Сбой в Системе

Украинский «крот» в Кремле Андрей Павличенко (в должности председателя КГБ) намерен взорвать все руководство СССР во главе с Михаилом Горбачевым, а заодно — и президента США, во время празднования годовщины большевистского переворота на трибуне мавзолея Владимира Ленина. Мотив ошеломляющий — это месть за раскулачивание, Голодомор 1932-1933 гг., депортации украинских крестьян в Сибирь, личный мотив — гибель родителей. Оказывается, Павличенко всю жизнь ненавидел систему, более того — тайно симпатизировал украинскому националистическому движению, встречался с его деятелями в Киеве. В конце концов, на этом его подловила американская спецслужба, и молодой агент вынужденно согласился на работу с ЦРУ, используя свое служебное положение для достижения высшей власти. Но все время скрывал истинные намерения и от заокеанских боссов, так как считал США также косвенно виновными. Такое себе современное перевоплощение Конрада Валленрода — в трактовке Адама Мицкевича (его герой сознательно стремился уничтожить Тевтонский орден, а для этого достиг должности его великого магистра).

Речь идет о сюжете романа «Московский клуб. Закулисная жизнь Кремля и не только...» американского писателя Джозефа Файндера, который вышел в 1991 г. За полгода до настоящего путча в Москве. Между прочим, село Пловицы, где по сюжету родился Андрей Павличенко, упомянуто в книге Роберта Конквеста «Жатва скорби» (готовил материалы Джеймс Мейс) как то, где из 78 хозяйств середняков 66 власть отнесла к «кулацким». Так же власти поступили с родителями литературного героя. То есть в основе — реалистичные обстоятельства и события. Но мог ли в действительности появиться подобный герой-одиночка?

Только один человек из высшего руководства СССР имел подобные биографические линии. И это никак не председатель КГБ или кто-то другой из советских силовиков, а генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев. Во время геноцида погибло около 40% жителей его родной станицы Привольное, среди них — члены семьи по линии отца. Один из дедов, Андрей, подвергся репрессиям, через несколько лет и второй — Пантелей. Оба выжили, но, очевидно, будущему комсомольскому активисту и партийному руководителю не надо было рассказывать, что голода не было — только сложности с продовольствием. Еще трагичнее оказалась судьба семьи жены Михаила Горбачева, Раисы Максимовны, о чем ее муж напишет в своих воспоминаниях «Наедине с собой». Возможно, отсюда происходят упомянутые инициатором Перестройки как грандиозная ложь утверждения его политических оппонентов о совместном с Раисой Максимовной желании уничтожить компартию изнутри.

Действительность оказалась гораздо более запутанной, герой — значительно более сложной и масштабной личностью, а имеющиеся результаты превысили самые смелые ожидания американского автора. Реальный человек, Михаил Сергеевич Горбачев, действовал и действует иначе. Во времена президентства Виктора Ющенко произошел показательный случай — украинское посольство в Москве проводило презентацию сборника документов о Голодоморе 1932—1933 гг. и пригласило ряд известных деятелей, в том числе и Горбачева. Он не пришел (как и подавляющее большинство других), поддержав таким пассивным образом господствующее в российском политическом дискурсе и государстве мнение о политизированности затронутой проблемы. Несмотря даже на то, что о преступлениях прекрасно знал из своего детства.

Такое подчеркнутое отстранение от украинской тематики — не первое. Иван Драч в своем выступлении на сессии Верховного Совета РСФСР в мае 1990 г. вспомнил эпизод встречи Михаила Горбачева с генерал-губернатором Канады Романом (Рамоном) Гнатишиным — во время визита советского лидера в Страну Кленового Листа. Известный украинский поэт и государственный деятель с отчаянием отмечал — они вели себя как два иностранца, которые служат своим странам. Между прочим, вроде бы в самом начале Роман Гнатишин попытался обратиться к гостю на украинском, а в ответ услышал что-то вроде: тут что-то не так с протоколом, где переводчик с английского? Так ли было на самом деле, но подобный ответ вполне мог иметь место — реально генеральный секретарь ЦК КПСС никогда публично не демонстрировал даже намеков на свое украинство.

Автор Перестройки утверждает, что в детстве мог с легкостью переходить на украинский язык с русского — так, по его наблюдениям, делало все его окружение. А это значит, что даже без языковой практики он и в дальнейшем владел им по крайней мере на уровне беспроблемного восприятия. В Украине это кажется очевидным, но для абсолютного большинства граждан России — нет. В декабре 2012 г. Эмиль Паин, бывший советник президента Бориса Ельцина, предупредил нас при подготовке презентации в Национальном культурном центре Украины в Москве: говорите на русском, иначе, кроме меня, киевлянина, вас здесь никто не поймет. Очевидно, Горбачев к этим «никто» не относится.

