Вопреки тоталитарным догмам

Двухсотлетие со дня рождения Карла Маркса украинские медиа почти дружно как-то упустили из виду. Даже банально грубой ругани в адрес автора «Капитала» было мало, не то что серьезного анализа марксизма в его основных разновидностях. На этом фоне статья Игоря Сюндюкова «(Не)Обанкротившийся Маркс» («День» №78-79, 2018) — на мой взгляд, еще одно свидетельство стремления редакции «Дня» осуществить ту же «украинскую синтезу», о которой семь десятилетий тому назад писал недооцененный до сих пор философ, автор концепции «творческого национализма» Николай Шлемкевич, считая ее чуть ли не единственным предохранителем от начала новейшей Руины, всеобщей гражданской войны — всех против всех.

Но если уже стремиться к синтезе, то следует не забывать и украинских последователей и продолжателей Маркса, которых за последние полтораста лет было немало, — от Николая Зибера до Леонида Плюща. Речь идет, конечно, не о тех, кто клялся в «верности идеям марксизма-ленинизма» и «непримиримости к буржуазному национализму», а о тех, кто привык думать свободно и самостоятельно; о тех, кто мог соглашаться с одними идеями Маркса, оппонировать (откровенно или скрыто) вторым и отбрасывать третьих. Не забываем, что именно с позиций такого творческого марксизма еще в конце ХІХ века Юлиан Бачинский обстоятельно описал объективно экономические основания обретения независимости соборным Украинским государством, а 90 лет тому назад Михаил Волобуев создал концепцию специфики «колоний европейского типа» (включительно с Украиной) в пределах Российской империи. Да и прославленные «Інтернаціоналізм чи русифікація?» Ивана Дзюбы и «Приєднання чи возз’єднання?» Михаила Брайчевского тоже созданы в русле творческого марксизма — той его формы, которая именуется неомарксизмом. Если коротко, то неомарксизм развивал гуманистические идеи Маркса и «выносил за скобки» идеи тоталитарные.

Об украинском неомарксизме как о мировоззренческо-философском явлении, которое даже в советское время совмещало Украину с Европой и всем Западным миром, автор этих строк уже писал, в частности, в статьях «Ревизионисты и пророки. Украинский неомарксизм 1960—1980-х» («День» №52, 2013), «Стоит ли противопоставлять Стуса Шевченко, а украинский марксизм подгонять под российский?» (сайт «Дня», 01.05.2013), «Новейшая украинская философия: некоторые вехи ее пути» (сайт «Дня», 24.11.2016). Сегодня же, кажется, стоит вспомнить персонально известного украинского философа второй половины ХХ века Владимира Шинкарука, тем более что на 90-летие со дня его рождения (22 апреля 1928 года, Гайворон, Киевская область) масс-медиа Украины не отреагировали. Почему? Может, потому, что в среде «продвинутых» интеллектуалов существует мнение, будто украинский марксизм — это что-то несовместимое с марксизмом европейским, как будто этот марксизм был догматичным, а собственно украинская профессиональная философия начинается два десятилетия тому назад? Что ж, недавно в одном российском интернет-словаре я нашел статью об академике Владимире Шинкаруке как о «русском и украинском философе». Неужели подарим «золотоликой Москве» и его наследство, и весь отечественный неомарксизм со всеми его — многими до сих пор актуальными — идеями?

В 1973 году известный немецкий философ-неомарксист Юрген Габермас писал: «Самое главное задание философии я вижу в том, чтобы против любой формы объективизма, против идеологических, то есть мнимых, самоутверждений мыслей и институций — вопреки их жизненно-практичным связям возникновения и применения — выдвигать силу радикальной самой рефлексии. Это задание непосредственно направлено против абсолютизма мнений о первоначале и чистой теорию, против сциентистского самопонимания в науке и против технократического сознания, отделенного от базиса политической системы. В этой самой рефлексии формируется единство теоретического и практического ума». И дальше подчеркивал, что главная миссия философии — «построить и защитить собственную идентичность» человека в непростом современном мире.

Именно эти задания ставил перед собой и Владимир Шинкарук — знаток немецкой классической философии и раннего Маркса, лауреат Золотой медали Гегелевского общества (Париж), лидер возникшей в конце 1960-х Киевской мировоззренческо-антропологической философской школы, директор Института философии АН УССР, а затем НАНУ в 1968—2001 году.

Конечно, не все его идеи — а это обычное дело для философа — выдержали испытание временем. Но... Введение в коллективную монографию «Человек и мир человека» (1977), которое называется «Философия и мировоззрение», Шинкарук начинает с ритуального «паровозика»: «Одной из программных задач коммунистического строительства, конкретизированной на XXV съезде КПСС...»; казалось бы, дальше будет идти речь об идеологически выдержанных вещах, и в действительности имеем основательный разгром официального диамата и истмата: в центре философии появляются человек и мир его жизни, а не обезличенные «общие законы развития природы, общества и мышления». Текст содержал прямую полемику с догмой диамата о свободе как «познанной необходимости»; эта догма была нормой мироустройства-по-большевицки, «теоретическим» обоснованием подчинения индивида коллектива, партийца — партии, гражданина СССР — власти, и не внешнего подчинения, а внутреннего, на уровне экзистенциальном. Зато Владимир Шинкарук писал: «Свобода — не только осознание необходимости, но и открытие возможностей и средств подчинения последнего жизненным целям человека». И дальше о том, что индивидуальная жизнь по своей ценности является по крайней мере не ниже социальной, а действие человека невозможно без веры и воображения. В таком контексте философия из безликой «науки наук» превращается во что-то иное, в составляющую бытия человека, на действенную силу развития мировоззрения образованного человека и предоставления новых красок будничности человеческого существования.

