я любила навещать бабулю, ходить с мамой в магазин за продуктами, а потом приходить домой и помогать ей что-нибудь готовить... В один из таких хмурых и нехолодных январских дней весь мой мир рухнул.

24 января 2015 года, в шестом классе, мне впервые пришлось ощутить страшное дыхание войны. Субботним утром, когда многие люди выбрались прогуляться, пошли на рынок за покупками, мой родной микрорайон «Восточный» был обстрелян из тяжелой российской артиллерии.

Самый ужасающий дым — это дым багряного пламени, которым горит твое родное. На дорогах были обломки снарядов, некоторые дома разрушены и сожжены. Почти все было посечено осколками. Это была настоящая разруха, которая воцарилась не только вокруг людей, но и в них самих. Чьи-то жизни оказались сломаны навсегда.

Моя мама в ту субботу могла находиться в магазине, который от взрыва был разнесен вдребезги! Наверное, я всю жизнь буду благодарить судьбу за то, что мама так и не пошла туда в тот день, решив остаться дома.

Иногда думаю: хорошо, что я пережила все это в свои одиннадцать лет, а не в пятнадцать, сколько мне сейчас. Тогда я еще многого не понимала, только знала, чувствовала, что страшно это все, нехорошо, так не должно происходить, люди не должны гибнуть просто так. Но если бы я ощутила это на себе сейчас, я бы не пережила такого безумия. Как может происходить такое на Земле?..

А время идет. Вот уже прошло почти четыре года. Сейчас я в десятом классе. И да, каждый день хожу в школу, делаю уроки, общаюсь с друзьями. Живу все в том же «самом обыкновенном» частном секторе. Мой «Восточный» оправился после того дня. Хотя даже спустя месяцы и годы не все люди здесь живут, как прежде. Остался резкий отпечаток. Это след от пережитого ужаса, оставленный в тот роковой январский день.

МАРИУПОЛЬ ПОСЛЕ ОБСТРЕЛА «ГРАДАМИ» / ФОТО НИКОЛАЯ ТИМЧЕНКО / «День»

ИЗ РОДНОГО ДОМА НАС ВЫГНАЛА ВОЙНА...

Катя КОВАЛЬЧУК, 15 лет.

Помню шок моих родителей, который вызвали события на майдане Независимости 18 февраля 2014 года. «Беркут» и милиция полностью оцепили правительственный квартал в Киеве, они избивали, убивали совершенно беззащитных людей. Эта новость разлетелась по всему миру.

В то время наша семья жила в Горловке. Мы надеялись, что до нас это все не дойдет, ведь Горловка — маленький город. Но нет, спустя месяц мы услышали первые взрывы снарядов. Мы слышали по ночам грохот войны, но мама успокаивала нас с братом и говорила, что это просто гром.

С каждым днем становилось все страшнее. По городу ездили танки, над городом летали вертолеты. В дневное время мы не слышали звуки снарядов, но когда наступала ночь, каждый грохот нам казался последней минутой жизни. Так получалось, что мы с братом часто оставались дома одни, поскольку родители работали в ночное время. Мы постоянно боялись отпускать их на работу: они работали недалеко от тех мест, где очень сильно гремело. Каждая ночь для нас была настоящим испытанием.

Некоторое время выстрелы было не слышно. Мы подумали, что все закончилось. Но от этой тишины становилось еще страшнее: пугала неизвестность того, что может произойти завтра. В то время по телевизору стали постоянно показывать трагически погибших людей, на каждом канале был значок в виде горящей свечи. Я у мамы спросила: «Что это?»  Мама объяснила. После этого я перестала смотреть телевизор, мне было очень страшно смотреть на эту свечу, я боялась, что в скором времени мы все умрем.

Как-то мы выехали в город по делам. Как обычно, днем было тихо. Тогда на улицах людей было не очень много, мы гуляли возле одной церкви, которая была недавно построена. И вдруг папа дрожащим голосом сказал: «Садитесь в машину и поехали!» Как только мы проехали метров тридцать, начали бомбить. Мы ехали в машине, от ужаса, что в нас попадет снаряд, мы с братом начали по-настоящему просить Бога, чтобы мы успели вернуться домой. Если бы не папа, нас бы уже не было... На следующий день мы выехали из города. На одной улице мы с братом увидели на асфальте лужу крови. Мама папе тихо прошептала: «Слава Богу, хоть трупы убрали».

