О силе и бессилии украинской элиты

Начало. Окончание читайте в следующем выпуске страницы «История и Я»

Уже в ранний период творчества у В. Липинского сформировалось осознание величия второго после Хмельнитчины знакового периода в истории Украины, который украинский историк Александр Оглоблин назвал «временем Мазепинского ренессанса».

В своих первых научных трудах В. Липинский характеризует Ивана Мазепу как государственного деятеля, который пытался противодействовать намерениям Москвы превратить казацко-старшинскую элиту в орудие порабощения Украины и ее интеграции в российскую государственную систему. «Але Мазепа, — отмечает В. Липинський, — не захотів бути покірним знаряддям у руках московських намісників і, зібравши рештки сил, «зрадив» покладені на нього сподівання урядової політики». Липинский отмечает, что широкие народные слои, не удовлетворенные фаворизированной российским правительством старшиной, лишь частично поддержали Мазепу и Запорожье. Общественность ждала... В результате пришла Полтава, а с ней и поражение украинских сил. Последствия были ужасными. Жители гетманской резиденции, Батурина были вырезаны; Сечь Запорожская разгромлена; 20 тысяч казаков погибло во время принудительных работ на Ладожском канале и строительстве крепости «св. Креста» поблизости Дербента.

После такого кровопускания уже можно было, говоря словами Петра І, «Малую Россию к рукам прибрать». Затравленная старшина молча терпит все ограничения автономии, а лишенные самых энергичных элементов народные массы, подавленные все большими социально-экономическими притеснениями, поддержанными сильной государственной машиной, уже были не способны даже на стихийный протест. «В остаточну руїну поволі розсипається життя народу...» — констатирует В. Липинский.

В своих трудах, размещенных в известном сборнике «Z dziejow Ukrainy», Липинский ставит И. Мазепу в один ряд с другими гетманами, которые боролись за независимость украинского казацкого государства. Однако, по мнению ученого, ни один из них, в том числе и И. Мазепа, не смог сравниться с гением Богдана Хмельницкого — творцом новейшей Украины. «Не доросли до нього ні Виговський, ні Мазепа, не кажучи про цілий легіон менших...» — отмечает В. Липинский.

ВЯЧЕСЛАВ ЛИПИНСКИЙ СЧИТАЛ МАЗЕПУ ВЫДАЮЩИМСЯ ГОСУДАРСТВЕННИКОМ, ВТОРЫМ В ИСТОРИИ УКРАИНЫ ПОСЛЕ ХМЕЛЬНИЦКОГО, И ОБСТОЯТЕЛЬНО ИЗУЧАЛ ЕГО НАСЛЕДИЕ / ФОТО С САЙТА UAHISTORY.COM

И все же фигура Ивана Мазепы является особенно притягательной для создателя украинской монархической концепции. Ученый делает особый акцент на принадлежности казацкого гетмана к благородному сословию. Последнее, как замечает Липинский, имело в своей среде не только тех, кто денационализировался и перешел в лагерь тогдашних победителей — россиян и поляков, но и таких, кто держал в своем сознании традицию борьбы за волю Украины, память о своих предках, засланных за Украину на Сибирь, — Нечаевых, Высочановых, Кропивницких, замордованных за Украину Речью Посполитой — Выговских, Лесницких, Богунов.

Вскоре в своем известном труде «Україна на переломі» В. Липинский выполнил задание огромного общественного значения — убедительно раскрыл конструктивную государственно-созидательную роль украинской шляхты в национально-освободительной войне украинского народа под руководством Богдана Хмельницкого. Он показал, что украинская шляхта являла собой «культурний, хліборобський, державний елемент», который, появляясь у восставших, «збільшує силу Війська Запорожського». Именно эта прослойка способствовала усилению в новом казацком государстве антипольских государственно-созидательных, культурных процессов, а также преодолению анархических, «революционных» тенденций.

Среди представителей украинской шляхты, которые после первых бурных месяцев социального противоборства оставляют свою лояльность к Речи Посполитой и возвращаются в Украину с тем, чтобы навсегда остаться при Войске Запорожском, В. Липинский называет «підчашого чернігівського» Степана Мазепу-Колединского. Он с женой Марией из Мокеевских и сыном Иваном, будущим гетманом, опять живет «в своих Мазепинцах».

