Гибель Великого Новгорода

Сыны снегов, сыны славян,
Зачем вы мужеством упали?
Зачем? Погибнет ваш тиран,
Как все тираны погибали!

Истинный историк, как и любой истинный ученый, стоит перед необходимостью, исследуя великие события прошлого (особенно те, которые в решающей степени повлияли на дальнейший ход событий), не отделываться поверхностными общими фразами, пустыми клише, а «глядеть в корень», видеть причины тех или иных крутых поворотов истории, истоки побед и поражений некогда могущественных держав. Именно такой подход совершенно необходим, когда мы стремимся осмыслить грандиозный и страшный процесс «собирания русских земель» вокруг Москвы (ХIV — XVI ст.), следствием чего стало образование тиранического централизованного самодержавного государства. Причем это государство действовало чрезвычайно агрессивно — с 1321 г. по 1581-й увеличило свою площадь в 180 раз, и это было только началом процесса! Оно «питало» свою идеологию не европейскими «хартиями вольности», как в Англии; не просвещенными реформами либеральных князей, как, к примеру, во Флоренции; а неограниченным правом «великого государя» поступать со своими «людишками» и «холопами» (а к последним относились даже близкие бояре) так, как он считает нужным.

Но на пути неудержимой, хищной экспансии великих князей и царей московских, от Ивана Калиты до Ивана IV Грозного, одинаково прославляемой как дореволюционными, так и советскими казенными историками, стояло удивительное государство — Господин Великий Новгород, вольная вечевая республика, унаследовавшая живые демократические традиции Древней Руси. Эта была держава, в период наивысшего своего могущества (ХIV — первая половина XV ст.) контролировавшая земли на Севере вплоть до Урала (тогда его называли «Югорский Камень»), Белого моря и даже Сибири. Эта держава имела теснейшие торговые связи с Западной Европой — Великое Княжество Литовское, немецкие вольные города на Балтике и Северном море, Речь Посполитая; фактически пользовалась в полном объеме системой привилегий Магдебургского права — и в политическом отношении была полной противоположностью самовластной Москве.

Все значимые вопросы жизни города и республики, будь то заключение торговых соглашений с Европой, избрание главы исполнительной власти — посадника, созыв народного ополчения, сбор денег на сооружение нового храма и т. д., — в целом решались на вечевых собраниях свободных граждан Новгорода; сам новгородский князь фактически был не более чем наемным военачальником местной дружины.

Именно Господин Великий Новгород реально воплощал, говоря современным языком, «европейский вектор» развития (потенциально возможный!) будущего «великорусского» народа. Процессы его государственного объединения в XV столетии становились уже объективной необходимостью. Если говорить о будущих великорусских землях, то вопрос стоял так: кто именно возглавит объединительный процесс — авторитарная Москва или Новгород? (Отметим, что Новгород поддерживал — впрочем, как увидим, только до поры до времени — могущественный союзник — Великое Княжество Литовское, объединявшее и украинские земли). Эту альтернативу наш выдающийся историк Николай Костомаров в свое время формулировал так: «удельно-вечевая» или «единодержавная» Русь — кто победит? Он пояснял: «Идеалом удельно-вечевой жизни была самостоятельность земель русского мира, так, чтобы каждая земля составляла свое целое в проявлении своей местной жизни и все вместе были бы соединены одной и общей для всех связью». Идеал единодержавного уклада был совершенно иной. Здесь свобода частей приносится в жертву другой идее — единого государства: здесь нет и быть не может речи даже о связи и соединении частей, потому что самые части поглощаются, уничтожаются.

Вот вокруг чего, собственно, шла борьба между Москвой и Новгородом. А расскажет нам, читатель, о трагических перипетиях этой борьбы... нет, не националист, не радикальный, непримиримый противник деспотической Москвы, а сторонник «просвещенной монархии», выдающийся имперский историк Николай Михайлович Карамзин. Наши «ультрапатриоты», искренне считая Карамзина крайним реакционером и шовинистом, откровенно игнорируют его творчество. Между тем то, что писал Николай Михайлович, честный писатель и историк, не игнорировавший «неудобные» факты и события, если они «не вписывались» в его доктрину — это убедительное свидетельство о преступлениях раннего московского самодержавия. Итак, слово Николаю Карамзину.

