Ада Роговцева — маленький большой человек

Ада Николаевна отметила в июле нынешнего  года свой юбилей. Возраст она не скрывает — ей исполнилось 80. Шумного празднования не было —  накануне актриса играла спектакль, и на следующий день после дня рожденья также выходила на сцену. Как бонус юбилярше — дочь Катя (режиссер Екатерина Степанкова) пообещала, что полдня мама сможет провести в лености и неге, не переодевая  пижаму, что и было исполнено. Отмечали юбилей дома, в узком кругу, но  двери были открыты для всех, кто любит Адочку, как зовут ее друзья разных возрастов. Недовольство  шумными гостями выразила только красавица Сильва. Кошка.  На торте решили зажечь одну свечу: «Ну, не 80 же задувать!», — заразительно хохочет Ада Николаевна.

Кстати, если бы не случай,  который произошел в городе Глухове  летом 1937 года (а скорее даже — кураж!),   поздравляли бы мы  с юбилеем  народную любимицу Людмилу Николаевну Роговцеву. Может, и не артистку вовсе — имя, как известно, влияет на судьбу. Дело было так: 16 июля в семье Николая Ивановича Роговцева и Анны Митрофановны Зайковской родилась девочка. Родители решили назвать ее  Людмилой. Отец с братом жены пошли в ЗАГС выписывать малышке свидетельство о рождении. Выпили пивка, чтобы от  жары спастись, потом еще, и... забыли, какое имя придумали новорожденной.  Находчивый шурин вышел из затруднительного положения: «У нас девка есть, такая  хорошая! Адой зовут. Давай так запишем?» Что и сделали, причем, с двумя буквами «д» — Адда. Анна Митрофановна пришла в ужас и отправила провинившихся исправлять имя. Они вернулись в ЗАГС и попросили вычеркнуть одно «д». В свидетельстве о рождении Ады Николаевны Роговцевой стоит штамп «Исправленному верить»...

После окончания киевского театрального института (мастерская К. Степанкова)  Ада Роговцева на долгих 35 лет прописалась  в  Киевском театре русской драмы им. Леси Украинки. И все эти годы афиши аншлаговых  спектаклей —  «Насмешливое мое счастье», «Варшавская мелодия», «Бесприданница», «Филумена Мартурано», десятков  других — украшало ее имя. Кстати, Ада — одна из форм древнееврейского имени Адена, что как раз и значит — «украшение»...

Сниматься  Ада Роговцева начала, еще учась в институте. А после появления на экранах фильмов «Укрощение огня», «Салют, Мария», «Вечный зов» стала невероятно популярной,  известной на весь бывший Советский Союз.

В разные годы работала в Театре Романа Виктюка,  Киевском театре драмы и комедии на левом берегу Днепра, Киевской мастерской театрального искусства «Сузір’я». Много снималась в России, но после событий на Майдане от сотрудничества с  российскими кинематографистами отказалась.

Сегодня Ада Николаевна так же активно  служит на театре.   В ее афише спектакли — «Будьте, как дома», «Вася должен позвонить»,  «Похоже на счастье», «Соломон в юбке», публицистический спектакль по одноименной книге А. Роговцевой  «Свидетельство о жизни» (режиссер Е. Степанкова),  которые  можно увидеть в театре «Сузір’я». Продолжает  выходить на сцену  в полюбившейся зрителям  «Варшавской  мелодии-2» (режиссер И. Афанасьев).  Репетирует пьесу «Условно освобожденные» (режиссер Е. Степанкова) в Театре на левом берегу Днепра — премьера спектакля планируется в январе  будущего года. Снимается в отечественных телесериалах. На выходе в  печать книга интервью с актрисой «Прості речі» (авторы — Татьяна Терен и Анна Липковская). Кроме всего этого Ада Николаевна  каждый месяц в качестве волонтера проводит творческие встречи в зоне АТО и госпиталях.

