Тайны судьбы полководца

Его смерть содержит немало загадок. Равно как и ранние годы его биографии. С них и начнем. По официальной версии, Черняховский родился 16 (29) июня 1906 года в селе Оксанино Уманского уезда Киевской губернии. Этот год генерал указывал в автобиографии. Также годом его рождения называют 1907 год. Метрика Черняховского не найдена, все данные о времени и месте рождения, равно как и о социальном происхождении мы знаем только с его собственных слов в анкетах и автобиографиях. Наиболее часто отец Ивана Даниловича Данила Николаевич называется железнодорожником, хотя иногда его относят к безземельным крестьянам-батракам. Замечу, что понятие железнодорожник – чрезвычайно широкое. Это может быть и рабочий-путеец, и стрелочник (стрелочником назвал отца Черняховский в автобиографии) и машинист, и кондуктор, и железнодорожный ревизор, и начальник станции. Но версии об отце-железнодорожнике противоречит тот факт, что в селе Оксанино нет железнодорожной станции. Ближайшая станция – в 30 км, в Умани. Также противоречит железнодорожной версии тот факт, что, по утверждению Черняховского, в 1914 году его отец был призван в русскую армию, а в 1915 году был демобилизован из-за тяжелой контузии, но вернулся он почему-то в село Вербова Подольской губернии (ныне – в Томашпольском районе Винницкой области), где будто бы  работал кучером и экономом у помещика. Но между кучером и экономом (управляющим) – дистанция огромного размера. И в Вербова, как в Оксанино, никаких железнодорожных станций нет.

В 1919 году Иван Данилович окончил 5 классов начального железнодорожного училища на станции Вапнярка Ямпольского уезда в той же Подольской губернии. Вербова действительно рядом с Вапняркой, так что, живя там, можно было учиться в Вапнярке. Фамилия Черняховский (вариант: Черниховский) – от местечка Черняхов в Житомирском уезде (ныне Черняховский район, Житомирской области). Ее носителями были как евреи, так и православные священники (последние чаще себя считали русскими). Имя матери Ивана Даниловича – Мария Людвиговна – указывает на ее нерусское и неукраинское происхождение. Но определить сейчас настоящую национальность отца Черняховского и его матери не представляется возможным. Согласно данным переписи 1897 года, в селе Оксанино из 3084 жителей 3028 были православными. В Вапнярке же из 760 жителей 370 были иудеями и 300 – православными. Если отец Черняховского действительно был железнодорожником, то наиболее вероятными местами рождения будущего генерала были либо Умань, которую и указывал Черняховский в автобиографии, либо Вапнярка. Если сыну надо было скрывать еврейское происхождение, то логично предположить, что он предпочел назвать местом рождения православное Осканино, а не еврейское местечко Вапнярка, примыкающее к Тульчинскому ареалу концентрации еврейского населения. И, во всяком случае, в 20-е годы, в период «коренизации» в Украине, учась в военном училище в Украине, лучше было числиться украинцем. Про отца же Черняховского можно также предположить, что он сперва был железнодорожным служащим, а потом стал управляющим имения. Примерно так же обстояло дело с отцом маршала Константина Рокоссовского.

В апреле 1919 года Данила Николаевич будто бы был мобилизован в белую армию, а вскоре они с матерью умерли от сыпного тифа. Такое нередко писали в анкетах, когда родители стали жертвами «красного террора» или, сражаясь в армиях Деникина и Врангеля, затем эмигрировали, утверждалось, что отец Черняховского был мобилизован белыми. Факт мобилизации, однако, вызывает сомнения. Деникин мобилизовывал только офицеров и пленных красноармейцев. Если бы Данила Черняховский служил у красных, этот факт биографы генерала не стали бы скрывать. А если его действительно мобилизовали деникинцы, значит, он успел стать офицером за короткое время пребывания на фронте. Можно констатировать одно: биография генерала Черняховского вплоть до 1920 года толком не исследована, и нас еще может ждать масса сенсационных открытий.