1. ТРАГЕДИЯ. АКТ 1. ПОРАЖЕНИЕ. ГОД 1471-Й

У власти в Новгороде — посадница Марфа Борецкая и духовный пастырь, промосковски настроенный архиепископ Феофил; в Москве — великий князь Иван (Иоанн III). «Еще не уверенные в твердости Иоаннова характера, и даже сомневаясь в ней по первым действиям сего князя, ознаменованным умеренностью, миролюбием, — пишет Карамзин, — новгородцы вздумали быть смелыми, в надежде показаться великому князю страшными, унизить гордость Москвы, восстановить древние права своей вольности, утраченные излишней уступчивостью их отцов и дедов. С сим намерением новгородцы приступили к делу. Народ более нежели когда-нибудь мечтал о прелестях свободы; хотел тесного союза с Казимиром (великий князь Литовский, затем — король Речи Посполитой. — И.С.), и принял от него воеводу, князя Михаила Олельковича, коего брат, Симеон, господствовал тогда в Киеве с честию и славою, подобно древним князьям Владимирова племени, как говорят летописцы. Множество панов и витязей литовских приехало с Михаилом в Новгород.

Вопреки древним обыкновениям и нравам славянским, которые удаляли женский пол от всякого участия в делах гражданства, жена гордая, честолюбивая, вдова бывшего посадника Исаака Борецкого, мать двух сыновей, уже взрослых, именем Марфа, предприняла решить судьбы отечества. Ее сыновья, ласкатели, единомышленники явились на Вече и торжественно сказали, что настало время управиться с Иоанном; что он не государь, а злодей их; что Великий Новгород есть сам по себе властелин; что жители его есть вольные люди и не подданные князей московских; что им нужен только покровитель; что сим покровителем будет великий князь Казимир, и что не московский, а киевский митрополит должен дать архиепископа новгородской Святой Софии. Громогласное восклицание: «не хотим Иоанна! да здравствует Казимир!» служило заключением их речи. Народ восколебался. Многие взяли сторону Борецких и кричали: «Да исчезнет Москва!».

Многочисленное посольство новгородское отправилось в Литву с богатыми дарами и с предложением, чтобы Казимир был главою новгородской державы на основании древних уставов гражданской свободы», — пишет Карамзин и далее сообщает, что великий князь принял все условия новгородцев, написав грамоту, в которой, в частности, обязывался не нарушать следующих правил:

«1. Заключить дружественный союз с нареченным владыкою новгородским Феофилом, с посадниками, тысяцкими новгородскими, с боярами, людьми житыми (уважаемыми. — И.С.) и со всем великим Новгородом.

2. Ведать тебе, честному королю и великому князю, Великий Новгород по сей крестной грамоте.

3. Если государь московский пойдет войною на Великий Новгород, то тебе, господину, честному королю, или в твое отсутствие Раде Литовской дать нам скорую помощь (сразу скажем: Казимир струсил и не выполнил это условие, предав новгородцев! — И.С.).

4. Новгородец судится в Литве по вашим, литвин в Новгороде по нашим законам без всякого притеснения.

5. Тебе, честному королю, не выводить от нас людей, не купить ни сел, ни рабов, и не принимать их в дар ни королеве, ни панам литовским, а нам не таить законных пошлин. Волости земли новгородской могут быть управляемы только нашими собственными чиновниками.

6. Купцы литовские торгуют с немцами единственно чрез новгородских. Двор немецкий тебе не подвластен: не можешь затворить его.

7. Ты, честный король, не должен касаться нашей православной веры: где захотим, там и посвятим нашего владыку (в Москве или в Киеве), а римских церквей не ставить нигде в земле новгородской.

В утверждение договора це луй крест к Великому Новгороду за все свое княжество Литовское и за всю Раду литовскую в правду, без извета; а послы наши целовали крест новгородскою душою к честному королю за Великий Новгород».

