Страна-корпорация, или Где заканчивается «другая Россия»? – 2

В первой части интервью (см. материал в № 144 от 13 августа с. г.) философ и публицист Максим Горюнов размышляет о причинах устойчивости путинского режима и принципах его сосуществования с оппозиционно настроенной прослойкой общества. О том, почему власть РФ мечтает превратить татар и русских в «россиян», а также о важности опыта государственного строительства в Беларуси, где собеседник «Дня» проводит значительную часть своего времени, — читайте далее.

«НАРОДАМ РОССИИ СЛЕДУЕТ ЗАЩИЩАТЬ НЕ ИДЕНТИЧНОСТИ, А КОНСТИТУЦИИ»

— Максим, недавно украинский парламент проголосовал за постановление с обращением к мировой общественности с требованием осудить нарушение прав коренных народов в РФ. Это была реакция, в частности, на решение о сокращении преподавания на национальных языках в российских школах. Почему, как вы считаете, российская власть пошла на такой шаг именно сейчас? Может ли идентичность народов России стать весомым политическим фактором или же их ждет окончательная русификация?

— Национальной политикой в России в качестве эксперта и лоббиста занимается бывший министр по делам национальностей Валерий Тишков. До недавнего времени он возглавлял Институт этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая РАН. Вместе с ним работают еще несколько бывших министров, занимавшихся этой тематикой. Вместе они издают толстый академический журнал «Вестник российской нации», в котором излагают свое видение решения национального вопроса в Российской Федерации. Насколько я знаю, когда Администрация президента собирает информацию или готовит какой-то проект по этой теме, то они обращаются к группе Тишкова.

Тишков считает, что Россия должна пойти по пути Франции. Известно, что еще 200 лет назад около половины населения Франции не пользовались французским. Сегодня вся Франция говорит на французском, местные языки затухают. Тишков предлагает идти этим путем. Он считает опасной ситуацию, когда жители республики Татарстан в первую очередь осознают себя татарами, своей столицей считают Казань, духовным центром — мечеть Кул-Шариф, а своим кремлем — Казанский, а не Московский кремль. Бороться с этим Тишков предлагает с помощью «естественной ассимиляции». Это означает, что народы со временем должны превратиться в «россиян» (именно в «россиян», а не в русских). Та же судьба должна постигнуть поморов, кубанцев и представителей других русских идентичностей, например на Урале и во Владивостоке. Тишков убежден, что все они должны стать «россиянами». «Россиянин» — это человек, лояльный прежде всего Конституции, Москве, Президенту и только в третью или четвертую очередь — своей малой родине. Примерно такие же планы со ссылками на пример Франции можно найти и в публицистике времен Александра ІІІ и в программах политических партий Государственной думы Российской империи накануне отречения от престола Николая ІІ.

Что касается возможного национального возрождения народов России, то я глубоко уверен в том, что им следует защищать не идентичности, а прежде всего свои конституции. В 1991 году после распада Союза автономные области, которые входили в состав РСФСР, получили статус республик, аналогичный тому, что имела Украина. Вместе с ним они также получили конституции. Лучший инструмент сохранения национальной идентичности — это работающие конституция и парламент. Бороться только за родной язык в школах — это заведомо слабая позиция. Если у вас не работает конституция, то язык исчезнет сам по себе. К сожалению, представители национальных движений в России не всегда это понимают. Несколько месяцев назад я принимал участие в обсуждении Стратегии развития татарского народа. Меня удивило, как много места в этом документе было отдано духовности, семье, кухне, народным песням и как мало — парламенту.

«ЧТО В БЕЛАРУСИ ЕСТЬ ЦЕННОГО? СТРАХ ДИКТАТУРЫ»

— Считается, что любые изменения в России всегда начинались из Москвы, оттуда в регионы «спускаются» модели поведения. В тоже время последние годы определенная динамика наблюдается именно в регионах, например — движение дальнобойщиков, «мусорные» протесты. Как вы считаете, могут ли подобные локальные волнения стать причиной трансформаций общенационального уровня?

— Не верю, что они могут стать причиной взрыва, как это было в 1905 или 1917 годах. Думаю, такие выступления еще не раз будут, но нельзя сказать, что Москва их боится. Москва к ним готова. Это породистый левиафан, он имеет дело с народными волнениями уже много веков подряд. С дальнобойщиками вопрос «урегулировали». «Мусорную» проблему скорее всего тоже удастся как-то разрешить. Вероятность того, что такие протесты смогут изменить историческую инерцию и Россию в целом, очень низкая.

