Таинственное покушение в Варшаве

Был найден исполнитель, который согласился совершить убийство. Якобы его отобрал С. Бандера среди трех претендентов. Им стал двадцатилетний Григорий Мацейко, о котором известно, что он родился он в селе Щирцы под Львовом в неимущей семье, закончил народную школу, затем трехлетние ремесленные курсы. Работал во Львове на печатном предприятии своего дяди. С 1932 г. стал членом ОУН.

По распространенной версии Г. Мацейко согласился стать убийцей-смертником из-за того, что испытывал чувство вины. В 1931 г. случайно помог задержать боевика ОУН Ивана Мыцика, считая его обычным преступником.

Что касается «логики отбора» Г. Мацейко, то, очевидно, принималась во внимание не только его прежняя «вина», но и то, что это был малообразованный человек, который в ОУН мог использоваться разве что для «черновой работы».

Дальше события развивались, как в «крутом» детективе, — голливудские блокбастеры просто «отдыхают». Во Львове, получив от Богдана Пидгайного револьвер «Гишпан» калибра 7.65, Г. Мацейко отправляется в Варшаву. Здесь он живет под фамилией Владимира Ольшанского, получает указания от М. Лебидя.

15 июня 1934 г. он берет бомбу, изготовленную в краковской химической лаборатории Я. Карпинца, а также пистолет «Гишпан» и отправляется в «Товарищеский клуб», где ждет Б. Перацкого. Рядом прохаживаются М. Лебидь с Д. Гнаткивской, которые должны дать знак, что приехал господин министр.

Как и предполагалось, после трех появляется Б. Перацкий. Выходит из машины, идет к «Товарищескому клубу». Мимо него проходит Г. Мацейко, который хочет взорвать бомбу. Бомба не срабатывает. Тогда он выхватывает пистолет и трижды стреляет в министра. Две пули попадают в затылок.

Это происходит на глазах швейцара «Товарищеского клуба». Тот кричит: «Министр Перацкий убит!» — и выбегает на улицу. В это время Г. Мацейко спокойно идет по улице, посвистывая и держа под подмышкой сверток. «Это он!» — кричит швейцар и бежит за ним. То же самое делают некоторые люди, находящиеся в «Товарищеском клубе».

Г. Мацейко тоже убегает. У дома японского консульства беглеца пробует задержать сторож. Беглец стреляет. Испуганный сторож падает на землю. В момент выстрела Г. Мацейко теряет шляпу и сверток с бомбой. С противоположной стороны улицы это видит полицейский, он бросается за Г. Мацейко и стреляет в него, однако не попадает. В то же время беглец, выстрелив в полицейского, ранит его. Г. Мацейко пробует задержать один прохожий, но когда видит, что на него направлен револьвер, пугается и убегает.

Наконец за Г. Мацейко погнался на автомобиле шофер Б. Перацкого. Также за ним бежит еще один полицейский. Увидев это, беглец сворачивает в боковую улицу и вбегает в один из домов. Погоня окружает дом. Полиция начинает разыскивать мужчину в зеленом плаще, однако безуспешно. Беглец снимает плащ и незамеченным выходит с другой стороны дома, присоединившись к зрителям. Затем спокойно переходит на боковую улицу и скрывается из виду. Его замечают двое людей — консьержка соседнего дома и брат одного из полицейских, однако спокойное поведение Г. Мацейко не вызывает у них никаких подозрений. Полицейские, обыскав дом, находят на верхнем этаже брошенный зеленый плащ. Тогда они понимают, что произошло: мужчина, который вышел из дома без плаща, является убийцей.

Далее Г. Мацейко, оторвавшись от преследователей, покинул Варшаву. Прошел пешком около 50 километров, сел в поезд на одной небольшой станции и поехал в Люблин. Там некоторое время скрывался на квартире проводника Пшемысльской округи ОУН Якова Черного, оттуда переехал во Львов. Встречался с Евгением Качмарским и Иваном Малютой, которому отдал револьвер. Следует отметить, что впоследствии И. Малюта во время следствия по убийству Б. Перацкого сотрудничал с польской полицией. Львовским оуновцам Г. Мацейко заявил, что задание выполнил и хочет уехать за границу.

Ярослав Рак и Екатерина Зарицкая переправили его через границу в районе Ворохты в Ясиню, где передали Я. Барановскому. А оттуда переправили в Аргентину, где Г. Мацейко жил до конца своих дней, не участвуя в деятельности ОУН.

