Перейти к основному содержанию
На сайті проводяться технічні роботи. Вибачте за незручності.

Греческий миф сквозь 3D-очки

В Одесской опере поставили новую версию Глюка «Орфея и Эвридики» Глюка. Как на нее отреагировала трупа и публика?
09 августа, 11:32
В СОВРЕМЕННОЙ ИНТЕРПРЕТАЦИИ «ФУНКЦИЮ» БОГОВ БЕРЕТ НА СЕБЯ ВИРТУАЛЬНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

В этом спектакле Орфей попадает в Элизиум теней при помощи... очков виртуальной реальности, Амур превращен в... дамочку с клатчем, а танец фурий напоминает восточные единоборства...

О том, откуда появились новаторские идеи постановки, и как на них отреагировала труппа театра, мы поговорили с режиссером Павлом КОШКОЙ и хореографом Алексеем СКЛЯРЕНКО.

—  Павел, как давно началось ваше сотрудничество с Одесской оперой?

— Я здесь работаю уже четвертый сезон, но это первая моя полноценная постановка. До этого занимался концертами, небольшими проектами...

Идея поставить «Орфея и Эвридику» появилась два года назад, и поначалу она выглядела радикально иначе. Поскольку я тяжело отношусь к оперным сюжетам разного рода, мне нужна была мистика. Подумал, отлично, если публика будет ходить по театру за Орфеем, получится такой спектакль-путешествие, но потом стало ясно, что это нерентабельно и требует много сил. При такой концепции, к тому же, спектакль могут посмотреть максимум 20 человек за один раз.

Переместили действие на сцену, первая сценография не понравилась, вторая — тоже. Тогда мы пригласили художника Петра Богомазова. Задумались и над тем, кого брать хореографом. Я видел спектакль «Кураж» Алексея Скляренко в Киевском национальном университете театра, кино и телевидения им. Карпенко-Карого. Когда всех нашел, тогда и родилась финальная концепция.

Вы имеете в виду, что Орфей разделяется на поющего и танцующего, и появляются очки виртуальной реальности?

— Да. Это все пришло благодаря сериалу «Черное зеркало». В нем была серия, где у героини умер муж, и ей предложили переписываться с ним в чате, потом она попробовала поговорить по телефону, дальше Skype, и закончилось все тем, что ей прислали андроида, в которого вселили душу ее мужа. Закончилось все печально. И вот после этой серии я понял, каким должно быть решение «Орфея и Эвридики».

Что нового появилось в сценографии?

— Например, плунжеры (механизированная поднимающаяся часть сцены), которые стоят в Одесской опере еще с 1920-х. Наклонные секции создали дорогу, потом к ней добавились созвездия, лампы на заднем плане и костюмы.

Сюжет этой оперы, фактически, «на двоих». Есть два основных персонажа, один вспомогательный и хор. Как работать с сюжетом, в котором очень мало действующих лиц, да и действия в целом?

— Знаете, было опасно. Когда один человек на сцене поет четыре арии подряд — непросто выдержать. Но, слава богу, удалось достучаться до солистов, и они приняли мои идеи.

У нас уменьшен состав хора: на сцене 40 человек, а в штате — 73. Это больше соответствует камерности музыки. Мы долго разбирали с хором текст — о чем он — буквально по репликам, выуживали смыслы. Я как режиссер драматического театра по-другому и не умею работать.

Один из самых ярких номеров — Танец фурий, превращенный в... мужской танец. Алексей, чем вы руководствовались, когда его придумывали? Фурия — все же женский персонаж, даже по названию...

Алексей СКЛЯРЕНКО: -Идея мужского танца возникла у дирижера Игоря Чернецкого, а я уже ее оживлял и насыщал. Не думаю, что фурия — женский персонаж. Во-первых, музыка там очень мужская. Во-вторых, фурии, скорее, андрогинны.

— Для барочной оперы исполнение партий колдуний и всякой нечисти мужчинами — обычное дело, но в вашей трактовке видна связь не с барочным театром, а с восточными единоборствами. Признавайтесь, черпали в них вдохновение?