Мама Михаила Сергеевича — украинка из Куликовщины (Черниговская область) и рос он в украинской части станицы на родной Кубани. Внешне о крепких украинских корнях свидетельствует его непреодолимый мягкий говор, возможно — черты характера, наверное — знание украинских песен. На одном из своих дней рождения Михаил Сергеевич показательно спел свою любимую, довольно длинную и сложную для исполнения песню на стихи Леонида Глибова «Стоїть гора високая, а під горою гай...» (редкий украинец ее знает от начала до конца). Рожденная на Черниговщине, скорее всего в городе над Сновом — Седневе (или в современном Сновске?), в имении известной украинской семьи Лизогубов, здесь она обрела наибольшую популярность. Мама Горбачева жила примерно в 40 км от места ее создания, поэтому совершенное знание текста ее сыном не удивляет. Видеозапись этого вокала (дуэта — вместе с Андреем Макаревичем) желающие могут самостоятельно отыскать в Интернете.

Это не единственный документально зафиксированный случай, когда Михаил Сергеевич говорит (поет) пусть не слишком чисто, но на украинском языке. Шансов для развития такое стихийное украинство почти не имело — в школе была исключительно русская литература, русская культурная среда. Михаил Сергеевич отдает должное влиянию на формирование его личности русских классиков (среди них называет Николая Гоголя), но не украинских. Поэтому самоидентификация будущего советского лидера как россиянина не удивляет. Правда, стоит присмотреться к его объяснениям своего детско-подросткового национального выбора — «русский означало принадлежность к нашему государству, к православной церкви, русской культуре. Особого значения не придавалось — кто ты — хохол, то есть украинец, или москаль — то есть русский». Это типичное восприятие, присущее украинским крестьянам Приднепровья до освободительной борьбы 1917—1921 гг. Для советского периода — это русификация под прикрытием интернационализма. Последствия поражения Украинской революции, затем — уничтожение украинской Кубани.

Но песня, которая идет от мамы, сохранилась. Вещь чрезвычайно мощная, тем более — в традиционных украинских семьях. Как и родственные отношения в целом, которые формировались веками и шокировали многих иностранцев, начиная по меньшей мере с впечатлений Гийома де Боплана. В свое время советского человека потрясла публичность первой советской леди, Раисы Максимовны, девичья фамилия Титаренко, род которой также из Украины (Черниговская область). «Мы ничего не будем менять. Как вели себя, так и будем вести дальше», — десятилетиями позже объяснял Горбачев.

Действительно, для украинской семьи ничего чрезвычайного не произошло. Достаточно почитать классическую украинскую литературу и внимательно посмотреть на ее сюжеты (с Николаем Гоголем включительно), послушать былины о семейных взаимоотношениях, посмотреть на народные картины XVIII — XIX вв., где уверенная в себе женщина если не с палкой мужа ждет, то уж точно за словом в карман не полезет — и все становится понятно. Такие мы есть. Михаил Горбачев вспоминает, что отец прощал матери «лихость» ее характера, а была она твердой и деловой. Видимо, поэтому в советской Украине необычное для руководителя КПСС поведение большинство воспринимало с юмором и скрытым пониманием — слишком это все напоминало личные будни.

В своих воспоминаниях будущий генсек довольно подробно описывает детство. Из его слов понятно — окружение имело преимущественно стихийно украинский характер. Это обстоятельство и семейная драма во время Голодомора не могли не наложить отпечаток на его характер и (скорее всего) — неосознанные (в отличие от литературного «крота») мотивы деятельности. Но этот фактор не был единственным — даже при всей мощности. Подростком он пережил войну и немецкую оккупацию, а после нее стал передовиком-механизатором, в семнадцатилетнем возрасте получил орден — исключительный случай. Одновременно начинается его карьера — Михаила избирают секретарем комсомольской организации школы, членом райкома комсомола. В конце концов — кандидатом в члены партии. Все это вместе на случайность не похоже — скорее на осознанные шаги для достижения цели. Почти идеальная анкета, которую «пятнали» только репрессированные деды. Кто-то был хорошим персональным менеджером (мать?).