КАК НА САМОМ ДЕЛЕ УБИЛИ ГОСПОДИНА МИНИСТРА?

Даже поверхностное ознакомление с официальной версией убийства Б. Перацкого вызывает немало вопросов. Когда же начинаешь знакомиться с этим делом более обстоятельно, их становится все больше и больше.

Прежде всего, следует отметить такой момент: как только произошло это покушение, главное подозрение пало не на украинских националистов, а на польских правых радикалов, врагом которых считался убитый. Состоялись «стихийные» демонстрации, направленные против правых. О причастности оуновцев к убийству Б. Перацкого начали всерьез говорить лишь осенью 1934 г. И едва ли не главным доказательством здесь стали... еще два атентата.

Вскоре после убийства Б. Перацкого жертвами терактов стали директор Львовской украинской академической гимназии Иван Бабий и студент Яков Бачинский. Первый был известен своим сотрудничеством с польскими властями, второго считали агентом польской полиции. Оба они были убиты из того же пистолета, что и Б. Перацкий. Кстати, убийства И. Бабия и Я. Бачинского не менее загадочны, чем покушение на Б. Перацкого. Поскольку подозрение в этих убийствах пало на украинских националистов, то, соответственно, ниточка от этих убийств привела к атентату на господина министра. Также Г. Мацейко якобы сознательно оставил разные следы, которые направили следствие в сторону ОУН. Во-первых, он бросил бомбу, изготовленную в химической лаборатории Я. Карпинца; во-вторых, плащ, в котором (почему-то?!) нашлись украинские символы.

Осенью 1934 г. ОУН приняла ответственность за убийство на себя. Казалось, все ясно — тем более, что в руки польской полиции то ли летом, то ли осенью 1934 г. попал так называемый «архив Сеника», который помог арестовать и обвинить ведущих членов ОУН на западноукраинских землях.

«Архив Сеника» — еще одна тайна, не раскрытая по сей день. Официальная версия выглядит следующим образом. Документы ОУН хранились в разных государствах и в разных хранилищах. Доступ к ним имели Омелян Сеник, ответственный за сохранность архива, и Ярослав Барановский, референт связи с западноукраинскими землями. Некоторая часть архива находилась в Праге. Чешская полиция осенью 1933 г. якобы провела обыски у О. Сеника, Я. Барановского и других деятелей ОУН и изъяла у них какие-то организационные документы. Во второй раз такой обыск она провела примерно через год. Удивительно, но почему-то об этих обысках и об изъятии архива не были извещены руководители ОУН на западноукраинских землях. В конце концов, по данным провода ОУН, в Праге находились второстепенные документы.

И вот якобы этот архив чешская полиция передала польской, что выглядит очень странным. Дело в том, что в 1933—1934 гг. отношения Чехословакии и Польши были далеко не наилучшими. Польша в то время сблизилась с гитлеровской Германией, и обе имели территориальные претензии к Чехословакии. Чехословацкое руководство сознательно поддерживало деятельность враждебной к Польше ОУН, отказывалось выдавать украинских националистов полякам. В Чехии выходил орган ОУН «Розбудова Нації». Поэтому передача чехами «архива Сеника» польской полиции представляется странной.

В Польше оказалось 418 оригинальных документов и около 2500 копий. Собственно, на основе этих документов строились обвинения против украинских националистов на варшавском (1935—1936) и львовском (1936) процессах, в том числе обвинения в убийствах Б. Перацкого, И. Бабия, Я. Бачинского. Однако, как известно, «архив Сеника» недоступен до сих пор, он «исчез». А некоторая информация, которая фигурировала на варшавском и львовском процессах и которую якобы взяли из «архива», была известна чрезвычайно узкому кругу людей и не должна была документироваться.

Представляется, что ситуация была иной. Если и было изъятие чешской полицией документов ОУН, то сомнительно, что это были какие-то важные документы и что их передали полякам. Очевидно, в верхушке ОУН работал агент польской полиции, который и передал организационные документы. Вероятно, этим агентом был Я. Барановский, который имел доступ к «архиву». Известно, что его родной брат Роман работал на польскую полицию. Во время Второй мировой войны в руки украинских националистов якобы попали документы, подтверждавшие сотрудничество Я. Барановского с поляками. Да и действия этого оуновского функционера «подсказывают», что он работал на поляков. Возможно, здесь даже сработал «голос крови» — его мать была полькой.