Степан Мазепа возглавил военное правительство белоцерковского казацкого атамана, владея своим дидическим имением Мазепинцами, уже по-новому, казацкому праву. При случае заметим, что позже в своих знаменитых «Листах до братів-хліборобів» В. Липинский выразил чрезвычайно уместное рассуждение: «...принцип частной собственности на землю не стал всеобъемлющим в новом казацком государстве. На Левобережье давние магнатские латифундии не были закреплены в полное частное владение, которое бы дало овладевшей ими новой казацкой аристократии материальную силу для борьбы за свою государственную независимость, а были возвращены в получастные, зависимые от каждой новой политической власти «маєтності рангові». Это было одной из главных причин «упадку Мазепи і взагалі всього нашого політичного безсилля супроти Москви по смерти Хмельницького». Степану Мазепе суждено было стать выдающимся деятелем национально-освободительной борьбы, принимать участие в переяславских переговорах с Москвой, а впоследствии быть одним из создателей Гадячской Унии в 1658 г. Именно такие, как Степан Мазепа, представители покозаченной шляхты, служили главными посредниками между Войском Запорожским и многочисленным шляхетским сословием, который еще оставался на стороне Речи Посполитой.

Другим связующим звеном между новым казацким государством и украинской шляхтой было православное духовенство и в частности монахини и игуменьи женских монастырей, очень часто представительницы аристократических православных семей. Такой была, например, княгиня Курцевич — игуменья «монастыря панянского Печерского», которая умерла незадолго до восстания, или Атанасия из старинного шляхетского рода Солтанов, во времена Б.Хмельницкого — «игуменья монастыря стариц киевских печерских храма Вознесения Господнего». Такой же была, по словам В. Липинского, и Мария Магдалина — вдова по Степану Мазепе, мать Ивана — более позднего гетмана, «игуменья монастырей панянских печерского, киевского и глуховского».

Превращение «розбещеної, зледачілої й паразитарної шляхти» в Украине в вспомогательное сословие, полностью зависимое от власти гетмана Войска Запорожского, — такой была идея творца Украинского казацкого государства. Говоря о политическом лице украинской шляхты после Хмельнитчины, В. Липинский отмечает, что она дала «цілий загін жертвенних борців, покоління непоборних — скала, об котру замахи на цілковите знищення України кінець кінців мусіли розбитися й розвіятися!». Перечень наиболее ярких представителей этого слоя у В. Липинского возглавляет «Іван Мазепа й його хоробрі, ідеї визволення України цілком віддані товариші, славні запорозькі кошові Константин Гординський (Гордієнко) і Петро Сорочинський». Далее В. Липинский называет Даниила Братковского, шляхтича-поэта, казненного «в Луцке за борьбу с Речью Посполитой». По оценке казацкого летописца Самуила Величко, Д. Братковский был «давним конфидентом» гетмана Мазепы, который поддерживал этого патриота, активного поборника православия в борьбе с Польшей.

Даниилу Братковскому, а в то же время и анализу общественных процессов на Правобережье в конце ХVІІ — в ХVІІІ ст. с позиций борьбы Мазепы за соборность Украины посвятил В. Липинский специальное исследование. В этом труде В. Липинский еще находится в определенной мере в плену представлений народнической историографии о Мазепе, видя в нем выразителя интересов нового украинского «барства». В то же время уже в этом труде В. Липинский сумел увидеть в политическом поведении И. Мазепы в этот период выразительные тенденции общенационального лидера, который делал попытки консолидировать вокруг себя представителей разных слоев общества, в том числе в Галичине и Волыни.

К нему апеллируют активные участники общественного процесса на Правобережье — спикер нобилитированной казацкой правобережной старшины Василий Искрицкий, львовский униатский епископ Иосиф Шумлянский — оба «активные сторонники Гадячского договора», православный владыка Жабокрицкий — с намерением стать луцким епископом. Наряду с этими представителями украинского барства «к протекции Мазепы — гетману казацкой Украины — обращается в первое время своей деятельности и заместитель простого люда, казак Палий». Таким образом, не удивительно, как отмечает В. Липинский, что к Мазепе в 1700 году едет Братковский, «надеясь, что гетман поможет ему в борьбе за освобождение украинского народа на Правобережье».