В результате перед молодым амбициозным талантливым человеком без экзаменов и даже собеседования открылись двери юридического факультета Московского государственного университета (минуя к тому времени обязательную срочную службу в армии) и прекрасные возможности профессионального и карьерного роста. Интересно, что юный Михаил и дальше продолжает свою комсомольскую деятельность — на этот раз на юридическом факультете он отвечал за идеологию. А это означало приобретение не только профессиональных знаний, но и организационных умений. Он ими активно и творчески воспользовался, быстро и уверенно двигаясь по службе партийно-советской системы. И что здесь должно было победить: сантименты молодости, семейные рассказы, «зашитые» в подсознании архетипы поведения (украинская ментальность в широком смысле) или приобретенные навыки выживания и успеха в позднесоветском тоталитарном государстве?

Очевидно, если бы Михаил Горбачев не придерживался неписаных правил — оказаться ему не в Кремле, а на Колыме (образно говоря): «Если ты попадал в номенклатуру, то должен был следовать определенным правилам игры». Это личностный выбор, причем сознательный — точно не геройский, скорее — рационально прагматичный: вырваться из бедности. К тому же прочно скрепленный идеологической составляющей. Без элементов убеждения (не менее) здесь не обойтись — в конце концов, Горбачев остается верным социалистической модели (так, как он ее понимает) весь свой жизненный путь. В этом смысле он очень последователен и является образцовым идейным политиком и государственным деятелем.

Впрочем, для становления Горбачева как реформатора определяющими стали не официальные идеологемы (иначе мы бы имели вполне обычного для своего времени руководителя), а наличие ценностных ориентиров (осознанных или нет), заложенных еще во времена детства и юношества. Тогда выпускник МГУ отказался от аспирантуры по кафедре колхозного права, ведь для него это было слишком. Возвращение в Ставрополь и начало его профессиональной деятельности почти совпало с наступлением хрущевской «оттепели» — десять следующих лет молодой руководитель жил и работал в атмосфере невиданной свободы мнений и постоянных изменений в правящей системе. Правда — не фундаментальных. Как высказался Михаил Сергеевич «Никита Сергеевич хотел заставить работать систему, используя ее же методы». Во второй половине 80-х гг. ХХ в. Горбачев попытается исправить эту ошибку.

А в середине 50-х гг., тогда первый секретарь горкома комсомола попытался вводить новые формы работы с молодежью, в частности с помощью оперативного комсомольского отряда и дискуссионного клуба. Последний — аналог «Клуба творческой молодежи», возникший в Киеве по инициативе ЦК ЛКСМУ. То есть Горбачев сделал то же, что диссиденты-шестидесятники в Украине. В известной степени он и был шестидесятником (не диссидентом) во власти — если рассматривать более широкие круги этого яркого общественного явления. Между прочим, потенциально мог стать одним из прототипов партийного секретаря, дочь которого тайно окрестили — как в «Соборе» Олеся Гончара.

Система дала сбой. Остается только догадываться, как такую тягу к фрондерству прощала партийная система отбора и расстановки кадров. Разве что замечательная подготовка, отличная работоспособность и коммуникационность снимали ожидаемые предостережения. Горбачеву позволяли эксперименты на хозяйственной ниве — применение «паров», строительство оросительного канала, который должен был обеспечить стабильность урожаев и требовал больших средств из государственного бюджета. Такое впечатление, что советское руководство 70-х гг. избрало Ставропольк и его руководителя в качестве региональной испытательной площадки.

Горбачеву удалось не только уцелеть самому, но и сохранить верность своим убеждениям и видению будущего. Удачная инициатива по анализу состояния сельского хозяйства и предложений по его развитию не помогла последнему, но открыла Михаилу Сергеевичу путь к самому кремлевскому руководству. Горбачев проявил незаурядную адаптационную способность, умение приспосабливаться к новому микросоциуму, получил много новых знаний, среди них — о косыгинской реформе от первоисточника (последние очень пригодились во времена Перестройки). Выживанию изрядно способствовали личные доверительные отношения с Юрием Андроповым и ориентированность последнего на перемены (довольно противоречивые, как потом выяснилось). А еще удача — несколько раз эмоциональные выступления юного (на фоне состава партийной верхушки) секретаря могли поставить точку на дальнейшем продвижении по служебной лестнице, однако оказывались очень кстати в смысле настроений Леонида Брежнева. В результате Перестройка началась там, где завершилось Шестидесятничество, став его продолжением. Новый генсек пришел к власти с убеждением — «все прогнило», система стала очень неэффективной, перемены назрели.

Начало. Окончание читайте в следующем выпуске страницы «История и Я»