1 декабря состоится юбилейный творческий вечер Ады Роговцевой «С теми, кого люблю» в Национальном театре им. И. Франко. Идея своеобразного отчета актрисы проста — монологи, отрывки из живых спектаклей, в которых Ада Николаевна занята сегодня, фото и видеоматериалы из архивов украинского телевидения, поэзия ее любимых поэтов — Леси Украинки, Лины Костенко и стихи самой Ады Роговцевой. Это изящная и изысканная мозаика, из которой складывается портрет Актрисы.  Что важно, творческий вечер — благотворительная акция. В первую очередь, Ада Николаевна и ее команда пригласили на него воинов, которые находятся в ротации, раненых и проходящих реабилитацию в госпиталях. А также студентов киевских вузов, коллег-актеров, ветеранов кино и сцены.  Ведущие вечера — Ольга Атанасова и Ахтем Сеитаблаев. Режиссер — Екатерина Степанкова.

ФОТО ЕВГЕНИЯ ЧЕКАЛИНА

Накануне вечера мы провели с Адой Николаевной «трактовую репетицию», как говорят телевизионщики, в ее уютной квартире с окнами на Софию. Вот что из этого получилось.

«УХОД КОСТИКА  ПОМЕНЯЛ МОЮ ЖИЗНЬ НАВСЕГДА»

— Ада Николаевна, несколько лет назад (шесть, если точно) мы с вами вот так же сидели на  этой кухне  и говорили о жизни — о театре, кино, литературе, Кость Петровиче и многом другом. Но поводом  для той, не юбилейной встречи, было появление в вашей семье нового человека — внука Матвея, младшего сына Кати. Сегодня он — уже маленький мужчина, который, слышала, даже подарок бабушке  на юбилей сделал самостоятельно, не попросив помощи у взрослых. Что еще изменилось в вашей жизни за эти годы?

— Да, Матвей подарил мне аппликацию солнышка, сделанную своими руками! Это счастье! Шесть лет прошло... А пять лет назад у  меня  умер сын, Костик. Понимаешь? Это поменяло мою жизнь. Просто переломило ее. И  меня. Хотя  сегодняшние дни  все равно наполнены Костиком: я помню каждую секунду, когда и что он сказал, что сделал, в каком году, в каком месяце... Вся история его болезни неотступно крутится у меня в голове, как по кольцу...

— Боль не проходит?

— Нет. Это даже не боль. Это как будто циркуляция горькой крови... Знаешь, Дашка, Котькина (домашнее имя Кости) дочка, этим летом поступила в Театральный институт. Мы даже не предполагали, что она сдает экзамены, думали, пропустит год — по субъективным причинам. А Даша, поначалу мечтавшая  стать актрисой,  узнала, что  режиссерский курс набирает Вахтанг Арчилович Чхаидзе, и решила пойти на режиссуру. Из 400 баллов набрала 400! Учится на бюджетном месте. Для всей семьи это было удивлением и радостью. А поскольку  институт рядом с моим домом, на Ярославовом валу,  то она часто ночует и живет  здесь, у меня. То есть, Костик вернулся в дом...

— Даша похожа на Костю?

— Да очень! Он до 12 лет слепил из нее хорошего человека, и Дашка сейчас — великое утешение для меня на всю оставшуюся жизнь (тьфу-тьфу, нельзя перехвалить)!  Это дает мне силы, держит на свете. Костик ушел, а Дашка есть — ей нужно помочь, поднять ее. Это главное.

А потом (кивает в сторону Кати, которая подбирает костюмы к  юбилейному творческому вечеру Ады Николаевны, время от времени забегая на кухню, чтобы посоветоваться) у меня же есть еще вот эта великая радость. И смысл к существованию. Мне часто предлагают какие-то проекты, антрипризы — даже не рассматриваю. У меня свой режиссер —  Катя Степанкова! Зачем мне тратить оставшиеся силы на  кого-то, кроме нее. Катя знает, что я хочу делать, как я думаю и что чувствую, а самое главное, она умеет работать с артистами, они ей верят и очень любят. А спектакли, которые Катя  ставит как режиссер, идут на аншлагах и на «ура».