После 1920 года биография Черняховского более или менее установлена, нет смысла ее пересказывать. В 1921-1923 годах Иван Данилович в рядах Тульчинского батальона ЧОНа  сражался с украинскими повстанцами. А в 1933 году во время обучения в Военной академии механизации и моторизации РККА на Черняховского поступил донос, что он будто бы скрыл свое социальное происхождение, так как его отец служил в белой армии. Однако никаких последствий для карьеры Ивана Даниловича это дело не имело.

Великую Отечественную войну он встретил подполковником и командиром 28-й танковой дивизии в районе Шауляя. Она потеряла все танки, попала в окружение, и к середине сентября 1941 года ее остатки насчитывали только 552 человека. Но такова была участь практически всех танковых и моторизованных дивизий РККА в 1941 году. Столь же бесславно завершилось командование произведенного в генерал-майоры Черняховского 18-м танковым корпусом в боях за Воронеж летом 42-го. Корпус был почти полностью уничтожен и не сумел предотвратить захват немцами правобережной части Воронежа. Но эта неудача ничем не выделялась на фоне неудач других танковых корпусов, в частности, разгрома 5-й танковой армии под Воронежем. И карьера Ивана Даниловича развивалась успешно. В июле он возглавил 60-ю армию. После окружения немцев под Сталинградом дела пошли веселее, и 25 января 1943 года 60-я армия освободила Воронеж, а 8 февраля – Курск. Хотя 2-я германская армия избежала окружения, на Черняховского обрушился дождь наград. 4 февраля он получил орден Красного Знамени, 8 февраля – орден Суворова I степени, 14 февраля – звание генерал-лейтенанта. После поражения вермахта в Курской битве 60-я армия успешно развивала наступление на Левобережной Украине: 30 августа она освободила Глухов, 6 сентября — Конотоп и 15 сентября – Нежин. 17 октября 1943 года за форсирование Днепра Черняховский был удостоен звания Героя Советского Союза. За Днепр Золотые Звезды раздавали особенно щедро, и в армии появилось ироническое выражение «днепровский герой».

В марте – апреле 1944 года 5 стрелковых дивизий и 1 танковый корпус 60-й армии неудачно осаждали Тернополь, объявленный немцами крепостью и обороняемый одним мотопехотным полком. Но еще до взятия Тернополя Черняховский был назначен командующим 3-м Белорусским фронтом. Это стало его звездным часом. В ходе операции «Багратион» войска Черняховского освободили Витебска, Минск и Вильнюс и сыграла важную роль в окружении группы армий «Центр». По числу уничтоженных и плененных неприятельских солдат и офицеров это сражение стало самым результативным в карьере Ивана Даниловича. 29 июля 1944 года он был удостоен звания дважды Героя Советского Союза. Дальше последовало неудачное вторжение в Восточную Пруссию, откуда 3-й Белорусский фронт в ноябре был отброшен с большими потерями. Закрепиться в Восточной Пруссии удалось в январе 1945 года, когда началось генеральное наступление Красной Армии по всему фронту. Лучшие германские дивизии в это время сражались в Арденнах, и советские войска получили подавляющее численное превосходство. Тем не менее, за Восточную Пруссию немцы дрались упорно, и войска Черняховского несли большие потери.

18 февраля 1945 года Иван Данилович в районе города Мельзак (ныне Пененжно, Польша) в 12 км от линии фронта был смертельно ранен осколком снаряда. До корпусного госпиталя, находящегося в 3 км, его не успели довезти живым. Вот как описал обстоятельства гибели Черняховского его шофер, старшина Николай Виноградов: «Мы возвращались к машине. Иван Данилович сам сел за руль, а меня посадил в сторону. Когда мы ехали, противник сделал огневой налёт. Снаряд упал около машины. Осколком пробил Ивану Даниловичу левую часть груди навылет. Адъютанты положили его сзади в машину. Он сказал тогда, когда был ранен и упал на руль: «Николай, спаси меня. Я ещё для Родины пригожусь». Я сел за руль, и мы помчались в санбат...». Здесь необычно то, что генерал армии (это звание Черняховский получил 28 июня 1944 года) сам сел за руль. Эту странность объясняет в своих беллетризованных мемуарах «Война никогда не кончается», опубликованных в 1957 году, поэт-фронтовик Ион Деген: «… Стреляющий еле выдавливал из себя слова:

