Танцы призраков

Вторая мировая война, самая кровопролитная из всех известных человечеству, относится к тем колоссальным трагедиям всемирной истории, о которых всегда очень трудно (невозможно!) будет говорить и писать «беспристрастно» и «объективно». Ученые- историки тоже люди, а человеческий разум не может принять, не может вместить в себя гибель свыше 50 миллионов людей, концлагеря, параноидальные идеи расового превосходства и национальной ненависти... Но именно потому, что историки «тоже люди», их интерпретация судьбоносных событий мировой истории — и великой, страшной войны 1939 — 1945 годов, безусловно, в том числе (!) — несвободна и вряд ли когда-либо будет абсолютно свободна от политических, социальных и национальных предпочтений, а то и пристрастий (но не хотелось бы, чтобы от предвзятостей, тут уже речь идет о профессиональной добросовестности ученого).

Это, вероятно, следует прежде всего иметь в виду говоря о такой сложнейшей проблеме, как генезис Второй мировой войны, причины, способствовавшие такому всемирному безумию, как, иначе говоря, «тайна рождения» мировой войны. Кто несет ответственность за то, что силы, выступающие за мир, не смогли, к несчастью человечества, предотвратить кровавую бойню, устроенную агрессорами? Почему стала возможной величайшая трагедия в истории?

За последние годы особое внимание исследователей было приковано к позорной сделке двух диктаторов — Гитлера и Сталина, и к последствиям для судьбы Европы и мира «пакта Молотова — Риббентропа» 1939 года. Излишне говорить о том, какую зловещую роль сыграла эта сделка и последовавший за ней раздел Восточной Европы «на сферы влияния». Но история не терпит избирательного подхода, и если мы действительно хотим получить всестороннее, полное и справедливое представление о причинах той войны, мы просто не имеем права «выносить за скобки» и такое (поистине далеко идущее по своим драматическим последствиям для судьбы мира в Европе!) событие, как Мюнхенский сговор Гитлера, Муссолини, Чемберлена и Даладье, датированный 29 сентября 1938 года.

Тема политической и моральной ответственности лидеров классических западных демократий за попустительство агрессивным планам Гитлера — тема до сих пор не относящаяся к разряду «приятных» и вызывающая кое у кого объяснимое раздражение. Но говорить об этом необходимо, ибо именно в сентябре 1938 года существовала еще возможность остановить зарвавшегося нацистского фюрера, и эта возможность, к великому сожалению, была безвозвратно упущена по вине глав правительств Англии и Франции, фактически отдавших в Мюнхене Чехословакию на растерзание Гитлеру. Понимал ли это премьер Англии Невилл Чемберлен, громогласно заявивший по возвращении из Мюнхена: «Я привез мир для будущих поколений!»? События, случившиеся в Европе осенью 1938 года, в высочайшей степени поучительны для истории. Осмысление этих событий (и политико- философское, и политико-психологическое) в свете реалий 2006 года, к которым мы еще вкратце вернемся, имеет непреходящую ценность.

Хотя еще осенью 1936 года Гитлер дал секретный приказ высшим военным и штабным руководителям рейха разработать план оккупации Чехословакии, своих истинных намерений фюрер предпочитал раньше времени не раскрывать. Прикрытием агрессивных устремлений тирана стала шумная и циничная пропагандистская кампания о «преследованиях» и «притеснениях» граждан Чехословакии немецкой национальности. Выступая 12 сентября 1938 года на очередном шабаше (съезде) нацистской партии в Нюрнберге, Гитлер заявил буквально следующее: «Я не могу и не буду долго терпеть жестокое преследование немецкого меньшинства в Чехословакии — этом искусственном образовании, созданном союзниками после войны... Эти угнетенные чехами наши братья по расе и крови будут освобождены!»

Гитлер нагло лгал — и знал, что лжет! — о «преследованиях» судетских немцев. Тем не менее правая западная печать стала тиражировать эту ложь. Так, респектабельная лондонская «Таймс» призвала в те дни сделать Чехословакию «более однородным государством путем отсечения от нее окраинных районов с чуждым населением, соприкасающимся с той национальностью, с которой оно объединено расовой принадлежностью». В переводе на более внятный язык — речь шла о согласии с нацистской оккупацией той части Чехословакии (наиболее, заметим, развитой в промышленном отношении, оборонно и стратегически важной!), где большинство составляло немецкое (потом, это крайне любопытно, Геббельс уточнил: и немецкоязычное!) население. Кстати, с чего бы это праволиберальная «Таймс» заговорила тогда о «расовой» принадлежности?!

А вот мнение парижской газеты «Тан» (16 сентября 1938 года), влиятельного органа политического и финансового «истеблишмента»: «Надо ли ради спасения Чехословакии поджигать весь мир и обрекать на гибель миллионы французов?» Вопрос предельно циничный; газету вовсе не смущало, что Франция и Чехословакия еще с 1934 года были связаны политическим и военным союзом. Дорого заплатили правящие круги Запада за эту роковую эгоистическую слепоту! Читая подобное, Гитлер чувствовал, как бальзам льется на его душу, он все больше проникался уверенностью в собственной безнаказанности и всесилии.

