Шевченко против Системы-2

Окончание. Начало читайте «День» № 198-199

Прежде всего обратимся к материалам шевченковского следственного дела 1847 г. Нельзя обойти вниманием вот какой весьма примечательный факт: Третий отдел (или же Третье отделение) собственной его Императорского Величества Канцелярии (читай: тайная политическая полиция) почти немедленно после ареста Поэта 5 апреля 1847 года подало в «высочайшие инстанции» «пересказ», а точнее прозаический — и достаточно точный — перевод на русский язык таких произведений, как «Сон», «Катерина», «Перебендя», «Гайдамаки», «Тополя», «До Основ’яненка», «Тарасова ніч», «Іван Підкова» «І мертвим, і живим...» и ряд других. Несомненно, руководство ІІІ отделения и корпуса жандармов (граф Алексей Орлов, Леонтий Дубельт) очень внимательно просмотрели эти переводы и сделали соответствующие выводы (а это были люди по-своему очень умные; они прекрасно поняли суть творчества Шевченко, потому и наказали его несопоставимо более жестоко, чем Кулиша и Костомарова). Есть основания думать, что и царь Николай І тоже внимательно просмотрел эти «переводы».

Какими же были выводы? Абсолютно подходящими — с точки зрения интересов империи; и последующий ход истории Украины это лишь подтвердил. Вот подготовленная на основе настоящих документов четырьмя годами позже (в 1851-ом) тем же Третьим отделением «Справка о рядовом Шевченко»: «Стихотворения Шевченко были еще более вредительскими, потому что он среди друзей своих обрел славу известного писателя и в Малороссии, где многие увлекались его произведениями, могла распространиться мысль о мнимом блаженстве прежних времен и о возможности Украины существовать в виде отдельного государства». Вот где, как говорят немцы, «собака зарыта»! Вот за что Шевченко был подвергнут 10-летнему беспощадному «солдатству» (и все же: «Караюсь, мучуся... але не каюсь!..»).

Еще очень важный документ следствия над Поэтом — это «Протокол допроса» Шевченко в «Третьем отделении собственного его императорского величества канцелярии «от 21 апреля 1847 года. Необходимо, чтобы в полной мере понять смысл вопросов инквизиторов и ответов Поэта, иметь в виду вот что. Шевченко прекрасно осознавал, что он — один на один с тайной полицией действительно всесильного Николая І, что надеяться на любую помощь извне не придется, что лишь «чистосердечное раскаяние» поможет избежать самого жестокого наказания (тем более что в отличие от дворян Кулиша и Костомарова его социальное происхождение было абсолютно другим, и власть об этом прекрасно знала...). Кстати, одно из наиболее сильных произведений из цикла «В каземате» — это шевченковское обращение «К Костомарову», где поэт, увидев, как его друга Николая Ивановича посещает мать, «чорніше чорної землі»; «неначе з хреста знята» — искренне благодарит Бога за то, что он, Шевченко, в ином положении: «ні з ким не розділю мою тюрму, Мої кайдани». Шевченко за все отвечает сам — только сам...

И вот, помня обо всем этом, читаем документы уже упомянутого допроса. Вопрос: «Какими случаями доведены вы были до такой наглости, что писали самые дерзкие стихи против Государя Императора и до такой неблагодарности, что сверх великости священной особы монарха забыли в нем и августейшем семействе его лично Ваших благотворителей, столь нежно (слово же которое! — И.С.) поступивших при выкупе Вас из крепостного состояния» (короче говоря: «неблагодарность» Шевченко — любимый миф клеветников и фальсификаторов уже на протяжении 170 лет. — И.С.).

Ответ поэта: «Будучи еще в Петербурге, я слышал везде дерзости и порицания на Государя и правительство. Возвратясь в Малороссию, я услышал еще более и хуже между молодыми и между степенными людьми; я увидел нищету и ужасное угнетение крестьян помещиками, посессорами и экономами шляхтичами, и все это делалось и делается именем государя и правительства». Шевченко, очевидно, прекрасно понимал, что, заявляя это, он сам определил свой приговор. И даже якобы внешне «покаянное» завершение ответа: «Я всему этому поверил, и забыв совесть и страх божий, дерзнул писать  наглости против моего высочайшего благодетеля, чем довершил свое безумие» — не изменило сути.