Я  не могу сказать, что в теперешнем моем физическом и психическом состоянии так уж мечтаю еще играть на сцене... Но каждый раз, возвращаясь со спектакля, концерта или творческого вечера, убеждаюсь — стоит, стоит туда выходить! Потому что я в буквальном смысле оздоравливаюсь. За десятилетия жизни на театре научилась понимать смысл выражения «добрая энергия». Это не подлежит никаким научным осмыслениям, но это факт.

«НЕЛЬЗЯ УПИВАТЬСЯ СТРАДАНИЯМИ»

—  Если бы я не видела лично, как вы преображаетесь на сцене, решила бы, что  преувеличиваете (вспомнила поездку на кинофестиваль в Трускавец и вас в поезде —  совершенно больную, с потухшим взглядом, молчаливую, и на следующий день — легкую, улыбчивую, с  сияющими глазами — на встрече со зрителями). Могу предположить, что актерский организм концентрирует внутренние  резервы в экстремальной ситуации, но вы ведь последние годы очень много ездите по стране, и, в частности, на восток, просто живете в поездах и автомобилях. Такие нагрузки не всегда выдерживает даже молодежь. Откуда  берете силы, раскройте секрет?

— Ты понимаешь, какая штука...  Силы жить в  таком режиме мне дает Господь Бог. Точно так же, как он сохранил мне волосы, зубы — это природа.

— У вас были долгожители в роду?

— «Белая» бабушка, папина мама.

— Почему «Белая»?

— (Укоризненно.) Книжку мою не читала...

— Читала! Причем, даже в рукописи...

— Тогда напомню. У меня было три бабушки— «Красная», «Белая» и «Черная». Одна абсолютно седая —  «Белая», вторая рыжая — «Красная», а третья (прабабушка)  брюнетка — «Черная». Мы всегда их так и называли, просто в кровь вошло. «Белая» бабушка прожила очень долго, лет до 90. Она была немного отстраненная женщина, очень много рожала, раз 15, по-моему. Выжило 10 детей, а роды, говорят, продлевают женщинам жизнь.  Остальные родственники уходили лет в 70, плюс-минус, а мамы не стало вообще в 55. Здесь сложно проследить закономерность. Я думаю, что лично меня все-таки профессия держит в форме. Помнишь, я тебе читала:

«Самій не довго збитися з путі,

Та трудно з неї збитися в гурті»

Я йду шляхом, пісні свої співаю;

Та не шукайте в них пророчої

науки, —

Ні, голоса я гучного не маю!

Коли ж хто сльози ллє з тяжкої муки, —

Скажу я: «Разом плачмо,

брате мій»

З його плачем я спів з»єднаю свій,

Бо не такі вже гіркі сльози — спільні.»

Леся Украинка. Ничего нового вроде бы не сказала, но есть в этих строках высшая правда. Настоящая. Я все время с людьми, и очень откровенна, часто себе во вред... Но это и дает мне энергию.  В том числе и для поездок на Восток. Там ведь не только бойцы — туда приезжают вдовы, матери погибших детей. Я с ними часто встречаюсь. Они знают, что мне можно рассказать о своем горе. Или помолчать со мной. Потому что верят мне...   (Долгая пауза.) Сердце разрывается. Но оно разрывается по поводу «не своего»... как ни странно. Это жесткое и жестокое ощущение...

— Вы забываете в такие моменты о собственных страданиях?

— Безусловно!  Знаешь, мне это состояние знакомо давным-давно. Когда  было очень тошно — парализованный папа, пьющий брат, второй пьющий брат... В  общем, в определенный момент хватало страшненького-страшненького-страшненького в моей жизни. Иногда вспоминаю и думаю: неужели все это со мной происходило, и я смогла это  пережить?.. А читаю биографию Леси Украинки — она умерла в 42 года. В 42! В десять лет заболела туберкулезом, и ей делали страшные костные операции под хлороформом, ужасным, убивающим человека веществом. Невозможно вообразить,  как выживала эта женщина, какие муки, какую боль она испытывала,  изо всех сил цепляясь за жизнь. И сколько прекрасного сделала всего за  42 года!  Не подлежит осмыслению! Или думаю (такие мысли, что  рана разверзшаяся!), как же  выживала мама в Голодомор, рожая сына  в 1934-м, и  потом  третьего ребенка — во время войны, в 1942-м (а между ними родилась я)... А  когда на ней была  старуха-бабушка и папа, у которого рак желудка, и сестричка 14 лет...  Соотносишь такие моменты с событиями своей судьбы и  понимаешь — нельзя упиваться страданиями, потому что рядом кому-то еще хуже.

