Сознание. Тоталитаризм. Культура

Что скажет «среднестатистическому» украинцу имя Теодора Людвига Визенгрунда Адорно (11.09.1903—06.08.1969)? Очень мало или почти ничего. Да, конечно, профессионалы-специалисты (историки,  культурологи, социологи, исследователи искусства) быстро дадут ответ: речь идет об одном из глубочайших философов ХХ века, исследователе «ловушек» и «пропастей» тоталитарного общества и его сознания (и  не только тоталитарного, но и в то же время знатока кризиса культуры демократических стран Запада середины и конца прошлого века),  социолога, музыковеда, композитора; всемирно известны его труды (на немецком и английском языках) «Диалектика просветительства»  (1947), «Авторитарная личность» (1950), «Эстетическая теория» (1970), статья «О          проработке прошлого» (1954). Почти во всех западных интеллигентных кругах широко цитируют его высказывание: «Писать стихотворения после Освенцима невозможно, это варварство». Во Франкфурте (ФРГ) в помещении Института социальных исследований, каким Адорно руководил в 1950—1960-х годах, ему установлен памятник.

Но что это значит для обычного украинца? Точно так же, как что значат  для него детали биографии этого философа (родился  во Франкфурте; был единственным сыном  зажиточного виноторговца Оскара Визенгрунда, еврея по происхождению, и певицы, итальянки Марии Барбары Адорно, женщины с очень противоречивой и бурной биографией;  изучал философию и музыкальную эстетику во Франкфуртском  университете; до 1933 года преподавал там, но  после  изгнания всех «неарийцев» из немецких  вузов эмигрировал — сначала в Швейцарию, потом в Британию, наконец в США, где жил с 1939  по  1950 годы и написал  несколько фундаментальных трудов; потом вернулся в Германию;  в Освенциме никогда не находился, что, впрочем,  не помешало ему опубликовать  знаменитое, упомянутое высшее высказывание; умер  в 1969 году в  Швейцарии, где лечился после конфликта с «левыми» студентами, от инсульта).

Отметим, что биография Адорно доступна для ознакомления, поэтому мы сосредоточимся не на внешней канве жизни этого ученого, а на его идеях (он сам о себе говорил: «Я человек кабинетный, книжный, но, возможно, именно поэтому иногда мне открываются истины, недоступные для многих других». Прибавим, что всю жизнь наш философ был сравнительно неплохо обеспечен финансово.). Поэтому, интеллектуальное наследие франкфуртского профессора — вот что имеет значение.

Начнем с того, что изложив в полном объеме, без сокращений, мнение Адорно об Освенциме, поэзии и культуре. Вот оно: «Неверное,  неправильно, что после Освенцима поэзия невозможна.  Лучше было бы задать себе менее «культурный» вопрос о том, можно ли жить дальше после Освенцима, можно ли действительно позволить это тем, кто случайно избежал смерти, но по  справедливости должен был бы стать одним из тех, убитых. В жизни такого человека главное место занимает холод и безразличие      — главные принципы буржуазной субъективности, иначе Освенцим не был бы возможен, и в этом есть очевидная вина тех, кого помиловали. Чувствуя себя виновным из-за того, что произошло, этот человек проникается фантазии о том, что он не живет, а погиб в газовой камере в 1944 году, и что именно его существование является химерой, эманацией безумного желания человека, который был убит двадцать лет назад.  Интеллектуалы и художники нередко чувствуют, что они не принимают участия в бытии, не являются равноправными партнерами,  а остаются зрителями» (из труда «Негативная диалектика», 1966 г.).

