Из истории магнатского «козакування»

Раннемодерная историография Украины до сих пор полностью не прочитана. И ситуация, когда удается столкнуться с весьма значительными достопримечательностями — с большим информационным потенциалом и «революционного», по крайней мере для специалистов, содержания, до сих пор не такая уж редкость. Думаю, именно с этим мы имеем дело в случае с анонимным полоноязычным стихотворным описанием частного похода кн. C.-К. Корецкого в надбугские Дикие поля в августе-октябре 1644 г. — «Погоня Охотної виправи до обозу [=табору коронного війська] та до Диких піль ясновельможного князя Самійла-Кароля на Корцу Корецького і т. д., і т. п.» (Без места печати, 1645). Поскольку единственный известный экземпляр сохранялся во Львове и здесь же в 1645 г. католический теолог Марек Корона издал труд с посвящением кн. С.-К. Корецкому, подозреваю, что печатала книжку львовская типография (хотя, наверно, и не иезуитская, как в случае с М. Короной, потому что совпадений в декоре этих книг нет).

Все помнят слова М. Грушевского о «козакованні» как «пограничном украинском спорте» местных магнатов. Но текстов, которые описывают такие магнатские тренировки, совсем немного. Обычно ссылаются на подольские деяния 1540-х гг. барского старосты Бернарда Претвича (написана самим героем «Апология» в 1550 г.) и на поход от Жовнина за Кодак осенью 1647 г. кн. Яремы Вишневецкого, записанный Богумилом-Казимиром Маскевичем (Машкевичем). Другие, по большей части панегирические тексты, в этом плане еще более фрагментарные. Таким образом, введение в научное обращение текста где магнатские тренинги в Диких Полях — это единственный и целостный сюжет, представляющий значительный интерес. Кроме того, своеобразная уникальность этого произведения в том, что отсутствие традиционного для такого военного репортажа «живописного» боевого столкновения заставило автора уделить большее внимание производной будничности «казакующего» частного войска.

О герое произведения — князе Самуиле-Кароле Корецком (1621 — 1651) со времен, которые предшествуют описанным событиям, известно следующее. Он был сыном князя Яна-Кароля Корецкого и Анны из Потоцких. Дядей его был выдающийся воин Самуил Корецкий (1586 — 1622), который принял смерть как и легендарный Байда-Вишневецкий, — был казнен турками в Стамбуле. Мать Самуила-Кароля умерла рано, отец — когда сыну было 12. Как единственный потомок имени и богатых имений князей Корецких, юноша получил хорошее образование — учился в Граце (столица славянской Штирии в Австрии) в 1634 г. и в итальянской Падуи в 1641 г. По примеру отца, содержал значительные частные военные подразделения. 30 января 1644 г. его полк (400 коней) принял участие в битве под Охматовым. Правда, самого молодого князя тогда на месте не было, но он явно был заинтересован обрести и личную военную славу.

Следовательно, обратимся к тексту произведения. Структурно оно состоит из коротенького обращения к Читателю и шести частей, колоритно названных «цугами», по аналогии с цепочкой друг за другом запряженными в упряжку лошадьми. Вероятно, здесь также есть намек на запряженные цугами телеги, в которых движется войско на марше (в Погоне). Акцентированное слово «Погоня» в названии произведения и постоянные аллюзии на него в тексте вообще не случайность — потому что, кроме буквального смысла в преследовании неприятеля, это еще и герб князей Корецких — рыцарь-всадник с мечом на галопирующем коне (такой же, как у всех Гедиминовичей).

Обращение «К Читателю» в целом посвящено произнесению девиза-motto целого произведения. Это — прославление («большая похвала») добровольной жертвенности («охотных услуг») ради блага государства-общества. Заметим, что поэтически запев «К Читателю» выделен автором по-особому — здесь 8 строк (4 двустишия), потому что дальше встречаем лишь 6-строчный (тройное двустишие) «размер» прономерованных кирпичиков, из которых собираются части-цуги.

Первая такая часть имеет 11 упомянутых кирпичиков. Они представляют нам героя, которому приходит известие о намерениях врага напасть на его Отчизну и который добровольно отправляется на оборону родного края.

Начинает автор стандартно — из конструкции гармонического крайобраза с античным антуражем: под небом, где господствуют Юпитер «блискавкоокий» и Феб «позолоченный», люди собирают урожай и поют молитвы в церкви. Здесь и наш герой — Самуил-Кароль, княжит на Корцу — еще молоденький, но, по рассказу, идет он путями мудрецов. Князь живет в «высоком дворце» над Вислой, по которой текут большие богатства,      — в Яновцы.

Сюда и «летить прудко» весть с двух сторон — «из Варшавских дворцов» (от королевского двора) и «из Бара» (от коронного гетмана) с новостью, что татары — «Певна Орда свавільних Поганців» — «готові вторгнутись у власне Польські волості», не считаясь с деятельной обороной поляков. Здесь автор не теряет шанс сделать комплемент королю Владиславу ІV, который «чуйно стереже кордонів», и его «гетманам», которые и набирают — «затягають» войско. Вот и С.-К. Корецкого письмами пригласили, чтобы прибыл со своими вояками в лагерь коронных войск.

Эти «новини Марсові» пришлись как раз на день рождения князя (середина августа). Тот не медлил — «на Війну в момент був готовий, сам собі і своїм чин Марсовий зладив». Сразу написал «универсалы» на «свои нивы», потому что, как пишет автор, «княжа Вітчизні служити не лінивий».

Такое поведение, по мнению рассказчика, достойно и славных предков С.-К. Корецкого. Автор «Погони» достаточно стереотипно вспоминает Ольгерда, знаменитого великого князя литовского, от которого традиционно шел род Корецких (в частности, и в эпитафии в 1622 г. над телом Самуила Корецкого в Корце).