— Почему вы решили поехать в Беларусь? Чем вас заинтересовала эта страна? Какие изменения вы заметили в белорусском обществе за последние годы?

— А что среднестатистический русский или украинец знает о Беларуси? Белые пятна всегда интересны. Выяснилось, что Беларусь — это в первую очередь часть Великого княжества Литовского. Как сказал литовский поэт Томас Венцлова, у белорусов и литовцев есть два Тель-Авива — Минск и Каунас, и один Иерусалим — Вильнюс. Каунас в 1920—1939 годах был столицей Литвы. Вильнюс — такой же важный для белорусов город, как и для литовцев. В центре Вильнюса много мемориальных досок с именами белорусских поэтов, политиков, книгоиздателей. Герб Литвы мало отличается от герба Беларуси, оба восходят к гербу ВКЛ.  Белорусская кухня близка к литовской. Беларусь — это леса и долгие зимы. Большое впечатление производят кальвинистские соборы вокруг Минска. Беларусь — последняя европейская страна. Уже за Оршей начинается совсем другой мир.

Что в Беларуси есть ценного? Страх диктатуры. Во время последних выборов в Украине интересно было наблюдать за реакцией старшего поколения белорусских политиков, как они пытались угадать, кто станет «украинским Александром Григорьевичем». Эти люди понимают, что, выбрав не того, можно потерять 25 лет жизни. Боязнь авторитаризма — очень ценное качество. Белорусы, с которыми я общаюсь, много и серьезно думают над тем, что нужно сделать для того, чтобы после ухода Лукашенко авторитаризм больше никогда не вернулся в их страну. По моим ощущениям, в украинцев этого страха нет. Белорусское общество получило уникальный опыт, который будет бесценным в новых исторических обстоятельствах.

«ОСОБЕННО СИЛЬНО АКЦЕНТ ПРОЯВЛЯЕТСЯ У ЛУКАШЕНКО, КОГДА ОН ОБЩАЕТСЯ С ПУТИНЫМ»

— Мне кажется, многих в Украине пугает не так перспектива авторитаризма, как то, что этот авторитаризм будет антиукраинским по своей сути, что украинская идентичность будет для него чужой. В прошлом в значительной степени мы наблюдали это при режиме Януковича, а сейчас видим в Беларуси, где власть ориентирована на российскую, а не белорусскую культуру.

— Для Лукашенко изменение языковой политики усложнит задачу удержания власти. В Беларуси бытует конспирологическая теория о том, что на самом деле Лукашенко говорит на русском без акцента. Трасянка (смесь русского и белорусского языков, аналог украинского суржика. — Ред.) ему нужна, чтобы нравиться своему основному избирателю. Его знаменитое «чы» добавляет ему электоральных симпатий. Особенно сильно акцент проявляется у Лукашенко, когда он общается с Путиным, в частности перед камерами. Язык для него — это средство и, если будет необходимость, Александр Григорьевич будет говорить и на идиш, и на урду. Лукашенко не пророссийский, он «пролукашенковский».

— Знаю, что вы являетесь соведущим на «Европейском радио для Беларуси (Еврорадио)». Программа, в рамках которой вы общаетесь с различными собеседниками, называется «Идея Х» и имеет целью сформулировать очертания ни много ни мало — белорусской национальной идеи! Интересно узнать, насколько вы приблизились к цели и готовы ли белорусы говорить на эту тему?

— В 2019 году в стране, признанной ООН, с границами, таможней, армией, школой и прочим приглашать людей в эфир, чтобы спросить, что такое Беларусь, есть ли такой народ белорусы, и чем они отличается от соседей — это курьез. Подобные вопросы нормально было обсуждать в ХIХ веке, когда о суверенитете можно было только мечтать. Проблема в том, что прошло 100 лет, а разговоры все еще актуальны. У организатора Международного конгресса исследователей Беларуси Андрея Казакевича 15 лет назад был такой же проект. Тоже спорили о том, что такое Беларусь. И до Казакевича спорили. Причина этих повторов в том, что Беларусь в силу исторических причин застыла на первых шагах. Вроде бы уже давно не колония, а чего-то самого важного все равно не хватает. В прошлом году на День Воли 25 марта отмечалось столетие провозглашения независимости Белорусской Народной Республики. На митинге в Минске, на который пришли около 35 тысяч человек, один из политиков сказал примерно следующие: «Границы, армия, какой-никакой парламент, налоговая, президентское кресло и даже язык, у нас, у белорусов, уже есть. Осталось совсем немного и надо лишь подождать, выбрать удачный момент и сделать Беларусь совсем такой, какой мы хотим ее видеть».