Я. Барановский, как уже говорилось, вместе с Е. Коновальцем, Р. Ярым и С. Бандерой приняли решение о совершении атентата на Б. Перацкого. Информация от него могла быть сразу передана польской полиции — она знала о подготовке покушения на Б. Перацкого и практически отслеживала эту подготовку на всех ее этапах. Из лагеря пилсудчиков, к которым принадлежал Б. Перацкий, даже звучали обвинения в халатности полиции. Однако это не была халатность — скорее, хорошо продуманная «многоходовка». Более того, похоже на то, что полиция готовила убийство Б. Перацкого, с тем чтобы потом свалить его на оуновцев.

Очевидно, незадолго до выполнения атентата у С. Бандеры и некоторых других деятелей ОУН, причастных к подготовке этого покушения, возникли подозрения. Так, Николай Климишин передал С. Бандере информацию, что за химической лабораторией Ярослава Карпинца, где изготовлялась бомба для убийства, следит полиция. Однако эта информация до С. Бандеры не дошла: курьер Владимир Ивасик, который должен был ее передать, попал в руки полиции. По некоторым данным, С. Бандера накануне атентата на Б. Перацкого дал указание отменить его. Однако указание не дошло ни до Г. Мацейко, ни до М. Лебидя — непосредственных исполнителей покушения.

То, что такое указание могло быть, отнюдь не «благочестивая легенда». Почему-то именно за день до убийства Б. Перацкого, 14 июня 1934 г., польская полиция провела массовые аресты украинских националистов. Конечно, эти аресты не делались без санкции господина министра, и они как раз развеивают мысль, что якобы Б. Перацкий сознательно не шел на репрессии против украинских националистов для того, чтобы достигнуть взаимопонимания с украинцами. Кроме С. Бандеры, в день накануне убийства Б. Перацкого арестовали Б. Пидгайного, который отвечал за техническую подготовку атентата, Я. Карпинца, изготовившего бомбу, Н. Климишина, который, как уже отмечалось, заподозрил слежку за химической лабораторией оуновцев в Кракове. Случайными ли были эти аресты? Наверное, нет. Однако полиция не арестовала Г. Мацейко...

По поводу непосредственного убийства Б. Перацкого существует много вопросов. Почему не сработала бомба? Неужели ее просто не доделали? Почему Г. Мацейко, идя на убийство с помощью бомбы, которая должна была разорвать его и господина министра, взял с собой пистолет? Для чего он был ему нужен? Почему шофер Б. Перацкого, находившийся рядом со своим шефом, не бросился сразу ему на помощь? Как удалось Г. Мацейко избежать погони? Неужели он в совершенстве знал Варшаву? Газета УНДО «Діло» по этому поводу даже иронизировала, что оуновский убийца вел себя, как коренной варшавяк. (Кстати, описания убийцы свидетелями не указывают, что это был Г. Мацейко; даже существуют предположения, что убийц было несколько). В конце концов, почему полиция дала возможность Г. Мацейко бежать из Польши, при этом арестовав людей, которые помогали ему в бегстве? Интересно, что «ангелом-проводником» Г. Мацейко на границе стал Я. Барановский, который, как отмечалось, наверняка работал на польскую полицию. И почему Г. Мацейко оказался аж в далекой Аргентине и тихо жил там, не участвуя в деятельности ОУН? Удивительно, не так ли? Герой, убийца Б. Перацкого — и живет, словно монах-отшельник? В конце концов, почему Г. Мацейко отдает пистолет, которым был убит Б. Перацкий, И. Малюте (напомним: человеку, который потом сотрудничал с польской полицией)? И почему именно этим (!) пистолетом убивают И. Бабия и Я. Бачинского? Неужели убийцы не понимали, что к ним приведет нить от убийства Б. Перацкого? Кстати, почему-то непосредственные убийцы И. Бабия и Я. Бачинского, как и убийца Б. Перацкого, не предстали перед польским судом. Зато предстали убийцы косвенные.

Анализ приведенных фактов дает основания считать, что реальными убийцами Б. Перацкого были люди в польских силовых структурах, которые для антуража решили использовать ОУН. Они знали, что ее руководство планирует убийство этого политического деятеля. Не исключено, что сама идея убийства Б. Перацкого могла быть подброшена через их агента Я. Барановского. Полиция отслеживала подготовку атентата. Возможно, даже ею был завербован Г. Мацейко. Последнего за три месяца до убийства Б. Перацкого арестовали, но быстро отпустили. Не тогда ли произошла вербовка?