Один из «кирилло-мефодиевцев», Георгий Андрузский, на очной ставке с Поэтом 15 мая 1847 года, сказал буквально следующее: «Шевченко был неумеренным представителем малороссийской партии в Славянском ( Кирилло-Мефодиевском — И.С.) обществе, которая имела целью восстановить Гетманщину, если возможно, отдельно, а если нельзя, то в Славянщине (Конфедерации Свободных Славянских Государств — И.С.); впоследствии меньше нападал на ляхов и был не прочь от Славянщины; он всех монархистов называл подлецами; побуждал к большей деятельности славянское общество; предположение славянистов издавать журнал на славянских или, по крайний мере, на русском и малороссийском языках, с отъездами Шевченко из Киева приостанавливалось, с возвращением его оживлялось; Шевченко из малороссийских гетманов превозносил Мазепу (стоит обратить внимание на эту информацию — И.С.) и на вечерах у Костомарова читал пасквильные стихи». Ответ Тараса Григорьевича: «Шевченко, сознаваясь в сочинении им дерзких и возмутительных стихах, во всем прочем совершенно отверг показания Андрузского» — является полностью понятным.

И, как итог следствия, доклад относительно Шевченко главного начальника Третьего отделения графа Алексея Орлова, адресованный царю Николаю І, о признании Поэта: «Художник С.-Петербургской академии художеств Тарас Шевченко, вместо того чтобы вечно питать благоговейные чувства к лицам августейшей фамилии, удостоившем его выкупить из крепостного состояния, сочинял стихи на малороссийском языке самого возмутительного содержания. В них он то выражал плач о мнимом (да, мнимом! — И.С.) порабощении и бедствиях Украйны, то возглашал о славе гетманского правления и прежней вольнице казачества, то с невероятной дерзостью изливал клеветы и желчь на особ императорского дома, забывая в них личных своих благодетелей. Сверх того, что все запрещенное увлекает молодость и людей со слабым характером, Шевченко приобрел между друзьями своими славу знаменитого малороссийского писателя, и потому стихи его вдвойне вредны и опасны. С любимыми стихами в Малороссии могли посеяться и впоследствии укорениться мысли о мнимом блаженстве времен Гетманщины, о счастии возвратить эти времена и о возможности Украйне существовать в виде отдельного государства». И дальше, как итог следствия: «По возмутительному духу и дерзости, выходящей из всяких пределов, он (Шевченко — И.С.) должен быть признаваем одним из важных преступников. По высочайше утвержденному решению (ни о каком суде и речи нет! — И.С.) постановлено: Шевченко определить рядовым в Отдельный Оренбургский корпус с правом выслуги, под строжайший надзор, с запрещением писать и рисовать, и, чтобы от него ни под каким видом не могло выходить возмутительных и пасквильных сочинений». Так была решена судьба Поэта, и каждый, кто прочитает книгу «Слідчо-наглядові справи Тараса Шевченко», узнает о множестве документов, которые проливают свет на эту расправу.

Следствие над Шевченко — это отдельный, огромный корпус архивных материалов, которые включены в книгу. Но достаточно обширный сегмент издания, о котором мы рассказываем, составляют также документы, связанные с надзором за Шевченко в период после его освобождения, — и буквально до последних месяцев и недель его жизни. Здесь и архивные материалы, которые касаются последнего посещения Поэтом Украины (лето—осень 1859 г.), и слежки за ним, и печально известное «дело о богохульстве» Шевченко. Здесь и немало других интереснейших материалов.

Да, мы читаем, что на Тараса Шевченко после смерти Николая І (февраль в 1855 г.) амнистия политическим узникам не распространялась, и только 1 мая 1857 г., благодаря ходатайству друзей, путем обращения самого Поэта к вице-президенту Академии искусств графу Федору Толстому и к другим влиятельным лицам — было выдано официальное разрешение на его освобождение. Но это освобождение Шевченко вовсе не означало, что за ним прекратился надзор. Наоборот! Когда поэт прибыл в Москву (начало 1858 года), канцелярия московского военного генерал-губернатора завела на него «наблюдательное дело» — чиновники изо всех сил стремились, чтобы Шевченко вовремя получил запрет на обитание в «первой столице» и Московской губернии. Но в судьбе Шевченко приняла участие президент Академии искусств, великая княгиня Мария Николаевна, которая через то же самое Третье отделение добилась разрешения, чтобы Шевченко имел возможность из Москвы переехать в Петербург и проживать там, совершенствовать мастерство живописи и посещать классы Академии. Но условием и следствием разрешения было то, что строгий полицейский надзор просто переносился в стены самой Академии, руководство которой обязывалось пристально следить, чтобы Шевченко не обернул свой талант «на зло».

***

Шевченко неисчерпаем, и каждый раз, когда углубляешься мыслями в его жизнь и творчество — появляются новые и новые вопросы. Вот, например: Поэт еще в 1847 году, как об этом справедливо писало Третье отделение в своих документах, пришел к выводу о возможности существования Украины как независимого государства — а между тем руководители Центральной Рады и через 70 лет растили идею «федеральных связей» с Россией. Это — о роли личности в истории... Следовательно, эта книга дает огромную пищу для размышлений, за что должны быть искренне и глубоко благодарны авторскому коллективу.