Чтобы Донбасс не стал «Вандеей»
К чему привел кровавый мятеж во Франции 220 лет назад
Человеческий ум и раньше, и сейчас устроен таким образом, что каждое масштабное (а слишком неожиданное, угрожающее) явление, событие или факт легче понять и осознать путем сравнения, или же условного отождествления, приблизительной аналогии, с тем, что нам уже известно из истории, о чем мы слышали, «знаем» (или лишь думаем, что знаем.). Здесь, однако, всегда есть риск образования весьма опасной интеллектуальной ловушки: то, с чем мы сравниваем переломные события современности, часто известно нам лишь «в третьем приближении» (в лучшем случае), есть в сущности, набором общеупотребительных клише, выборкой отдельных фактов — и не более.
Вот яркий пример. «Гибридную войну» нового типа на Востоке Украины, аналогии которой тоже поневоле ищут в прошлом, и не только прошлом нашей страны, нередко сравнивают с мятежом в Вандее (Западная Франция) в конце ХVIII века. Насколько правомерно это сравнение? Что общего и что есть отличного у этих кровавых конфликтов? В какой степени можно говорить о «Донбасской Вандее»? Даже более того: а что, собственно, знают о реальной, исторической Вандее (о символическом значении этого слова мы не говорим) те, кто прибегает к таким параллелям? Дело в том, что, когда изучаешь факты о Вандейском мятеже — эти аналогии начинают просто ужасать.
♦ Следовательно, было бы нелишним хотя бы сжато рассказать о той трагедии 220-летней давности. Вандейский мятеж (или восстание), или же, как намного точнее называют его во французской историографии, «вандейская война» (la guerre de Vendee), длилась свыше 3-х лет, — с марта 1793 до июня 1796-го. Она забрала жизнь 200 тысяч людей (из обоих враждующих лагерей, из них минимум 55 процентов — мирные жители), еще 300 тысяч потеряли дома, имущество, стали беженцами. Чтобы оценить, что в действительности стоит за этими «сухими» цифрами, следует умножить эти данные потерь, по крайней мере, на коэффициент 4,5 — и тогда будем иметь количество жертв в современных масштабах.
♦ Провинция Вандея (это около 6,5% территории Франции, для сравнения — площадь почти такая, как у нашей Хмельниччины) — это запад Франции, земли, прилегающие к побережью Атлантического океана. С географической точки зрения, этот край можно разделить на три части: лесная Вандея (вот она и стала базой войны), болотная и равнинная Вандея (конкретно — песчаные дюны). Население там, по отзывам французских писателей ХVІІ—ХVIII веков (еще дореволюционных), имело «независимые», несколько «дикие» обычаи, и главное, веками воспитывалось в духе преданности (покорности) его Величеству Королю, католической вере и своим дворянам. Как раз пример Вандейской войны наглядно и страшно демонстрирует, как опасно, когда определенная часть народа «блокируется» в прошлом, в архаичном историческом времени (здесь действительно есть определенная параллель с Донбассом), и к каким кровавым последствиям это приводит.
ВОЕННОСЛУЖАЩИЙ АРТУР СТЕПАНЕНКО.10 ИЮНЯ 2014. БЛОКПОСТ ВОЗЛЕ СЛАВЯНСКА / ФОТО СЕРГЕЯ ХАРЧЕНКО
Поэтому, «старый добрый порядок» (Бог на небе, Король в Версале, свой феодал рядом) казался вандейским крестьянам вечным и нерушимым. Но началась революция 1789 года. Изменения были поистине тектоническими: короля казнили на гильотине; священников принуждали присягать на верность Республике, непокорных — лишали прихода, а при якобинском правительстве, случалось, и отдавали под трибунал; дворянские земли реквизировались по закону «О национальном имуществе», и, теоретически, должны были бы передаваться крестьянам (однако в колоссальных размерах попадали в руки прожорливых спекулянтов). Жить при новом строе вандейским крестьянам с их архаичным мировоззрением было невозможно. К тому же, война имела очень мощную социальную составляющую: революция не смогла воплотить в жизнь ожидания вандейцев, как и французов вообще, и это — важно. Выдающийся французский историк Альбер Собуль указывал, что массы в Вандее начали мятеж (поддержанный крестьянами, а жители городов отнеслись к этому с осторожным выжиданием) в марте 1793 года в известной мере спонтанно (что никак нельзя сказать о войне на нашем Востоке — известно кем спланированной и подготовленной!), а феодальная элита была удивлена этим вооруженным выступлением, прежде чем использовала его в своих интересах.
♦ Внешним поводом, толчком (но лишь толчком) для начала войны стало объявление о принудительном тотальном наборе жителей Вандеи в революционную армию (4 марта 1793 года). За 10 дней вся провинция вспыхнула огнем. Конечно же, характер войны был намного сложнее трафаретной формулы учебника «столкновения революционной Франции с заговором дворян и священников, за которыми слепо пошла необразованная часть населения». А вот и подобие с войной на нашем Востоке: вандейцам (вот их, с определенной натяжкой, можно назвать «повстанцами» и «ополченцами» — потому что значительная их часть, в отличие от проплачених подонков-террористов на Донбассе, действительно стояла за идею, пусть безнадежно устаревшую — идею монархии) активно помогали извне, и оружием, и деньгами (прежде всего правительство в Лондоне, а также представители старой королевской власти — есть подобие, правда?), что и позволило им продержаться три года против преобладающих сил революционной армии.
Война продолжалась с переменным успехом. Она выдвинула талантливых генералов: 26-летнего Лазаря Гоша, командующего республиканцев, Тома-Александра Дюма (отца будущего писателя), тоже республиканца, со стороны мятежников — молодых аристократов Андре де Ларош-Шоклена (харизматичный командир, всегда шел впереди солдат, командуя: «За веру и короля!», погиб в 23 года от случайной пули), поэта-воина Мориса д’Эльбе (у вандейских повстанцев — аристократы, у наемников Донбасса — люмпены и терроризированные местные жители...)
♦ Война (желающие могут почитать классику: «93 год» Гюго и «Шуаны» Бальзака) отличалась исключительной жестокостью. С обеих сторон: никто не помиловал никого! Пленных не брали. Республиканский генерал Вестерман (преемник Гоша и Дюма) провел в июне 1796 года окончательную «зачистку» Вандеи (после чего военные действия прекратились) и доложил Парижу (Директории) буквально такое: «Граждане Республики! Вандеи больше не существует. Благодаря нашей свободной сабле она умерла вместе со своими бабами и их выродками. Используя предоставленные мне права, я потоптал детей конями, вырезал женщин. Я не помиловал ни одного заключенного. Я уничтожил всех». Следует подчеркнуть, что и мятежники (кстати, белое движение в России уважало их) тоже проявляли беспощадную жестокость к противникам: тот же поэт д’Эльбе еще в 1794 году отдал приказ: «Всех пленных расстреливать без суда, а лучше — не брать их вообще». Он оправдывал это «особыми обстоятельствами» войны; именно так впоследствии поступили и с ним...
А вот теперь, читатель, прочитав этот очень сжатый рассказ о событиях Вандейской войны (между прочим, мятежники никогда не поднимали вопрос о выходе из состава Франции и никаких «Нантских» или других «народных республик» не провозглашали) Вы сами сделаете вывод: в чем подобие или отличие той давней трагедии с кровавыми событиями наших дней на Донбассе. Пример не является доказательством, ведь каждый пример «хромает». И все же каждое сопоставление — поучительно. По мнению же автора этих строк, абсолютным приоритетом ныне является: сделать все возможное и невозможное, чтобы Донбасс никогда не стал Вандеей!