Этими словами заканчивался договор, подписанный в первой половине 1471 года. Понятно, что история Восточной Европы, будь он реализован, сложилась бы иначе. Но это прекрасно понимал и Иван III, тут же объявивший вечевой республике войну под предлогом «измены» новгородцев православию, — что было неправдой, и Иван это знал! Казимир в решающий момент ничем не помог новгородцам; их войско было более многочисленным, но хуже сплоченным: Карамзин прямо пишет о том, что были влиятельные новгородские богачи-бояре, которые тайно держали сторону Москвы; эти «олигархи» не желали сражаться за Великий Новгород и вели секретные переговоры с Иваном III (о том, как Иван «отблагодарил» их, мы еще поговорим). 14 июля 1471 года новгородское войско было разгромлено «московитянами» (слово Карамзина) чуть южнее Новгорода, у реки Шелонь.

При этом московское войско вело себя как захватчик в оккупированной стране (а по сути — так оно и было!). Карамзин пишет: «Началось страшное опустошение. С одной стороны, московский воевода Холмский и рать великокняжеская, с другой, псковитяне (союзники Москвы — в 1510 году они будут тоже покорены ею. — И.С.), вступив в землю Новгородскую, истребляли все огнем и мечом. Дым, пламя, кровавые реки, стон и вопль от востока до запада неслися к берегам озера Ильмень. Московитяне изъявляли остервенение неописанное: новгородцы изменники казались им хуже татар. Не было пощады ни бедным земледельцам, ни женщинам. С жестокосердием, свойственным тогдашнему веку, воевода Холмский, захватив пленников-новгородцев, приказал отрезать им носы и губы и послать их, искаженных, в Новгород».

Результатом поражения был кабальный договор, по которому Новгород, фактически утрачивая реальную государственную самостоятельность, «за вину свою» вносил в великокняжескую казну 15 000 рублей (около 80 пудов серебра), признавал над собой власть Ивана III, клятвенно обещал прекратить все контакты с Западом, особенно с Литвой, и выдал дипломатов, подписывавших с ней договор (Иван немедленно приказал отрубить им головы!). А через 7 лет, в 1478-м, последовала окончательная капитуляция. Карамзин писал: «Еще Новгород остался державою народною; но свобода его была уже единственно милостию Иоанна и долженствовала исчезнуть по мановению самодержца. Нет свободы, когда нет силы защитить ее. Все области Новгородские, кроме столицы, являли от пределов восточных до моря зрелище опустошения, произведенного не только ратью великокняжеской, но и шайками вольницы: граждане и жители сельские ходили туда вооруженными толпами из московских владений грабить и наживаться». В январе 1478 года Иван III осадил Новгород, намереваясь ликвидировать последние остатки самостоятельной когда-то могучей державы, и, угрожая жителям страшным голодом (город был отрезан от внешнего мира), предъявил жесткий ультиматум: «вечевому колоколу (то есть вечу как общественному институту. — И.С.) не быти, посаднику не быти, а государство все нам (то есть ему, Ивану, и Москве. — И.С.) держати». Новгородский народ готов был сражаться, но вельможи капитулировали; вече было упразднено, вечевой колокол перевезен в Москву, посадница Марфа Борецкая заточена пожизненно в тюрьму. Новгород стал одной из провинций Москвы. Именно с 1478 года Иван III стал титуловать себя: «государь всея Руси». «Собирание земель» получило мощный импульс...

2. ТРАГЕДИЯ. АКТ 2. ИСТРЕБЛЕНИЕ. ГОД 1570-Й

Капитуляция, позорная трусость всегда мстят за себя — и этот приговор приводит в исполнение сама История. Когда почти через 100 лет царь Иван IV Грозный стал океанами крови, огнем и мечом утверждать свою неограниченную власть, то его, человека шизофренически подозрительного, приводила в бешенство сама мысль даже о потенциальной, теоретически возможной оппозиции. Все сопротивление, кажется, подавил... Но вот беда: стоит еще этот старый Новгород с его древними вечевыми традициями, мешает, как бревно на дороге! И Иван IV решил действовать.