Согласитесь, эту мысль вполне можно отбросить, здесь есть о чем поспорить, однако и материалов для размышлений над трагедией ХХ (а  уже и ХХІ  тоже!) здесь  достаточно. Сам философ объяснял, что он  постоянно думает об Освенциме, поскольку упорно исследует процессы деградации сознания и культуры (отмирание рефлексии, замена ее архаичными, первобытными «инстинктами», стереотипными реакциями и мыслительными «клише», присущими толпе, а не личности), без которых (процессов) тоталитаризм был бы невозможен (и сталинского типа тоталитаризм, возможно, прежде всего — прибавим от себя!). «Рационализм                — первый страж демократии» — говорил Адорно. Потому что, по его мнению, «тот,  кто учит, что руководить всем должен не ум, а любовь, открывает путь  тому, кто убежден, что господствовать должна  ненависть!». Более того: «страх и  цивилизация  нераздельны, и именно это представляет собой главную опасность для будущего нашей западной  цивилизации».

Немало горьких страниц посвятил Адорно исследованию исключительно важной, по его мнению, проблемы: что происходит с культурой ведущих демократических стран Запада и какими могут  быть  последствия таких  процессов (и ближайшие,  и отдаленные)? Мягко говоря, философ был очень далек от иллюзий и восхищения. Он указывал, что в США и Западной Европе очень стремительно утверждается массовая «индустрия культуры» (Адорно критиковал термин «массовая культура»,  подчеркивая, что реальная, настоящая культура масс — совсем иная и ничего  общего с  упомянутой «индустрией» не имеет). Этой «индустрии культуры», по мнению ученого, глубоко, органично присуща «стандартизация человеческих взаимоотношений» в управляемом, а к тому же и монополистическом обществе. Последствиями этого, по убеждению немецко-американского философа, является «потеря   человеком индивидуального сознания и индивидуальных ценностных  установок»  («люди знают, чего именно они хотят, потому что они знают, чего именно хотят другие люди»), победа «всеобщего», победа «системы». Спутником же « культурной  индустрии» становится  схематизация «культуры»      — как в  вестернах.

Теодор Адорно был не только проницательным философом, но и глубоким историком. Вот что он писал  в известной статье «Что значит проработка прошлого»: «В том употреблении словосочетания «проработать прошлое», о котором идет речь, под «проработкой» вовсе не имеется в виду, что прошлое перерабатывается серьезно и его  чары рассеиваются под действием ясного сознания. Напротив, под прошлым стремятся «подвести черту» и, при возможности, стереть его  из памяти. Жест необходимости «все забыть и все простить», на который имеют право лишь те, кто подвергся несправедливости, практикуется сторонниками тех, кто виноват в этой несправедливости! То, что тенденция бессознательного, а также не такой уж и бессознательной защиты от чувства вины так бессмысленно сочетается с идеей «проробки прошлого» — является  достаточным основанием для размышлений на тему, которая  до сих пор вселят такой ужас, что ее  даже не осмеливаются  назвать собственным именем».

И дальше Адорно подчеркивает: «От прошлого хотят избавиться; это  справедливо, потому что в его тени жить невозможно и потому что, когда за вину и насилие всегда расплачиваться  виной и насилием — то  чувству страха не будет конца;  и это несправедливо, потому что прошлое, от которого хотят убежать, еще живо. Национал-социализм (украинцы, читайте: имперский сталинизм и путинизм! — И.С.) не мертвы, ведь готовность совершать невероятное зло скрыто еще  живет в людях, равно как и в порядке, который их окружает». И важное уточнение автора: «Я рассматриваю вторую жизнь национал-социализма внутри демократии (! — И.С.) как потенциально более угрожающее, чем направленные непосредственно против демократии фашистские тенденции (это написано более 60 лет назад. Наблюдая процессы внутри «Объединенной Европы», поневоле задумываешься: как бы Адорно не оказался пророком! А как украинцам следует понимать категорию «национал-социализм», мы, кажется,  уже уточнили).

* * *

Поэтому, возможно, читатель согласится: этот немецкий философ все же не был «кабинетным ученым». Другое дело, что он не раз повторял: человеку (в наше время особенно) не следует бояться побыть наедине с собой, это просто необходимо! А мировоззренческая,  личностная установка ученого была следующей: «В первую очередь следует остерегаться поисков правителей и «ждать  чего-то» от них.  Знание возможных выгод является смертельным врагом всех человеческих отношений; именно человеческие взаимоотношения могут породить солидарность и верность, но в любом случае не мысли о практических целях».