— Прежде всего вдохновлялся музыкой. А что касается единоборств, особенно айкидо, то в них присутствуют такие юбко-штаны. Я 16 лет проработал актером и постановщиком в Театре Романа Виктюка, и у нас там спектакль «Саломея» был построен на базе восточных единоборств. Саломею в нем танцует мужчина. Поскольку в основе лежало айкидо, использовались эти юбко-брюки, но они не вызывали ощущения привязки к женскому образу.

В любом случае, повторюсь, что все мои придумки исходили из грандиозной, сложной музыки. При первом прослушивании она мне показалась очень сложной для танца: много переходов, быстрых темпов, резких смен.

Украинский оперный театр тотально консервативен. Как вам работалось с труппой, которая не привыкла к экспериментам?

П.К.: —  Мне повезло, что я не пришел со стороны, что я член коллектива. Тем не менее, первые репетиции были очень сложными. Не было идеологических разногласий, просто у коллектива мало практики. Хор в спектаклях традиционно изображает народ, который стоит на месте или просто бродит. Только один динамичный спектакль в репертуаре — это «Турандот» в немецкой постановке.

А.С.: —  С хором как таковым сложностей особых не было. Где-то мы даже хитрили. Изначально хотелось, чтобы они делали какие-то вещи синхронно. Подъемы, например. Это сложно для труппы. А в других местах надо было двигаться рассогласованно. Я сначала думал сказать им двигаться не вместе, а потом понял, что иначе получится каша. И тогда попросил их двигаться синхронно, они все равно не совпали, но это было именно то, нужное мне легкое несовпадение.

— В Элизиуме теней есть очень красивый эпизод, где Орфей ищет Эвридику, разматывая белые покрывала с хористок словно коконы. Похоже на вылупливание бабочек. Откуда взялось это движение?

П.К.: — Я придумал идею, а Петр Богомазов — как это решить. Мы долго думали, как сценически решить вставной номер с «Мелодией» Глюка. Изначально была идея балетной пары, но затем мы превратили ее в сольный танец Орфея. Я рад, что все именно так получилось — очень сильное окончание первого действия, и второе начинается с эмоционального номера. Алексей очень хорошо почувствовал музыку Глюка, и я даже не представлял, что может быть такое слияние танца и музыки.

— Кстати, раз уж зашла речь об инструментальных фрагментах, то скажите, что случилось с увертюрой?

П.К.: —  Мы долго придумывали, что с ней сделать, ведь если с нее начинать, то она настраивает зрителя вообще не на тот лад. Именно поэтому мы перебросили ее в конец — там ее радостный характер куда более уместен. Хотя вопрос, является ли финал счастливым, для меня остается открытым.

А.С.: — Я сторонник мистериального театра, где отсутствуют люди, и присутствует столкновение сил. Момент, когда Орфей попадает в виртуальную реальность, для меня является символом самоисследования. Орфей, пройдя сквозь собственный ад, возрождает в себе утраченную любовь.

Что означает тот факт, что о Орфей оборачивается? Мы постоянно что-то теряем, уходим, мы меняемся. Двигаясь вперед, мы пытаемся применить клише прошлого, но Орфей — сталкер, а на его пути каждую минуту все меняется. Так вот, возвращаясь к идее мистерии: все происходит внутри одного человек — и ад, и Эвридика, и Амур, которого Паша облек в образ некой Дамочки с сумочкой. Мы не знаем, в чьем обличье к нам приходит Господь. 200 лет назад это выглядело одним образом, а сегодня — другим.

— Проще всего было бы ухватиться за мелодраматический момент, игру страстей, «Ах, ты на меня не посмотрел», и решить оперу в традиционном для этого жанра страстном ключе. У вас — иначе...

А.С.: — Тем не менее, это многоплановая структура. Есть и банальные человеческие отношения, и более глубокий уровень.

