Анти-антиутопия по Ирванцу

Александр Ирванец во время презентации на «Книжном Арсенале» очертил жанр своего нового романа «Харків. 1938» как «анти-антиутопия». Как известно, утопия (название благодаря появлению знаменитой «Утопии» Томаса Мора) изображает определенный идеальный порядок, которого в реальной жизни нет, но к которому следует стремиться, — или, по крайней мере, мечтать о нем. Однако антиутопия (классический пример — «1984» Джорджа Оруэлла) является предостережением: куда могут привести попытки воплотить различные политические, идеологические и социальные мечты в реальную жизнь. В украинской литературе классической утопией можно считать «Сонячну машину» Владимира Винниченко. А вот в жанр антиутопии прекрасно вписывается роман-предостережение Юрия Щербака «Час смертохристів: міражі 2077 року», многие мрачные предсказания которого не замедлили сбыться.

Существует еще и жанр «альтернативной истории». Наиболее громкой попыткой в этом жанре у нас следует считать «Дефіляду в Москві» Василия Кожелянко — откровенно провокационную попытку представить иной конец Второй мировой, — возможно, если бы бесноватый фюрер оказался не таким бесноватым, и заканчил московский поход парадом на Красной площади с участием союзных итальянцев, румын, украинцев и евреев. И последний роман Юрия Щербака «Зброя судного дня» также идеально укладывается в это жанровое определение: а что было бы, если бы в трагические дни 2014-15 годов украинским патриотам-ученым и военным удалось восстановить хотя бы часть нашего бывшего ядерного потенциала?

«Альтернативной историей» можно считать и неоднозначно воспринятые публикой «Дванадцять обручів» Юрия Андруховича (коллеги Ирванца из группы «БуБаБу») — правда, здесь эта альтернативность выстроена не относительно масштабных исторических событий, а касательно отдельной камерной фигуры поэта Богдана-Игоря Антоныча. Однако «Рекреації», и еще в большей степени «Московіада» того же автора содержат все необходимые элементы антиутопии.

«Антиутопии» можно считать и написанное более 20 лет назад «Рівне/Ровно (Стіна)» Ирванца. Коротко напомню: благодаря случайному наличию здесь на учениях натовского батальона, Западное Ривне остается огороженным стеной свободным анклавом на территории привезенной на танках с Востока «Соціалістичної республіки Україна (СРУ)». На этом фоне разворачиваются сюжеты, связанные с личной ответственностью/безответственностью творца — альтер эго самого автора.

Но с «Харковом. 1938» все действительно сложнее. С одной стороны, автор видимо увлекается величием придуманной им «У.Р.С.Р» — «Української Робітничо-Селянської Республіки» во главе с президентом Евгением Коновальцем, которая появилась после победы Освободительной Борьбы, зафиксированной «Белгородским примирением» 9 мая 1920 года (в честь которого ежегодно и отмечается государственный праздник — День Победы). С неподдельной любовью он описывает широкие виды рабоче-селянского государства, прекрасные строения его столицы Харькова, построенные лучшими архитекторами мира, наконец, «Харківський пролетарський карнавал» 1-2 мая (интересные прямые текстовые заимствования из карнавальных сцен «Рекреацій» — яркая «метка» постмодернизма). Даже описание процедуры «харитизации» (своеобразной общественно-политической инициации 12-летних девочек, для мальчиков есть другая процедура — «джеризация», конечно, в честь литературных персонажей Харыти и Мыколы Джерри), — несмотря на пронизанность иронией, не содержит категорического отторжения.

Однако этого нельзя сказать о другой вымышленной Ирванцом процедуре — «Дня фахової відповідності» (в просторечии — «Дня Їжака»), когда каждый государственный служащий «У.Р.С.Р», чтобы доказать преданность Республике, должен ежегодно 8 мая в присутствии специальной высокой комиссии убить (как в известной поговорке) обнаженной задней частью маленькое колючее животное. Эти страницы в «Харкові» действительно не уступают самым мрачным отрывкам из Кафки. И по количеству «замахів на святе» (чего стоит 7-летняя злая и беззубая девочка Лина на ржищевской пристани, дочь агента Василя, которая продает главному герою полковник СБУ Юрию Коцюбе отравленные пирожки) автор явно рассчитывал, что он будет побит камнями и за «антиукраинскость» тоже. Впрочем, оснований для обвинений в «антироссийскости», «антипольскости», «антисемитизме» и «гомофобии» роман Ирванца дает еще больше.