У Платонова есть прекрасные слова, я часто их повторяю: «... каждое сердце разное с другим: одно, получая доброе, обращает его целиком на свою потребность, и от доброго ничего не остается другим; иное же сердце способно  и злое переработать, обратить в добро и силу — себе и другим». Это  — обращение, понимаешь? С одной стороны, жизненная позиция человека, а с другой — профессиональное обращение. Все пережитое и увиденное, жуткое и прекрасное  — переработать и обратить в добрую силу.  Мне, правда,  не довелось играть плохих теток. Пару раз за всю жизнь, наверное, доставались отрицательные роли, но не могу сказать, что они стали моими творческими свершениями. (Смеется.)  Но тем не менее, даже играя никчемных людишек, артист являет пример — как не должно быть.

Еще и поэтому я, артистка очень преклонного возраста,  езжу на Восток — ну не могу стоять в стороне, по принципу «Моя хата с краю». Пусть это самая малость — выступить перед военными с концертом или отыграть спектакль, но когда мне взрослые мужики говорят: «Вот вам бы стать нашим министром обороны», — их слова мне дороже всех моих многочисленных орденов и даже  «звезды Героя», что на груди... (Грустно улыбается.)

Идет четвертый год войны, но мы в Киеве не ощущаем ее, живем мирной жизнью. Привыкли. И о наших воинах заботятся, по сути, только волонтеры, у которых тоже уже не хватает сил и средств, чтобы все предусмотреть. Знаешь, что самое жуткое  на фронте осенью? Мыши... Они всегда страшны, но когда наступают холода, мыши в блиндажах — смертельная опасность! Парни приходит с позиций, черные от усталости после 24-часового наряда, наспех едят тушенку и, часто даже не помыв руки, проваливаются в тяжелое забытье. А мыши обгрызают им пальцы...  Во сне.

— Как? У живых людей?

—  Да! У меня в селе тоже есть мыши — я покупаю  за немалые деньги специальные  магнитные приборы, которые стоят в хате и отгоняют мышей от дома на 50—30 метров. Их необходимо закупить для армии, необходимо! Но этот вопрос никого не волнует. Даже  когда поистине великая женщина Танечка Губа, советник  председателя Днепропетровской облгосадминистрации, позвонила высшему армейскому чину и рассказала об этой  страшной проблеме, он ее отчитал: «Вы что, не понимаете, к кому обращаетесь? Я — генерал. При чем тут мыши»?!  «При том, что они отгрызут звезды на ваших погонах», — ответила она. Однако таких людей,  смелых, неравнодушных, имеющих  выход на   командование, раз-два и обчелся, и  если не трубить во все колокола, не пробудить милосердие  у сильных мира  сего, у сытых олигархов, которые жрут икру ложками, покупают сумки из крокодиловой кожи и затягиваются в корсеты с бриллиантами,  беспредел будет продолжаться...

Знаешь, нас тоже иногда встречают настороженно: мол, артисты —  кто знает, какие у них могут быть претензии или капризы, что можно говорить при них, что нельзя... В одном из подразделений, где мы выступали этим летом, нас встречал комбат — поначалу был скованным, напряженным, а когда мы  отыграли под 40-градусным пеклом отрывки из спектаклей, взял меня за руки и попросил:  «Если можно, позвоните моей маме, у нее сегодня день рожденья, ей будет приятно». Звоню, говорю какие-то слова, она у меня спрашивает: «А як він там, мій маленький? Як він»? Говорю: «В порядке. Вот сейчас у меня под рукой его круглая бритая голова, бархатная головочка такая, золотая... Я ее глажу». Пауза на том конце. Я: «Алло, алло! Вы меня слышите? Алло, алло»! И она говорит: «Гладь... Гладь іще». Этого ведь не прочитаешь нигде, не услышишь в репортаже, не увидешь в хронике... И такие стрессы также помогают мне жить, потеряв Костика. Всегда сверяю свои поступки по нему — у Кости  бы  так же болело  сердце, как у меня, он бы так же поступил в подобной ситуации. Вот такие объяснимо-необъяснимые вещи.