А дальше имеем дело с определенной генеалогической загадкой.

Первым предком Корецких назван исторически до сих пор неидентифицированный Иван Федорович, сын Дмитрия Бутавы, который в 1250 г. (!) за военные заслуги получил представление (на Торговицу) от короля Августа. Относительно Дмитрия Бутавы — это мифическое лицо. Хронист считал князя по имени Бутава (основателя рода Корецких) сыном Ольгерда (в действительности это сын Кейстута и никакого отношения к Корецким он не имел). «Хроника Быховца», а за ней и М. Стрийковский отождествили Бутаву с сыном Ольгерда Дмитрием-старшим, бывшим князем брянским. Так появился генеалогический персонаж — Дмитрий Бутава, с которым и связали Корецких. Среди последних известен лишь один Федор — князь Федор Иванович Корецкий (1522). Его сыном был Богуш Федорович Корецкий (1510 — 1576). Если допустить, что у него был неизвестный из источников брат Иван, то появление короля «Августа» — Сигизмунда-Августа (1548 — 1572) становится достаточно логичным. Тогда, вероятно, мы имеем дело с ошибкой автора «Погони» в датировании королевского представления (подтверждения) на Торговицу      — должен был бы быть 1550-й, а не 1250 год.

Далее идет речь о герое из дома Корецких — не раз уже здесь упомянутом Самуиле, известном по антитурецкой борьбе и авантюрам в Молдове. По мнению автора «Погони», его «всяк знал», и никто не постесняется вспомнить этого вояку, который «часто бив гордовитих бусурманів». О нем вспоминается в каждой польской песне-«Думе» — как рано он закончил жизнь в известной стамбульской тюрьме — Семибашенном замке («Черной башне»).

Нынешний княжич Корецкий   — тезка того славного Самуила — готов, по преданию, и в борьбе с татарами и турками уподобиться славному родственнику. Автор «Погони» делает панегирический вывод — «на вояків Польща не убога, але одним лише Корецьким на Поган сувора». Потому что князь подобен тигру, который защищает маленьких тигрят. Следовательно, на весть о том, что «Ординські до нас збираються рої», чтобы «хапати, забивати, чесних поляків синів», он «біжить з Яновця запалений охотою, не дбаючи на перешкоди домашніх труднощів».

Вторая часть (16 нумерованных стихотворений) открывается с описания осмотра княжеского войска, который состоялся под Корцем («на Корецкой волости») 28 августа 1644 г. Здесь «в полях», «широкий и густой», стал полк С.-К. Корецкого, который насчитывал свыше 1200 воинов («мужчин [готовых] к бою»). С учетом обслуги-челяди — это был вообще несколькотысячный корпус.

День для парадного смотра выдался очень солнечный. Так, в лучах солнца — перед князем — в полных боевых доспехах и под развивающимися флагами-хоругвями выстроились («стояли» и «писалися») конные и пешие роты.

Самыми первыми выступали («ставили свої почти») «Ординати», то есть шляхетские отряды из ординации Острожских (владений угасшего по мужской линии рода князей Острожских) — их, видимо, под руку князя передал на время похода полноправный наместник-ординат (на тот момент кн. Владислав-Доминик Заславский). Как пишет автор «Погони», все воины подразделения были в «мисюрках» (легких шлемах), «панцирях» и «зі стрільбою» (огнестрельным оружием). Ординаты имели собственный флаг — «знак» красного цвета. Нес его хорунжий Папроцкий, «чоловік здавна військовий». Командиром-«полковником» вояков-ординатов был Ян Шошинский (Szoszynski), за ним ехал и заместитель-«поручник» — достойный Калинский. Завершает описание подразделения коллективный портрет идеальных воинов — ни один из них не знает преград; все равны в мужестве и деятельности; они вышколены, проходят строем «как подобает»; готовы служить для славы Господней; если нужно — умереть готовы; в конечном итоге, поддерживают («зичливі») своего вождя-полководца.

Вторыми идут уже рыцари самого князя — его хоругвь «надвірної челяді». Хорунжим здесь Пшевоский (Przewoski), за ротмистра Фаренсбах, а поручителем — Лубковский, «той, що заледве не у Війську вихований». Воинов подразделения охарактеризовали как «молодь цілком гречну» и «добірно убрану». Вероятно, это означает хоругвь, тяжелую конницу экипированную по-гусарски.

После Фаренсбаховой идет хоругвь, которую давно называли «козацьким почтом», — следовательно, легкокінна. В настоящее время она уже не просто численная магнатская свита, а полноценная хоругвь, ровная с другими. У нее флаг-хоругвь красного цвета с белым крестом. При ротмистре здесь Гарниш (Garnysz) «старый», «який ж бо у Дикі поля часто ходив».

Дальше выступает многочисленная пехота («в огромній поставі»). Отдел отборной венгерской пехоты — свыше 150 воинов — возглавлял ротмистр Ростек (Rostek). При этом подразделении была артиллерия — «Армата досить порядна» (6 бронзовых пушек).

За ними шли — в «складних шерегах» — три отдела «вогнистих» драгунов со своими «капітанами» і «охочими офіцерами» — в целом 400 солдат. Они составляли отдельный полк, который уже не боялся татар, потому что дрался с ними еще в январе 1644 г. под Охматовым. Первый отдел (100 воинов) здесь возглавлял капитан Ян Шкот (то есть шотландец), «жовнір добре справний». Второй (200 воинов) — капитан Крилинский, «у війську досвічений». Третий (100 воинов) — Левасский (Левальский), «то капітан давній». Драгуны здесь показательно хорошо стреляли залпами (салютовали) из своего огнестрельного оружия.

Начало. Окончание читайте в следующем выпуске страницы «История и «Я»