П.К.: — Больше всего сил и времени отобрал дуэт Орфея и Эвридики — он длинный, сложный, там много внутренних переходов и трансформаций. Мы старались также разделять зоны конфликтов.

А.С.: — Для меня очень важным вопросом было, что значит: оглянулся и она исчезла. Почему оглянулся? Испытание ли это, проверка ли на веру? По воде не прошел?

— Да, это очень похоже на разные библейские истории, в том числе и о Лотовой жене.

А.С.: — Одновременно с тем, как меняется наше настоящее, меняется прошлое и будущее. Ты возвращаешься к своей любимой, а уже все не так. И она другая. И она может оказаться сварливой, жуткой.

П.К.: — Когда Эвридика оживает во второй раз, Орфей как-то уж слишком спокойно реагирует. Нет никаких акцентов и эмоциональных всплесков, они беседуют словно умершие. Очень странные вещи происходят, совсем не то, что я бы переживал в подобной ситуации. Мы решили, что это Орфей остался с ней в загробном мире, и две их души улетают наверх. Хотели сказать о том, что не надо тешить себя пустыми надеждами и жить прошлым. Когда мы это ставили, то обсуждали собственные жизненные истории, стараясь очень аккуратно обо всем говорить, чтобы общение было не на нерве, с холодным сердцем, но с горячей душой.

— Мы достаточно поговорили о мистериальности, давайте поговорим о драме, ведь без нее в постановке не было бы динамики.

А.С.: —  Драма, все-таки, развивается в диалогах. Тогда что такое арии? Это высшие эмоциональные точки. Грубо говоря, в драматическом театре режиссер подводит при помощи мизансцен к тому, что артист скажет: «Я тебя люблю», и это всего три слова, а в опере «Я тебя люблю» длится не меньше пяти минут.

В современной постановке очень важно сохранить трогательность и возвышенность чувств, это непросто. В свое время меня поразило определение Борисом Гребенщиковым понятия пошлости — это опустить небо до своего уровня. Вот от этого мы всеми силами старались уйти.

П.К.: — Я, когда работал над динамикой, старался не прибегать к бездумным пробежкам, а исходить из текста. По многу раз проговаривали с артистом оттенки каждой фразы. Слушали без пения, что в какой момент происходит в опере. Наблюдали, как Эвридика начинает оживать, как чувствует свое дыхание, биение сердце, но от этого ей все хуже, потому что она перестала быть просто тенью в мире теней — значит, ей уже не выбраться. Вот поэтому у нас Орфей в какой-то момент опускает руки и садится: выхода нет. Мы ничего не придумали, мы лишь шли за музыкой Глюка.

— Интонационный разбор всегда очень сложен для артистов. Им хочется красиво спеть от начала до конца, поклониться и уйти. Вещи, о которых вы сейчас говорите, это колоссально тонкая работа, которая требует огромных усилий, и при этом разница между плохим и нормальным не требует гигантских усилий, а вот разница между хорошим и очень хорошим — требует.

А.С.: — Знаете, то, что мы сейчас с вами разбираем, на самом деле лишь монотонная ежедневная работа. Постановщики в принципе к моменту премьеры видят уже только негативные стороны.  Работа хореографа схожа с работой скульптора, это физически тяжелый труд. Ты очень сильно завязан на грубой силе. Вот у тебя есть тетрадка в клеточку, и ты каждый день закрашивать по клеточке, пока они все не заполнятся. Момент, когда появляется волшебный порошок, невозможно предвидеть. У меня хорошо жена говорит: для приготовления вкусной и невкусной еды нужно абсолютно одинаковое время и те же ингредиенты.

P.S. Следующий показ «Орфея и Эвредики» состоится 1 сентября  в рамках IV международного фестиваля «Бархатный сезон в Одесской опере». При участии солиста Королевского театра Мадрида, Гамбургской камерной оперы Константина Дерри (контр-тенор), солистов оперы, хора, балета и оркестра театра (дирижер — Игорь Чернецкий).

Delimiter 468x90 ad place

Подписывайтесь на свежие новости:

Газета "День"
читать