Гитлер понял, с какими убогими и трусливыми политиками имеет дело. А вот поняли ли Чемберлен и Даладье, кто такой Гитлер? Поняли ли они, что к диктаторам тоталитарного типа (таким, как Гитлер) никак нельзя применять критерии цивилизованной политики по образцу: «Но ведь Гитлер не сумасшедший и прекрасно понимает, что...»? Но эти лидеры западной демократии видели лишь то, что хотели видеть, что им «комфортно» было видеть (не это ли является хронической болезнью и современных украинских политиков высшего уровня?), и, вследствие этого, верили Гитлеру — известны слова Чемберлена: «Я убедился, что господину Гитлеру можно доверять». И более того, позволяли себе давать президенту Чехословакии Эдуарду Бенешу (чья политика «многовекторности» и балансирования между Востоком и Западом удивительно напоминает современное украинское «ноу-хау») «дружеские советы» принять требования Гитлера.

Естественно, фюрер, поверивший, что он может все, еще больше наглел. Он апеллировал к этническим немцам в Судетах и немецкоязычным(!) гражданам Чехословакии (особенно к обездоленным и безработным), уверяя их, что только «включение в рейх откроет путь к лучшим временам». Принимая у себя фюрера судетских немцев Конрада Генлейна, он заявил ему: «Вот ваша тактика: все время требовать так много, чтобы никогда не удовлетворяться!» (Генлейн именно так и поступал). Интересна последовательность требований, предъявляемых Гитлером к Праге: вначале автономия тех районов страны, где преобладает немецкое и немецкоязычное население, затем — изменение внешней политики государства, и, наконец, однозначное присоединение к рейху.

«Принципиальная» позиция Чемберлена заключалась в том, что британский премьер дважды летал на самолете на встречу с Гитлером (читатель сам оценит заявление лондонского лидера, сделанное 22 сентября 1938 года и адресованное нацистскому вождю: «Господин рейхсканцлер! Я чувствую уверенность, что Вы сможете в Чехословакии достигнуть всего самого главного без войны и без промедления!»), затем делился с прессой своими кошмарами («я представляю себе дождь бомб над Парижем... Мы не выиграем эту войну»), и, наконец, 29 сентября 1938 года капитулировал вместе с Даладье в Мюнхене.

По договору Чехословакия лишалась не только части территории — страна потеряла половину тяжелой промышленности, 70% электроэнергии, 70% черной металлургии, основные оборонные укрепления... Экономический и военный потенциал государства рухнул без единого выстрела. И главное, повторимся, отныне Гитлер поверил, что действительно может все. Перед отлетом в Мюнхен, 28 сентября Чемберлен выступал в парламенте. Выслушав его «миротворческую» речь («Я готов пожертвовать всем, лишь бы не началась война. И я верю абсолютно, что мы избежим этой войны на конференции в Мюнхене!»), депутаты пришли в неудержимый восторг. Люди бурно аплодировали, кричали, бросали в воздух свои бумаги (ведь еще накануне король Георг VI подписал указ о мобилизации, и тут — надежда...). Раздался крик: «Благодарим Бога, что у нас такой премьер- министр!»; член королевской фамилии принцесса Мэри от радости разрыдалась. Но среди депутатов был грузный 64-летний человек, демонстративно и угрюмо молчавший, явно не одобрявший происходящее. Это был Уинстон Черчилль. Именно он, возглавив спустя полтора года правительство, в момент смертельной опасности для нации, заявил: «Мы, британцы, будем сражаться до последнего вздоха на суше, в небе и на море, но не капитулируем перед Гитлером». Но это уже — другой рассказ...

Уважаемый читатель! Мюнхенская сделка, при всем драматизме этого сюжета, возможно, представляла бы чисто академический интерес, если бы не были мы свидетелями того, на какую дорогу (пока «только лишь» авторитарную, ксенофобскую, но ведь «еще не вечер» — Гитлер в 1934 году тоже еще не вставал на путь военной агрессии, не устраивал еврейских погромов) постепенно встают высокие политики соседнего с нами государства, отравленные (часть руководства, но и, к великому несчастью, немалая часть народа) злобными реваншистскими «сверхидеями» об «оскорбленном величии России, ее «унижении», «развале огромного славного государства — СССР вследствие измены Горбачева и Ельцина» и т.д. (кстати, Гитлер тоже с пеной у рта кричал, что Германия проиграла войну в ноябре 1918 года только из-за предательства левых и евреев: теория «удара ножом в спину»!). И если бы мы не были опять свидетелями того, как кое-кто в цивилизованной Европе хочет «умиротворить» агрессоров (пока что экономических агрессоров). Будем помнить, читатель: дорога к Освенциму шла через Мюнхен!