Мы, как и большинство наших горожан, выехали в Старую Ялту. Целую неделю боялись, что сейчас будут стрелять, но было тихо, все прошло, появилось ощущение безопасности. Возле моря мы прожили полтора месяца, потом переехали в Мариуполь. Нам было тяжело найти жилье, так как денег у нас было немного. Где-то неделю мы жили у знакомых, после этого сняли квартиру. Спустя несколько дней родители сообщили нам, что поедут домой в Горловку, чтобы забрать вещи. Они сказали, что их не будет три дня. Мама говорила так, будто прощалась с нами, нам с братом было страшно оставаться одним. Мы успокаивали себя: всего три дня, это немного... Но через три дня мама позвонила и сказала, что они задержатся. У меня навернулись слезы на глаза. Почти целую неделю мы с братом были полностью одни в чужом городе. Каждую ночь мы плакали. Мы думали, что по ночам наши соседи сверху громко ходят — на самом деле, это были звуки выстрелов, ведь Мариуполь находился очень близко от линии фронта. Позже выяснилось, что родители задержались потому, что из-за военных действий были перекрыты все блокпосты. Наверное, это была самая ужасная неделя в моей жизни!

...Было тяжело покидать город, в котором прожили долгое время, тяжело смириться с мыслью, что больше не вернешься в него и, возможно, никогда уже не увидишь знакомые лица. Мариуполь по сравнению с Горловкой красивее, масштабнее, светлее. Но мне так не хватает добрых друзей, бабушек, дорогих сердцу родственников. Очень трудно принять новую реальность, потому что мы не по доброй воле бросили свой дом, нас вынудила война. И сейчас я больше всего мечтаю о мирной жизни в Украине, о взаимопонимании и доброжелательности людей.

Я. ВОЙНА. МОЯ СЕМЬЯ.

Никита ЯРЕМЕНКО, 16 лет.

Я долго раздумывал, стоит ли писать этот материал. Шестнадцатилетнему школьнику невозможно представить себе все ужасы войны, даже если он живет там постоянно. По правде говоря, все могло быть гораздо хуже.

Май 2014-го

Тогда кремлевская зараза докатилась и до Мариуполя. Многие люди, не обладая высоким материальным и духовным состоянием, вышли на «референдум». Назвать его так без кавычек не получается — слишком уж смешным и одновременно страшным выглядело это представление. Моя бабушка была там и поддержала это. Но я ее уважаю! Почему? Она очень раскаялась в этом позже, сделала то, что до сих пор не могут сделать миллионы. Пик пришелся на 9 мая: сотня отморозков сожгла здание мариупольского горсовета дотла. Именно тогда поняли, что это не закончится мирно.

Июнь 2014-го

Утро. На улицу выезжают две машины и останавливаются у забора изрешеченного пулями дома. Люди в балаклавах заходят во двор, и завязывается бойня. Кто-то кинул шашку — и двор растворился, только дым и крики. Нет, это не новый шутер, а штурм здания с боевиками батальоном «Азов». 14 июня — один из самых счастливых дней в моей жизни (прямо как Новый Год или Пасха), когда осознаешь, что в твой город вернулась цивилизация. К сожалению, это была и трагическая дата — к полудню на мосту подбили колонну пограничников. Вдвойне ужасно то, что это случилось на моих глазах (я сидел на крыше в 200 метрах от моста, не подозревая, что каждая сторона может меня принять за корректировщика и застрелить). В тот день я окончательно уяснил кто плохой, а кто хороший.

Август 2014-го

Мой отец первым почувствовал неминуемую угрозу от братского соседа. Сейчас мы в лицо знакомы со многими защитниками Мариуполя, но тогда он просто отправился на «Восточный» рыть окопы. Потом я поехал вместе с ним. Его попросили посмотреть военный грузовик, потом отремонтировать бензопилу, генераторы, и понеслось. Как-то я спросил: зачем мы это делаем? Он сказал: эти люди ничего нам не должны, город — наш, и защищать его должны мы.

В январе 2015-го произошло то, что не могло случиться в самых страшных ожиданиях — обстрел «Восточного». Знаете ли, как бы черство это не звучало, но читать об обстреле в новостях и чувствовать, что от взрывов твой дом ходит ходуном, а следующий снаряд летит в твою сторону — это совсем разные вещи.

Что поменялось? Поездки в поля с отцом для меня стали обычным делом. Я эгоист и мне нравиться думать, что хоть моя помощь в сопротивлении ничтожна, мала — она есть, а значит, пока что я все делаю правильно. Я нашел много единомышленников, с которыми можно свободно поговорить, не боясь зацепить «неудобную тему». И за это я благодарен войне — ты поневоле учишься отбрасывать неважные вещи и ненужных людей на второй план, и формируешься как личность гораздо раньше. Война — это ужас, но покорение — вот БОЛЬШИЙ ужас...