При этом «альтернативный геополитический и исторический фон» выписан автором весьма тщательно. На специально добавленных к роману картах изображена «У.Р.С.Р» — более или менее в границах УССР до сентября 1939 года, дополнительно к ней дорезан только «найсхідніший порт» Таганрог, где доживает свой век в почетном изгнании «пенсионер» Владимир Винниченко,  да еще и Буджак. При этом премьером этого национал-коммунистического государства является миллионер Терещенко (который выпускает известные всему миру конфеты «Рещен»), спичрайтером президента Коновальца — писатель Мыкола Хвылевой, а в его Службе безопасности работает бравый полковник, сын писателя Коцюба, в котором легко узнать Юрия Коцюбинского. Котовский и Буденный у Ирванца — украинские генералы, герои Освободительной Борьбы, а Игорь Сикорский конструирует свой вертолет «Украина» конечно же в Харькове. АВТОР РЕШИЛ ПОИГРАТЬ СО ВСЕМИ

Это государство окружают в основном враги: Польша (которая в 1932-33 годах организовала искусственный голод на оккупированных землях Волыни и Галичины), поддерживаемый англичанами Врангель в Крыму, и Россия-СССР. С этим государством сложнее. Здесь после устранения Кировым своего политического соперника Сталина столица была в третий раз переименована (из Петрограда на Ленинград, потом на Сталинград, и, наконец, на Кировоград-на-Неве). Именно это заставляет русских поэтов Николая Гумилева и Анну Ахматову-Горенко отправиться искать правды в древней Киев. Правда, уже из Харькова их депортируют из-за найденных в вещах кокаина и морфия «для личного потребления». А вот коварный тайный российский агент (поиск которого Коцюбой является стержнем повествования) границу таки переходит, никем не узнанный и не задержанный, и почти осуществляет свой черный замысел ... Дополнительным интересным штрихом для не таких уж многочисленных любителей-интеллектуалов станет описанная Ирванцом тройная война за Вильно Польши, Великой Литвы (со столицей в Менске, во главе с президентом Андреем Хадановичем) и Лиетувы со столицей в Каунасе. Но это уже — бальзам (или соль) на раны сегодняшних уцелевших свидетелей подавленного минским режимом белорусского национального возрождения.

... На западе у «У.Р.С.Р.» есть верный союзник — национал-коммунистическая «Великонімеччина». Прибытие канцлера «Великонімеччини» Эрнеста Тельмана (победившего в упорной борьбе неудачливого Адольфа Гитлера, хотел ограничиться только национал-социализмом) на дирижабле «Гинденбург» с государственным визитом в Харьков на праздник 9 мая роман и заканчивается. Его последним пуантом является разговор Тельмана и Коновальца о будущем разделе Польши ...

Итак, автор решил поиграть (и довольно дерзко) со всеми. Для национал-патриотов введен специальный «конспект» — как изучать в школе «світлий образ полковника Коцюби – захисника величі Української держави». Автор не жалеет и других маркированных приемов — две сцены в кабинете Президента-Гетмана Евгения Коновальца написаны ямбами — вполне в стиле «Ярослава Мудрого» Ивана Кочерги. Где эти приемы срабатывают, а где-то — повествование заметно провисает. Совместные съемки Ленни Рифеншталь и Александром Довженко на улицах карнавального Харькова фильма должны прославить красоту людей двух национал-коммунистических государств — Украины и «Великонімеччини» — вполне соответствуют стилистике обоих знаменитых кинематографистов. А вот избиение сильно подвыпившими украинскими писателями Чечвянским, Вишней, Любченко и Полищуком тоже подвыпивших американских писателей Хемингуэя и Миллера в проходном дворе при Рымарской, как и яркое в целом прибытие на массивной инвалидной коляске на Харьковский карнавал старой нобелиантки Ольги Кобылянской (по приглашению властей «У.Р.С.Р.») — остались мало связаны с главным замыслом.

Впрочем, приходим к главному вопросу: а какой был этот главный замысел? Что хотел сказать своим романом автор? Готового ответа на этот вопрос у рецензента нет. Очевидно, то, что, при несколько ином стечении исторических обстоятельств, для украинцев в ХХ веке могла бы сложиться другая, гораздо более благоприятная реальность (при всех недостатках и сходствах с Италией «сонцесяйного Беніто», придуманная Ирванцом «У.Р.С.Р» все-таки гораздо привлекательнее реальной УССР конца 1930-х). Возможно, то, что тогда национальное развитие могло происходить только в тоталитарных, левых формах (вся Европа переболела тогда тоталитарными идеями; под этим углом зрения и драка на Рымарской, где «ідейно підковані» украинцы дают взбучку «гнилим» американцам, становится понятнее). Возможно и то, что любой тоталитаризм должен в конечном итоге привести к тому же: просто заговор Молотова-Риббентропа заменил бы заговор Коновальца-Тельмана ... Так же вполне допустимы и другие варианты. Но именно эта неоднозначность и делает в конечном итоге новый роман Александра Ирванца интересным и достойным прочтения.