Апостол Петр с мольбертом

Николай Николаевич умер скоропостижно в 63 года. Произошло это 1 (13) июня 1894 г. в родном хуторе Ивановском Черниговской губернии. Художника похоронили рядом с женой...

В письме от 12 июня 1894 г. к писателю, просветителю и педагогу И.Горбунову-Посадову (1864—1940) Лев Толстой так характеризовал своего старого друга и последователя: «Смерть словно обнажает любовь, снимает все то, что ее скрывало, и ты огорчаешься, жалеешь, удивляешься, как мог так мало любить или, точнее, выражать любовь, которая связывала тебя с умершим. И когда уже нет покойника, чувствуешь силу любви, которая связывает тебя с ним. Усиливается, удесятеряется проникновенность любви, видишь все, достойное любви, чего не видел до сих пор, но как-то cовестился обнаружить, как будто это прекрасное было чем-то лишним. То был удивительный, чистый, нежный, гениальный старец-ребенок, доверху наполненный любовью ко всем и ко всему, как те дети, подобными которым нужно человеку быть, чтобы войти в Царство Небесное. Детская была у него и обида, и неприятность относительно людей, которые его не любили и его дело. А его дело было всегда не его, а Божье дело, как детская радость и благодарность. Между тем он, кому должен был кланяться весь христианский мир, оставался счастливым и сиял, если произведения его оценивались гимназистом или курсисткой. Как много встречалось людей, которые искренне не верили ему только потому, что был он слишком ясный, простой и любовный ко всем»...

«СОВСЕМ БЕЗУМНЫЙ ДЕД!»

Исповедуя идею «умной жизни земледельца, живописец Николай Ге часто повторял мнение китайского философа Лао-цзи (Старец-младенец), которое услышал от Л. Толстого: «Тот, кто постиг Дао, похож на сумасшедшего, и в самом деле благородный кажется простачком». Ведь когда в 1891 г. издатель и последователь мыслителя Михаил Ледерле попросил графа составить список книг, которые в разные декады оказали на него наибольшее влияние, тот написал: «С 50 до 63 лет — это Евангелие на греческом языке, Эпиктет, Менций, «Мысли» Паскаля, а также Конфуций, «Будда» Филиппа Фуко и «Лао-цзи» Станислава Жульена.

Говорили, что однажды, приехав из своего далекого хутора Ивановского в Черниговской губернии в Киев, основатель реалистичной школы в украинской исторической живописи испугал внешностью и болтовней какого-то добропорядочного господина. В потрепанном незнакомце тот не узнал профессора-академика и испугался как черт ладана. Почти убегая от благолепного пришельца, мещанин твердил: «Совсем безумный дед! Совсем безумный дед! Совсем безумный дед!» Неоднократно с удовольствием эту историю Н.Н.Ге пересказывал, а понравившуюся реплику превратил в крылатое выражение.

И еще одно перенял от Лао-цзи, того старца-младенца Николай Ге: он научился учиться у детей, собственных внуков, прежде всего Кики (Николай; 1884—1920). Когда маленькому сыну отставного офицера 6-го понтонного батальона Петра Николаевича Ге (1857—1940) исполнилось три года, а мать Екатерина Ивановна Забелло-Ге (1860—1918) начала придирчиво воспитывать шалуна, заставляя после каждой просьбы добавлять «Пожалуйста!», неохотно тот выполнял требование. Но от себя также добавлял: «Дол!», — то есть «вздор» («дурака»).

На склоне лет (1893) мастер, подобно патриарху, четко видел природу вещей, потому что сам проложил путь к истине:

— В искусстве можно учиться и не следует учить в обычном смысле этого слова, по крайней мере как преподают знания по разным предметам. Учит лишь тот, кто имеет дар и возглавляет движение в искусстве. Такие наставники всегда были и будут, остальные педагоги неуместны и не нужны.

МОЖНО ЛИ ПОНЯТЬ, НАСКОЛЬКО СЛОЖНО ПЕРВООТКРЫВАТЕЛЯМ?