— Умаялись мы. Вздремнули. А механик тихо плелся. Как вы приказали. А за нами увязался генеральский «виллис». Кто его знал? Дорога узкая. Никак не мог обогнать. А как объехал, остановил нас и давай драить. Кто, говорит, разрешил вам дрыхнуть на марше? Почему, говорит, нет наблюдения? Целый час, говорит, проманежили меня. А какой там час? Вы же сами знаете, только из леса выехали. Лейтенант, значит, виноват, мол, всю ночь в бою, устали. А тот говорит — разгильдяи! Почему, говорит, погоны помяты? Почему воротник не застегнут? И давай, значит, в мать и в душу. А лейтенант и скажи, мол, мать не надо трогать. За матерей, мол, и за родину воюем. Тут генерал выхватил пистолет и… А те двое, старшие лейтенанты, уже, поди, в мертвого выстрелили, в лежачего. А шофер ногами спихнул с дороги. Пьяные, видать. (…)

Я держался за буксирный крюк. Как же это?.. Столько атак и оставался в живых. И письмо от мамы. И аттестат ей послал. И в училище на соседних койках. А как воевал!

Ребята стояли молча. Плакал башнер, привалившись к броне. Я смотрел на них, почти ничего не видя.

— Эх, вы! Генерал! Сволочи они! Фашисты! — Я рванулся к танку. Как молнией хлестнуло мой экипаж. Миг — и все на местах, быстрее меня. Я даже не скомандовал.

Взвыл стартер. Тридцатьчетверка, как сумасшедшая, понеслась по дороге. (…)

— Заряжай!

— Есть, осколочный без колпачка! (…)

Спокойно. Все вопросы потом. Чуть-чуть выше кузова. В промежуток между старшими лейтенантами. Я довернул подъемный механизм. Вот так. Пальцы мягко охватили рукоятку. Спокойно. Раз. Два. Огонь!

Откат. Звякнула гильза. Рукоятка спуска больно впилась в ладонь.

Вдребезги!

А я все еще не мог оторваться от прицела. Казалось, то, что осталось от «виллиса», всего лишь в нескольких метрах от нас.

Тусклое пламя. Черный дым. Груда обломков. Куски окровавленной человечины. Сизый лес, как немецкий китель.

Пусто. Тихо. Только в радиаторах клокочет кипящая вода».

Это, конечно, беллетристика. На самом деле машина уцелела и даже осталась на ходу, не слетев в кювет, и никто, кроме Черняховского, не пострадал. Осколок разорвавшегося позади ГАЗ 61 снаряда пробил металлическую обшивку машины, пробил спинку сиденья, пробил тело генерала и застрял в приборной доске. Сам Деген не мог наблюдать гибель Черняховского, хотя и воевал во 2-й отдельной гвардейской танковой бригаде 5-й армии, сражавшейся по соседству с 3-й армией генерала Александра Горбатова, где и произошла трагедия. Но еще 21 января Иона Лазаревич был тяжело ранен и в момент гибели Черняховского находился в госпитале. А вот версия, которую белорусский публицист Алесь Ветер слышал вскоре после войны от военного шофера Сольнинцева (или Сольминцева), воевавшего в Восточной Пруссии (не факт, что фамилия передана правильно): «Из перевернувшейся машины выбирается генерал. Это генерал Черняховский — командующий 3-м Белорусским фронтом. Он рвёт и мечет. Танкисты цепляют тросом «Эмку» и вытаскивают её на шоссе. Машина вроде бы в порядке. Ехать дальше может… Тем временем капитан-НКВДшник выводит в поле командира экипажа танка Т-34. Того самого, что скинул в кювет «эмку». Говорит про измену, про работу на немцев, про шпионаж. В довершение всего обвиняет в попытке убить генерала. После этого достаёт свой ТТ и на глазах ничего не понимающего экипажа танка расстреливает командира боевой машины.