Повернув философию Киевской школы лицом к человеку с его жизненными целями, стремлением и представлениями, сам Шинкарук в своеобразном продолжении только что цитируемого текста, опубликованном через три года в журнале «Філософська думка», писал: «На наш взгляд, если брать духовную культуру в целом, во всем том объеме, в котором она охватывается в философских и историко-культурных исследованиях, — то категории мировоззрения, бесспорно, являются категориями культуры. Но в то же время есть ряд категорий духовной культуры, которые нельзя причислить к категориям мировоззрения. Они могут иметь мировоззренческое содержание, но не всегда, не во всех аспектах. Возьмем, например, сказки. При анализе культуры той или иной эпохи сказки, легенды, мифы, эпос и др. рассматриваются как феномены культуры. И нельзя характеризовать культуру того или иного народа без рассмотрения созданных им сказок. Каков же мировоззренческий аспект исследования сказок? На наш взгляд, он заключается в раскрытии сказочного мира как формы мировоззрения человека определенного возраста. Или детские игры. Это чрезвычайно важный компонент культуры. И в то же время они имеют огромное мировоззренческое значение. Ведь это и есть способ приобщения подрастающего поколения к формам жизнедеятельности взрослых, который обеспечивает освоение общественных отношений через «проигрывание» в воображении». Как будто абстрактно-теоретические рассуждения. В действительности же идет речь об осмыслении почвы неразрывности мировой и национальной культуры с философией через триаду: категории культуры — категории мировоззрения — категории философии.

При этом и осознание человеком своего места в мире, и постижение этого мира, и обустройство его не может опираться исключительно на рациональные факторы, возвышенные над всеми остальными проявлениями человеческого: «Мы никогда не достигнем абсолютного знания, которое бы позволило с совершенной точностью «высчитать» оптимальную линию поведения и все его последствия. В каждой конкретной жизненной ситуации остаются неучтенные, непознанные моменты, свои иксы и игреки, которые невозможно высчитать с помощью наивысшей математики. И тогда незаменимой основой выбора является наше моральное чувство. И чем более развитым, человечным оно является, тем более адекватным, более верным, гуманистическим будет выбор цели». Вот так. Не актуален ли этот тезис сегодня? И дальше: «Если поставленная цель действительно требует для своей реализации аморальных средств, тогда она, эта цель, в своем действительном содержании аморальна, а ее «благородный» ореол является либо сознательным обманом, либо ошибочной установкой субъекта, либо, когда идет речь об индивиде, определенным «сдвигом» психики, который психологи называют «защитным мотивом». Если же цель имеет действительно моральное содержание, она не может требовать применения аморальных средств... Даже если эти средства в техническом, вещественном отношении и ведут к реализации цели, то, перенося на ее содержание свои свойства, они лишают ее моральных добродетелей... Высшим и последним критерием нравственности цели и средства может быть только человек, его развитие, целостность и гармоничность ее бытия, ее счастья. Совокупный общественно-исторический опыт человечества произвел моральные критерии, которые в определенных общественно-исторических параметрах выступают как предельные и абсолютные. Этими критериями являются простые нормы нравственности. Простые нормы нравственности и справедливости должны стать нерушимыми жизненными правилами как в отношениях между отдельными личностями, так и в отношениях между народами». А следовательно «сущности сознательно создаваемого общества соответствует... путь: от фундаментальных научных открытий в еще более абстрактную сферу философии, социологии и морали, где они получат оценку и социальную санкцию...» Полная созвучность с идеями Эриха Фромма...

В целом же номинальный диалектик-материалист академик Шинкарук еще в советские времена выступал как идеалист наивысшего сорта — в смысле того, что в центре его философствований всегда были наивысшие духовные способности человека, его идеалы, надежды, мечты. «Вера, надежда, мечта, духовные чувства (а позитивным проявлением всех их является любовь в самом широком значении этого слова) — это исключительно важные категории духовной жизни человека и общества, следовательно, духовной культуры. Без них нет мировоззрения». При этом он был убежденным оптимистом; мир не враждебен человеку, это его мир, только нужно снять завесу, созданную как самим человеком (отчуждение), так и обстоятельствами. Не случайно конспекты его лекций о вере, надежде и любви долго ходили среди студентов Киевского университета имени Шевченко...

Академик Шинкарук видел перспективы цивилизации в движении к человекоцентричному постиндустриальному обществу, где непосредственно в процессе производства действует не человек, а преобразованные и «занузданные» ним природные силы. Как в СССР, так и в независимой Украине, философ настаивал на целесообразности измерять прогресс общества не собственно экономикой, а нравственностью человеческих взаимоотношений, развитием личности, динамикой и открытостью культуры.