Чувствуя глубинную физическую усталость и душевное одиночество, Николай Ге искал уюта и гармонии, искал везде, где их можно было найти: как в себе самом, так и в окружающем мире. Творческий кризис — это была первая причина, объективная; в период 1870—1882 гг. только портретов мастер написал 48. Вторая, субъективная — многодетного отца угнетала нищета: с середины 1870-х углублялось безденежье семьи.

Испытывая постоянное материальное затруднение в Санкт-Петербурге, где надлежало держать достойные апартаменты, приличный экипаж, вышколенную прислугу, в 1875 г. Николай Ге махнул рукой на северную столицу и купил у тестя небольшой хутор Ивановский в шести км от села Плиски Борзнянского уезда Черниговской губернии (ныне — хутор Шевченко Бахмачского района Черниговской области). Сообщение з ним было удачным, он стоял близ одноименной станции Киевско-Воронежской железной дороги.

НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ ГЕ. АВТОПОРТРЕТ. 1893 г

Через год, построив одноэтажный деревянный дом (до наших дней не сохранился) и обложив стены красным кирпичом, основатель реалистической школы в исторической живописи Российской империи отказался от должности профессора исторической живописи Санкт-Петербургской академии искусств (официально заявление было написано лишь 17 сентября 1890 г.), забрал семью, чтобы навсегда уехать на живописную Украину. Свое решение художник так объяснил в письме к меценату и коллекционеру Петру Третьякову (1832—1898), которому был должен кучу денег:

— Я отправился в село, потому что думал, что жизнь там дешевле, проще, а я буду умело вести хозяйство и этим буду жить, а тем временем искусство мое останется свободным.

Гений приходит с неба, талант растет с земли. Молодые года и период зрелости Николая Ге прошли в Украине. В эти края художника постоянно тянуло, отсюда, не из Воронежа вела его пуповина. Как вспоминал художник, основы человеческого характера заложили яркие моменты, пережитые в детстве.

«НАМ ТЕПЕРЬ ИСКУССТВО СОВСЕМ НЕ НУЖНО. ЕСТЬ БОЛЕЕ ВАЖНЫЕ И СЕРЬЕЗНЫЕ ДЕЛА»

Из-за долгов и безденежья деревянный дом имения под селом Плиски Борзнянского уезда Черниговской губернии с 1875 г. до 1884 г. стоял под соломой. Николая Николаевича это особенно не беспокоило, сразу он обустроил просторную мастерскую, где предался делам... Нет, не искусству. По купчей, заключенной с тестем, живописец стал еще и владельцем 350 десятин земли (215 гектаров), большой пасеки и фруктового сада. На него также перешли обязанности управляющего имением Гирявка (ныне — Шевченково) Подлипенской волости Конотопского уезда Черниговской губернии Ивана Ивановича Билозерского, которое находилось аж около Борзны.

ГЕ В КРУГУ СЕМЬИ

Напоминали о себе долги. Тысячу карбованцев Николай Николаевич должен был коллекционеру Павлу Михайловичу Третьякову, еще шесть тысяч — петербуржским знакомым и черниговским родственникам. Сумы для семьи художника немалые. От материальных трудностей спасали портреты. В период 1878-1883 гг. Н.Ге написал их аж 20. Среди заказчиков встречались известные люди: предприниматели и меценаты М. Терещенко и П.Терещенко, заслуженный профессор Императорского Киевского университета, известный врач Ф.Меринг, землевладелец Я.Тарновский...

Три года: 1876-й, 1877-й и 1879-й — мастер вообще не брал в руки кисть. Встретившись в 1880 г. с Ильей Репиным, они коснулись природы современного искусства, и Илья Ефимович аж оробел:

— Неужели вас не тянет к живописи, Николай Николаевич?

— Нет, — ответил Н.Ге, — да и ни к чему. Нам теперь искусство вовсе не нужно. Есть более важные и серьезные дела.