Генерал продолжает ругаться на водителя, обозвав «хреновым выродком, не видящим, куда едет», выгоняет его и сам садится за руль. Водитель устраивается сзади с адъютантом. Машины резко берут с места и исчезают за поворотом… Неожиданно башня одного из танков приходит в движение и поворачивается в ту сторону, где только что скрылись легковушки. Ствол изменяет угол, раздаётся одиночный выстрел, а колонна как ни в чём не бывало продолжает движение...» Ну, а далее следует смертельное ранение Черняховского.

Все эти версии опираются только на слухах, распространившихся еще в конце войны. Бесспорно можно утверждать только, что в момент смертельного ранения генерал сидел за рулем, расстояние от линии фронта составляла 12-15 км, что единственный снаряд разорвался в 10-20 м или ближе позади машины, и что кроме Черняховского никто не пострадал, и машина не имела повреждений и не была сброшена в кювет.

Версия с немецким снарядом устроила всех вплоть до Сталина. Но на дистанции 12 км Черняховского могла неприцельным выстрелом достать только немецкая 105-мм гаубица со снарядом мощностью 2,1 кг ТНТ. В этом случае люди, находящиеся на расстоянии до 20 м от эпицентра взрыва, могли получить серьезные контузии. Но ничего подобного не было. Однако осколок сохранил высокую поражающую способность, что говорит о небольшом расстоянии от задней стенки машины до эпицентра взрыва. И вряд ли бы немцы, испытывавшие острый недостаток боеприпасов, стали делать неприцельный артналет, да еще одним снарядом.

Советские танки не могли стрелять в Черняховского, их в составе 3-й армии под Мельзаком не было. Зато было два полка, вооруженных САУ-76 и САУ-85. По утверждению сына генерала, Олега Ивановича, отец как раз приехал решать вопрос об их вводе в бой. 76 мм снаряд содержит лишь 0,6 кг ТНТ, так что при разрыве на дистанции 10 м машина осталась бы на ходу. И, скорее всего, трагический эпизод, спровоцировавший гибель Черняховского, имел место именно с самоходчиками.

То, что для советского генерала просто так застрелить офицера было легче, чем выпить рюмку водки, доказывает письмо Сталину главного кадровика Красной Армии генерал-полковника Голикова в апреле 44-го. Филипп Иванович безуспешно добивался привлечения к суду командира 18-го гвардейского корпуса и подчиненного Черняховского, генерал-майора Ивана Михайловича Афонина, который лично застрелил майора, начальника разведотдела дивизии, только за то, что тот в ответ на удар генерала по лицу генерала посмел дать сдачи. Но в последние месяцы войны солдаты, особенно танкисты, порой отвечали начальству «ударом на удар». Так, сержант-артиллерист Николай Николаевич Никулин вспоминал, как в декабре 1944 года по пути к Варшаве «на одной станции начальство попробовало запретить продажу самогона. Подъехавшие танкисты развернули башню танка и бабахнули противотанковой болванкой в дом коменданта между этажами. Говорили, что начальнику драл в чем мать родила». Ну, здесь только попугать хотели, а Черняховскому, по всей видимости, мстили за гибель командира всерьез.

Маршал Александр Василевский писал о Черняховском: «Да, он был строг и требователен. Но никогда не позволял себе унижать достоинство человека…» Что ж, наверное, маршал расстрел без суда и следствия унижением не считал. Вот и погиб нелепой смертью.