— Костя вам снится?

— Никогда! Ни разу! Ни разу... Костик мне не приснился ни разу.

— А Кость Петрович (актер К.П. Степанков,  муж Ады Николаевны)?

— Кость Петрович снится. Мама, папа, бабушка снятся, а Костик нет...

— Вас это  беспокоит?

— Нет.   У меня свое отношение к сновидениям.  Ведь мои любимые люди приходят во снах в смодулированных неизвестно кем и как ситуациях, мне не принадлежащих, понимаешь? Лучше я поговорю с ними мысленно, поделюсь тем, что увидела, прочувствовала. Вот, например (я об этом случае и девчонкам, которые работали над книгой моих интервью, рассказывала), мы приезжали на открытие стелы погибшим в Донецком аэропорту. А еще раньше присутствовали при ее закладке.  Тогда съехались матери 28 ребят, оставшихся там. Молебен был, слова всякие говорили... Когда официальная часть закончилась, немного спало напряжение, эти женщины окружили меня и начался уже не такой горький —   душевный разговор. А одна  как стояла камнем два часа, так и стоит. Не шелохнувшись. У нее сын погиб. Я смотрела, смотрела на нее, чувствовала, что трогать нельзя, но не могла не подойти, понимаешь? Спрашиваю осторожно: «Можно я около вас постою?» Никакой реакции. Аккуратно просунула свою руку под ее — ноль  эмоций, словно неживая. Стала тихонько забирать  руку, и вдруг она всей силой ка-а-ак  прижмет ее к своему телу!  Будто крик без слов: «Не уходи»! Что это? Человек не хочет ни с кем делить свое горе, но раз уж ты рядом и понимаешь меня, не уходи! И поэтому я туда езжу...

А еще (Смеется.) веселю ребятишек,  шучу : «Меня в жизни никто так много на руках не носил! Никто меня так жарко не целовал и не обнимал! Вот я и рвусь к вам за поцелуйчиками!» И они прижимаются ко мне всем тельцем — и те, кому 18—20 лет, и те, кому 50—55... Потому что скучают по дому, хотят  тепла, мечтают обнять родного человека. Это утомительно,  не приносит удовольствия, но  приезд на фронт обязывает тебя преклониться перед мужеством этих парней. Например, я вручала в Мариуполе орден «Народный герой Украины» солдату, который схватил гранату, упавшую под ноги его сослуживцев, собравшихся в  кружок на перекуре, и выбросил ее... вместе с рукой. И вот стоит передо мной парнишка с ампутированной рукой, в кожаном протезе... Я поцеловала протез, посмотрела в его глаза. Тяжело.

— Парень продолжает служить?

— Очень многие остаются на фронте после тяжелых ранений. Я рассказывала тебе про комбата, у мамы которого был день рожденья, — когда он нас встретил, мы шли  по территории  подразделения, а навстречу нам —  огромный такой мужик с палкой,  нога ампутирована по пах. Спрашиваю: что он делает на фронте с такой травмой? Оказывается, после госпиталя поехал домой, переоборудовал свою машину под пулемет, и теперь садится за руль, пулеметчик — наверх, и — на передовую! И  оттуда не забрать!  Мы приехали к ним в праздник, кажется, в  День независимости, было построение, и этот боец стоял  со всеми в строю...

В КОМПАНИИ С МАРСЕЛЕМ ПРУСТОМ

— Ада Николаевна, мы с вами так много говорили на трудные, болезненные темы, что хочется немного разрядить ситуацию — все-таки праздничное интервью, юбилейное. И я решила «позвать» к нам в компанию друга многих журналистов —  французского писателя Марселя Пруста, который  мало знает о ваших вкусах и пристрастиях. Не возражаете?

— Любопытно.

— Какие добродетели вы цените в людях больше всего?