Именно в это время, по завершении войны с турками, Мазепа осуществляет активную национально-культурную деятельность, строит новые церкви и везде выступает как искренний защитник православного «благочестия». Эта сторона деятельности гетмана, очевидно, была по душе Братковскому, но социальная действительность «під регіментом Мазепи», — замечает В. Липинский, — должна была «развеять все надежды, которые он возлагал на гетмана». В конечном итоге Братковский решил обратиться к Палию — спикеру радикальных социальных требований, имя которого громко звучало тогда по всей Украине.

Обстановка, сложившаяся в это время на Правобережье, создавала условия, когда два сословия общества — шляхта и казачество — могли объединить свои усилия для борьбы против общего врага, как во времена Хмельнитчины. Сеймовые постановления в 1699 г. ограничивали свободу православия, то есть украинского общества в целом, а отдельное постановление отменяло возрожденное казачество. Таким образом, все эти решения «лягали однаковим тягарем і на свідому українську шляхту, і на українське козацтво».

Невзирая на ополячивание значительной части правобережной украинской шляхты в сознании ее лучших представителей жили давние национальные, религиозные и культурные традиции. Таким образом, создавались условия для организации широкого фронта национальной борьбы против Польши, в котором должны были принять участие все основные социальные слои Правобережной Украины. Невзирая на определенный скепсис Д. Братковского относительно поддержки антипольского выступления И. Мазепой, о котором говорит В. Липинский в отмеченном труде, конструктивная роль в нем украинского гетмана очевидна, нечего отрицать.

Современный исследователь Мазепинской эпохи С. Павленко утверждает, что Д. Братковский после поездки в Батурин вместе с казацкими полковниками — Самусем, Палием, Абазином, Искрой — подписал тайный план гетмана в виде воззвания к правобережному люду с призывом к восстанию и распространял его на Правобережье. Этой роли И. Мазепы, в конечном итоге, не отрицает и В. Липинский, отметив, что в ходе восстания один из его лидеров Самусь объявил себя «под регіментом Мазепы». В стране началось движение, отмечает В. Липинский, напоминавшее собой прежнюю Хмельнитчину. Он пишет о присоединении к восстанию достаточно большого количества православной украинской шляхты, на которое «дуже можливо, великий вплив мала відозва Братковського. Сі всі Онацькі, Мацєєвські, Керекеші, Клитинські, Ніжинські, Верещаки не тільки беруть діяльну участь в повстанні, але й часто виступають як його провідники та агітатори».

В противовес народнической историографии, которая не сумела разглядеть конструктивную позицию украинской шляхты в освободительной борьбе, В. Липинский постоянно глорифицирует ряд ее выдающихся представителей — убежденных борцов за украинскую государственность. Наиболее весомым его аргументом было отношение Москвы и Польши к т. н. покозаченной шляхте. Он руководствуется, в частности, стереотипным требованием польских политиков — «шляхту выдать, чернь распустить», которую они выдвигали каждый раз, когда Речь Посполитая имела намерение помириться с казачеством.

Еще большую ненависть вызывала покозаченная украинская шляхта у Москвы на разных этапах украинской истории. «Для неї ці традиційні й найбільш завзяті оборонці «Руси і православ’я» в Річпосполитій», — отмечает В. Липинский, — це підозрілі і ненависні «Ляхи». «Ляхи», бо з них же вийде Виговський, Мазепа, Орлик, з них вийде й послідній Кошовий Запорожський, а як значиться в російському Своді Законів, «шляхтич подільський» — Кальнишевський...» — то есть деятели, которые последовательно боролись за украинскую национальную независимость.

Обвинение в «польскости», измене православию было заброшено Петром І гетману Мазепе     — тому, кто всегда был верным сыном и покровителем Православной церкви, наибольшим из всех украинских гетманов ее жертвователем. Акция Мазепы трактовалась российской политической и духовной элитой как попытка реализовать тайный план католика-ляха, который пытался вернуть Украину под господство польской шляхты. И эта недостойная традиция российского империализма вместе со средствами террора, грязной пропаганды остается живой и сегодня в борьбе с памятью гетмана Мазепы, дискредитацией его государственно-созидательной деятельности.