Когда С. Бандера хотел отказаться от теракта, его арестовали. Также были арестованы другие люди, которые могли бы помешать его выполнению. Поэтому покушение успешно произошло. Но вовсе не так, как планировалось. Впоследствии из пистолета, которым застрелили Б. Перацкого, убили еще двух людей — И. Бабия и Я. Бачинского. Не являются ли и эти убийства работой польской полиции?

КТО УБИЛ БРОНИСЛАВА ПЕРАЦКОГО И ДЛЯ ЧЕГО?

Возникает вопрос: кто был заинтересован в смерти нашего героя? Можно, конечно, говорить об идеологической заинтересованности ОУН в убийстве господина министра. Но реальной политической пользы оно им не давало.

Зато вполне реальную пользу от этого убийства получили политические конкуренты Б. Перацкого. В то время тяжело болел «начальник государства» Ю. Пилсудский. Как отмечалось, Б. Перацкий имел все шансы стать его преемником, а реальная власть могла бы оказаться в руках его соратников — группировки «полковников». Теперь «полковники» потеряли лидера.

Также вероятным заказчиком убийства Б. Перацкого мог быть тогдашний премьер-министр Польши Леон Козловский. Интересно поведение этого деятеля. Он приехал в «Товарищеский клуб» как раз накануне убийства Б. Перацкого, убийство происходило у него на глазах. Буквально через час после покушения Л. Козловский явился к Ю. Пилсудскому и представил ему план строительства концентрационного лагеря для изоляции тех людей, которые могли быть заказчиками покушения. Еще даже не были найдены убийцы, а уже предлагается открыть для них целый лагерь. Ю. Пилсудский соглашается. На следующий день проходит специальное заседание правительства по этому делу. Через два дня послушный президент Польши Игнаций Мосцицкий издает распоряжение, которое давало право подвергать заключению на три месяца подозреваемых без суда — лишь на основании административного решения. Местом такой «изоляции» и «содержания» стала Береза Картузская на Полесье. Этот концентрационный лагерь просуществовал до падения Второй Речи Посполитой в 1939 г.

Л. Козловский после убийства Б. Перацкого стал министром внутренних дел. Это, во-первых, предоставляло ему возможность повернуть следствие по делу об убийстве своего предшественника в нужное русло. Во-вторых, теперь в его руках сосредотачивались силовые структуры, роль которых в связи с терактом на Б. Перацкого и организацией концлагеря в Березе Картузской значительно возросла. Это позволило Л. Козловскому стать ключевой фигурой польской политики.

Манипулируя общественным мнением в истории убийства Б. Перацкого, Л. Козловский вначале сосредоточил удар на своих политических противниках из правого лагеря, в частности на эндемах, — сразу после атентата произошли даже «спонтанные» погромы правых партий.

Затем вина была переложена на украинских националистов. С этой целью «выплыл» «архив Сеника» с секретными документами, который дал возможность обвинить в этом и других атентатах именно оуновцев. Дальше были организованы два судебных процесса в Варшаве (18 ноября 1935 г. — 13 января 1936 г.) и Львове (25 мая — 26 июня 1936 г.). На них, как уже отмечалось выше, судили не непосредственных исполнителей покушений, а руководящих членов ОУН, которые имели к ним определенное отношение. В чем-то эти процессы напоминали печально известный Лейпцигский процесс 1933 г. По крайней мере, польская власть сознательно шла на то, чтобы организовать некий «спектакль», на котором можно было бы заклеймить украинских националистов. Поэтому эти процессы проходили максимально публично, с привлечением многочисленных представителей прессы.

Однако с судами польская власть просчиталась. С. Бандера и другие осужденные националисты сумели превратить их в трибуну для провозглашения своих идей. Даже противники с восхищением говорили об оуновцах.

Понимал ли С. Бандера, что убийствами Б. Перацкого, И. Бабия и Я. Бачинского его и ОУН «подставила» польская полиция? Не исключено. Тем не менее, он не стал оправдываться, а попробовал навязать свою игру в той области, в которой был силен, — в пропаганде.

Вообще убийство Б. Перацкого позволило Л. Козловскому и его группировке усилить свои позиции, маргинализовать «полковников», а также развязать массовые репрессии против откровенных политических противников (польских и украинских националистов, коммунистов).

Время подлой власти продолжалось...