— Любовь. К солнышку любовь, к дождику, к снегу, снежинке... К дочке, маме, папе, сестре, брату...  Эта любовь — великая благодарность к проявлениям жизни.

— Самое важное для вас  качество в мужчине?

— Благородство. Благородный человек не позволит себе низких поступков, грязи, агрессии.

— Кость Петрович был благородным человеком?

— (Задумчиво.) Не могу сказать... Петрович ведь выпивал крепко, а пьющий человек не может быть благородным.

— Он становился не совсем собой?         

— Конечно!  Андрей Курков написал божественное предисловие к  книге моих интервью, которая появится на днях в печати. А потом спросил у редактора: «Ну зачем Ада так обнажила  интимные моменты своей жизни?» Я даже с  Катькой  потом советовалась, может, действительно, не стоило быть столь  откровенной? Но Кате книга нравится, а я ей верю. Лучше я сама расскажу о себе, чем обрасту  фантастическими сплетнями.

— Меня всегда поражало, откуда в такой маленькой и хрупкой женщине столько силы! Минуты отчаянья бывали? Когда хотелось забрать детей и уйти?

— Нет, никогда. Грозила порой, но даже мысли оставить Петровича не возникало.

— А какие черты женской натуры вы ставите на первое место?

— Благородство.

— Вас часто предавали подруги?

— Предавали?..  У меня подруг мало.  Катя — моя подруга. А отношения с женщинами — коллеги, товарки, приятельницы...  Они всегда при мне были. Я общалась с ними очень тесно и с радостью принимала их помощь и поддержку, когда она была мне необходима и неоценимо важна. Знаешь, как Антон Павлович Чехов сказал о своей жене Ольге Книппер-Чеховой? «Ты холодна адски, как, впрочем, и подобает быть актрисе». Я  достаточно холодна.

— Серьезно?!

— И дистанционна.  Проблемы решаю так: у-у-у, мне это не нравится... И вопрос закрыт. И уже никогда не будет возврата к прошлому. «Просто любовь ушла... Это бывает, это случается каждый день», — цитата из спектакля. Человек вообще не имеет никакого права на другого человека. Никакого.

— Доминирующая черта вашего характера?

— Терпение. Терпение.  И еще раз терпение. И осмыление. Я все должна осмыслить.

— Любимое занятие, кроме сцены, и съемочной площадки?

— Село, земля.

— А что вы выращиваете  в селе?

— У меня раньше, как  «у «Довженковій хаті» —  було все»! Огород — самый образцовый на селе. Я была помоложе, в силе, соседи помогали. Сейчас помощников уже нет, Кость Петровича ушел, брат тоже умер, никого не осталось.  Все они — и Петрович, и его сестра, и мой брат, и Костик  — на сельском кладбище лежат. И я там буду...

У меня любопытная история как-то случилась, кстати. 11 февраля, на день рожденья Костика, мы обязательно  бываем в селе, много людей приезжает. Я традиционно, как все 50 лет его жизни, привожу сыну королевские тюльпаны, и друзья тоже. Поскольку воды зимой там нет, мы повтыкали цветы  в снег. 8 марта я приехала, чтобы прибраться на могиле, а тюльпаны не только не померзли и не завяли, а даже подросли! Я не умею пользоваться камерой на мобильном телефоне, а тут методом «тыка» умудрилась все-таки сфотографировать их, боялась, что никто не поверит. Костик  будто сказал  мне: «Мама, сегодня 8 марта, дурной праздник, конечно, но все рано,  дарю тебе цветы»...

— Если бы не артистка, то кто?

— Была бы журналисткой. Как нередко бывает, пошла поступать в Театральный  институт случайно,  вместе с подружкой. Но, наверное, судьбой  было предопределено — в школе я считалась артисткой:  пела, танцевала, играла... Моя фотография даже в журнал попала — на новогоднем балу в 10 классе я была «королевой Марго», воротник на платье — из проволоки...  (Смеется.)

— Если не Киев, не Украина, то где?

— Я хотела бы жить в Калифорнии, в  Лос-Анджелесе. (Зажмурившись.) Там тепленько, все время солнышко, там океан, мандарины (или апельсины?) на земле валяются... Там хорошо.

