Плата за гегемонию
Прошлый год в Иране закончился массовыми протестами, охватившими большую часть страны. Были столкновения с полицией и силами безопасности, более 20 человек убиты, арестованных насчитывалось свыше 4 тысяч.
Власти декларировали уступки, обещали пересмотреть повышение цен на социально значимые продукты питания и, надо же в нефтедобывающей стране, почти двукратное увеличение стоимости бензина. В какой-то момент показалось, что протесты затихли, и власть может продолжать прежнюю политику. Однако, проницательные обозреватели предсказывали, что все это напоминает затишье перед новыми протестами. Так и случилось.
В конце января и начале февраля протесты возобновились. Причем спектр требований существенно расширился, но это еще не все. Если в предыдущем этапе протестовали в основном персы из городской бедноты в центральных регионах и на юге, то нынче они охватили национальные окраины. Изменился и социальный состав протестующих. Теперь в первых рядах средний класс — студенты, офисные работники, торговцы и более крупные бизнесмены. Интересно, что в протестах участвует все больше женщин не согласных носить хиджабы, закрывающие лицо, и требующие равных прав с мужчинами.
Отсюда изменение требований. Не только борьба с безработицей, среди молодежи она составляет около 40%, но также политическое изменение режима, прекращение внешнеполитических авантюр и их оплаты за счет иранцев.
Характерно, что возобновились протесты в административном центре Южного (Иранского) Азербайджана городе Тебризе. Там собравшиеся в центре скандировали лозунги против духовного лидера аятоллы Али Хаменеи. Затем протесты перекинулись центр металлургической промышленности и главный город провинции Хузестан. Его население более одного миллиона человек и большую часть жителей составляют арабы. Далее протесты распространились на центр страны в город Неджефабад. В провинции Лурестан на западе Ирана, большая часть населения луры, говорящие на языке лори близким фарси, уже две недели продолжается забастовка железнодорожников, требующих повышения зарплаты и улучшения условий труда. Неспокойно и уже давно в Восточном Курдистане.
После заключения атомной сделки и частичного разблокирования иранских вкладов в западных банках страна получила более $100 млрд. В Тегеран устремились бизнесмены и представители мировых корпораций, в первую очередь нефтяных и газовых. Однако, дальше учтивых разговоров дело не продвинулось. Зато полученные средства были направлены на ракетную программу и другие расходы военно-промышленного комплекса, на финансирование операций в Сирии, Йемене, на поддержку Хезболлы в Ливане и на юге Сирии. Поддержка сирийского президента Асада стоит иранскому бюджету более $8 млрд в год, более миллиарда американских денег уходит Хезболле, сколько съедает Йемен и поддержка шиитов в странах Персидского залива и Ирака точно неизвестно, но в любом случае дешево это не стоит.
Иранский режим оказался перед очень трудной дилеммой. Добытая столь сложным способом гегемония оказалась очень дорогостоящей штукой. Военные расходы превысили все возможные размеры и стали совершенно непосильными для весьма отсталой и в чем-то даже архаичной иранской экономики. При сравнительных характеристиках населения и практическом отсутствии месторождений углеводородов соседняя Турция имеет объем ВВП в два раза больше чем Иран и уровень жизни гораздо более высокий.
Возникло классическое перенапряжение экономики и финансов, которые отражаются в социальной сфере. Разрыв между затратами на гегемонию, противостояние с более богатыми монархиями Персидского залива при слабой и неразвитой экономике неизбежно должен был привести к росту внутренней напряженности.
Добавим к этому экологические проблемы, в чем-то переходящие в катастрофу. Самое большое на Ближнем Востоке озеро Урмия высохло на 95%. При этом на его берегу стоит третий по величине город страны Исфахан. В нем проживает полтора миллиона человек. В большинстве иранских городов вода жители вынуждены пользоваться привозной водой. В села она доставляется цистернами. Урожайность падает, производство продовольствия снижается, соответственно его импорт растет, что также требует денег и валюты. Крестьянство разоряется, деревни пустеют, зато количество городской бедноты стремительно растет. При этом население страны в год увеличивается на один миллион человек.
Хотя цены на нефть и возросли, но доходы от углеводородов далеко не покрывают все возрастающие расходы. К тому же Иран вынужден в рамках договора ОПЕК+ ограничивать рост добычи нефти и соответственно не получает необходимой прибыли от ее экспорта.
Добавим к этому коррупцию, пронизывающую весь государственный организм сверху донизу. Счета дочери Хаменеи превысили $17 млрд. Силовая опора режима — Корпус стражей исламской революции (КСИР) — представляет собой государство в государстве. Ему принадлежат не только элитные воинские части и спецназ, военные базы, но также предприятия, банки, фонды, месторождения полезных ископаемых, объекты инфраструктуры. Значительная часть доходов от нефти уходит в КСИР.
Второй вариант — прекратить внешнеполитические авантюры, поддержку шиитских террористов и откровенных бандитов и переключить высвободившиеся средства на решение насущных экономических, финансовых, экологических и социальных проблем.
Судя по всему, иранские лидеры к этому не готовы и даже не рассматривают такую возможность в принципе. Советник по международным делам Хаменеи и бывший министр иностранных дел Али Акбар Велаяти заявил, что иранское региональное влияние «неизбежно», и руководство страны не намерено сдерживать свою экспансию на Ближнем Востоке.
В чем-то иранское руководство можно понять. Столько сил и денег затрачено на региональное доминирование, что отказаться от него, значит предать саму идею персидской гегемонии, к которой правящий класс стремился даже нет годы, а века. И вот теперь цель почти достигнута, почти пробит шиитский коридор через Ирак и Сирию до Средиземного моря, иранский флот готовится получить базу на побережье где-то в районе Латакии, приходится взвешивать варианты отказаться от всего этого. У кого угодно пойдет голова кругом.
Внутренние проблемы Ирана очень быстро получат международное измерение. Уже приходилось отмечать, что политическое и экономическое напряжение Тегерана практически мгновенно отражается на московской политике не только в Сирии, но также и в попытках Кремля продвинуться на север Африки.
Еще больше нервничают в Дамаске и руководители Хезболлы в Ливане и на юге Сирии. Без иранской поддержки финансами, оружием и людьми вся эта конструкция под ударами Израиля, курдов и сирийских оппозиционеров рухнет как карточный домик. Далее наступит черед Ирака и на Ближнем и Среднем Востоке принципиально изменится геостратегическая ситуация.
Пока же иранские лидеры решили не идти на уступки протестующим. Для подавления сопротивления режим будет опираться на КСИР, так как изменение внутриполитического устройства в первую очередь ударит именно по этой структуре. Соответственно муллы и генералы КСИР не остановятся перед любым кровопролитием лишь бы не отдавать власть. В свое время лидер исламской революции в Иране аятолла Хаменеи сказал, что шах пал, потому что не был готов пожертвовать ста тысячами жизней. «А мы — готовы». С тех пор в Иране ничего не изменилось.
И тем не менее, нынешний режим в Тегеране не вечен. Его падение может произойти внезапно и для кого-то в Москве, Дамаске и Бейруте будет очень неприятным сюрпризом.