Слово — Николаю Карамзину. «Новгород, Псков, некогда свободные державы, смиренные самовластием, лишенные своих древних прав и знатнейших граждан (еще Иван III «в награду» за измену отнял у новгородских бояр землю и имущество и переселил их в Москву. — И.С.), населенные отчасти иными жителями, уже изменились в духе народном, но сохраняли еще какую-то величавость, основанную на воспоминаниях старины и на некоторых остатках ее в их бытии гражданском... В сие время, как уверяют, один бродяга, именем Петр, за худые дела наказанный в Новгороде, вздумал отомстить его жителям; зная неблаговоление к ним царя, сочинил письмо от архиепископа и тамошних граждан к королю польскому; скрыл оное в церкви св. Софии за образ богоматери; бежал в Москву и донес государю, что Новгород изменяет России. Надлежало представить улику; царь дал ему верного человека, который поехал с ним в Новгород и вынул из-за образа мнимую архиепископову грамоту, в коей было сказано, что святитель, духовенство, чиновники и весь народ поддаются Литве. Более не требовалось никаких доказательств. Царь, приняв нелепость за истину, осудил на гибель и Новгород и всех людей, для него подозрительных или ненавистных».

Разделы книги «Истории государства Российского», посвященные истреблению Новгорода, и сейчас читать нелегко. Приведем лишь особенно выразительную цитату из Карамзина: «2 января 1570 года передовая многочисленная дружина государева вошла в Новгород, окружив его со всех сторон крепкими заставами, дабы ни один человек не мог спастися бегством. Опечатали церкви, монастыри в городе и в окрестностях; опечатали и дворы всех граждан богатых; гостей, купцов, приказных людей оковали цепями; жен, детей стерегли в домах. Царствовала тишина ужаса (сильная формула! — И.С.). Никто не знал ни вины, ни предлога сей опалы. Ждали прибытия государева».

Царь прибыл 6 января. На другой же день начались массовые казни. Не щадили никого: ни священников, ни купцов, ни ремесленников, ни мещан, ни стариков, ни женщин, ни детей. Ограбили все церкви Новгорода, многие церкви и дома сожгли. Начался царский «суд» над «изменниками». Карамзин описывает его так: «Судили Иоанн и сын его таким образом: ежедневно представляли им от пятисот до тысячи и более новгородцев; били их, мучили, жгли каким-то составом огненным, привязывали головою или ногами к саням, волокли на берег Волхова, где сия река не мерзнет зимою, и бросали с моста в воду, целыми семействами, жен с мужьями, матерей с грудными младенцами. Ратники московские ездили на лодках по Волхову с кольями, баграми и секирами: кто из вверженных в реку всплывал, того кололи, рассекали на части. Сии убийства продолжались пять недель и заключились грабежом общим: Иоанн с дружиной объехал все обители вокруг города; взял казны церковные и монастырские; велел опустошить дворы и келии, истребить хлеб, лошадей, скот; предал также и весь Новгород грабежу, лавки, домы, церкви; сам ездил из улицы в улицу, смотрел, как хищные воины ломились в палаты и кладовые, отбивали ворота, влезали в окна, делили между собою шелковые ткани, меха. Толпы злодеев были посланы губить достояние и жизнь людей без разбора, без ответа. Сие, как говорит летописец, «неисповедимое колебание», падение, разрушение Великого Новгорода продолжалось около шести недель».

Добавить к сказанному великим историком, казалось бы, нечего. Но попробуем. Карамзин был русским государственником (но, как видим, о злодеяниях царей говорил!). Те, кто причисляет себя к государственникам украинским, должны выучить историю падения Господина Великого Новгорода буквально наизусть. Ибо необходимо знать, как средневековая Москва, «собирая земли», давила «единокровный» и «единоверный» великорусский Новгород — за европейскую ориентацию; и как она расценивала внутренний разброд в нем как признак слабости, залог будущей капитуляции. Современники говорили, что Иван III «выстоял стоянием» мощный Новгород, взял его измором, опираясь на местную пятую колонну. Так ли уж архаична, так ли безнадежно устарела эта «мудрая» тактика сейчас?