— Какие книги вы перечитываете время от времени?

— Это занятие Катя любит. Я ничего  не перечитываю.  Разве что Васыля  Стефаника и Андрея Платонова.  Антона Чехова никогда не предам, но это уж такое дело... Последнее время читаю много современной  украинской литературы: люблю Жадана, Издрыка. Улучшилось качество переводов, сейчас даже мировые бестселлеры покупаю на украинском. Постепенное, но целенаправленное погружение в родной язык даже в таком преклонном возрасте, как мой, — возвращение себя в лоно...

— Художники, композиторы любимые есть?

— Гайдна люблю, Шопена, Бетховена. Хоть у меня  нет музыкального образования, в филармонию раньше ходила, как в школу. Последнее время, правда, перестала. Из художников меня будоражит Дали, но не могу сказать, что я его люблю. А вот Чурлениса обожаю! И Дюрера. Сдыхаю просто, так он мне близок!  Из театральных — Давид Боровский. Любимый. На всю жизнь.

— Кумиры из  актеров?

— Мерил Стрип, Вивьен Ли. Но Вивьен Ли — не гений, а Мерил Стрип — гений. Она — уникальное существо. Ангел.

— Что такое счастье в вашем понимании?

— У меня нет этого  понимания. Счастье... Когда я еду  по мосту с репетиции, с левого берега, всегда вспоминаю, как начиналась весна в детстве...  1-2 мая, и я (мне лет 12 было) впервые оторвалась от дома —   нам было запрещено уходить далеко без взрослых. А в тот день мы  самовольно убежали и купались в Днепре. Было счастье. Я абсолютно солидарна с Чеховым, который говорил, что хотел бы на том свете вспоминать, какие на этом были прекрасные мгновения. Мгновение, когда я, мечтая о сыне, услышала — мальчик! Когда хотела девочку, сказали — дочь! Вот это ни с чем не сравнимые мгновения великого, чистого-чистого, настоящего счастья!

— Кроме дочери, внуков, профессии, что еще приносит вам радость сегодня?

— Я тебе так скажу — сегодня радость мне приносят  огорчения. Потому что, когда-то я захлебывалась от радости при наступлении весны. Всегда хотела, чтобы скорей-скорей прошли осень и зима.  А сейчас, когда жизненного времени осталось мало, грех его гнать, нужно задерживать. У меня есть такой стишок: «Буде і буде ще весна весною, ще одтане серце — треба жить...» Нужно жить, и не понуро, а вдохновенно, ожидая Новый год и Рождество Христово, праздник Святого Николая и Крещение, и дни рождения... Все еще предвкушая  праздник и устраивая его себе и близким — Кате, Дашке, Алеше, Матвею.

— А каким был самый памятный подарок на ваш день рожденья?    

— (Смеется.) Кость  Петрович мечтал подарить мне на 40-летие кольцо с бриллиантом, год собирал деньги. А в день рожденья вдруг просто дает  мне конверт. Спрашиваю: «Что это»? «Да, — говорит, — хотел сюрприз тебе сделать, а там только на четверть кольца хватает... Придумай что-то  сама».  Он абсолютно не разбирался в реальной стоимости вещей. И я часто дурила его, чтобы  не расстраивать, приуменьшала  сумму. Однажды произошла анекдотическая ситуация. Я  присмотрела очень красивую и дорогую люстру, соломенную, с хрустальными висюльками. Заняла деньги у половины театра  — купила. Повесили  — не налюбуемся. Приходит к нам в гости Леня Осыка, Петрович хвастается: видишь, мол, какую  красоту  Ада приобрела, и дешево так... А Леня знал, сколько люстра стоит, смотрит на меня хитро и говорит: «Действительно, загляденье, даю тебе на сотню  больше (а эта сумма тоже совсем не дружила с реальной), продай»! (Заразительно хохочет.)

— В прошлом интервью  вы говорили мне, что еще никогда не были в Париже, и мечтаете туда попасть. Мечта сбылась?

— Нет! Так что у меня еще все впереди — какие наши годы!