О чем, собственно, шла речь? Как человек универсальный, художник изменил сам взгляд на искусство, поэтому Илья Репин собеседника и не понял. Большинство петербуржских интеллектуалов от живописи видели своей задачей, чтобы через краски, определенную манеру, соблюдение законов какой-то школы максимально проявить себя. Одним из немногих коллег Николай Ге увидел призвание в другом. Через искусство надлежало принести себя в жертву, а следовательно, не столько найти оправдание жизни, сколько понять ее смысл. Искреннее принятие идей толстовства было естественным и стало лишь толчком к глубокому пониманию человеческой природы. В 1893 г. Н.Н.Ге писал:

— Смысл заключается в том, что нужно решить для себя: желаешь сам жертвовать, быть принесенным в жертву или чтобы тебе жертвовали, другие тебе приносили себя в жертву; лично я решил, что нужно жертвовать.

«ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА?»

Именно в Украине начался последний период творчества мастера, в основном обозначенный евангельскими темами, в которых художник искал новых философов в сюжетах, острую выразительность, повышенное эмоциональное звучание картин. Словно в схиму Николай Николаевич ушел, по крайней мере никуда больше не спешил. Но сюда, на хутор под Плисками Черниговской губернии к гостеприимному хозяину, который с годами все больше становился похож на апостола Петра из авторского шедевра «Тайная вечеря» (1863), — вереницей потянулись современники: Николай Костомаров, Павел Третьяков, Лев Толстой, Илья Репин, Михаил Врубель...

Н.Н.ГЕ, НАЧАЛО 1890-х гг

Безапелляционно московитские искусствоведы причисляли и причисляют Николая Николаевичу Ге к... российским живописцам, так и пишут, бусурмане: «наш великий художник». Тем временем историк украинской литературы, профессор Юрий Шевелев (1908-2002) в эссе «Микола Ге і Тарас Шевченко: мистець в відмінному контексті» (1990) утверждал:

— Николай Ге прожил в Украине не одно десятилетие. Он любил Украину и, как бы то ни было, принадлежал ей... Его имя безосновательно полностью приписано к искусству российскому. — И далее: — Ведь был он одной из центральных фигур украинской живописи второй половины XIX века, если не просто центральной.

В свое время Украина стала для художника Божьим пристанищем. И 6 марта — 9 апреля 1880 г. Николай Ге показал новое полотно «Милосердие» (233 х 171) на VIII выставке Общества передвижных художественных выставок в Санкт-Петербурге, где картину встретила уничижительная, подчас — унизительная критика. Но это был не первый публичный провал Н.Н.Ге, и со временем он смог восстановить душевное равновесие — помогли и родились внуки — Кики (Николай) и Настя, дружба Льва Толстого и чтение Евангелия. «Милосердие» автор забрал из экспозиции и вывез в Украину, к себе на хутор.

Длительное время считалось, картина бесследно исчезла. Десять лет произведение пылилось в мастерской, а 31 января 1890 г. поверх него, предварительно счистив слой краски, живописец нарисовал следующее произведение — «Что есть Истина? Христос и Пилат» (1890). Это выяснилось лишь в 2011 г., когда Третьяковская галерея готовила большую выставку произведений Николая Ге, посвященную 180-летию выдающегося живописца, а находку обнаружил плановый рентген.

«Я ЛУЧШЕ ЧЕЛОВЕКА НИЧЕГО НЕ ЗНАЮ»

Седобородый старец, который с годами становился похожим на апостола Петра, часто по делам веры и надежды посещал Киев. Всегда мастер находил время, чтобы наведаться в Рисовальную школу Николая Мурашко, которая с 1882 г. переехала на улицу Большую Владимирскую, 46 (ныне — Владимирская). В качестве дидактических материалов мастер подарил заведению несколько собственных работ. Частную школу ежегодно финансово поддерживал (от 300 до 9000 рублей) известный сахарозаводчик Иван Николаевич Терещенко. Она разрушала имперскую монополию на художественное образование Санкт-Петербургской Академии искусств. Из года в год расла новая институция, которая в Украине системно развивала изобразительное искусство; отныне в родных пенатах ковались национальные кадры. Больше никто из молодых художников не имел права плакаться, мол, только и надежд на профессиональное образование, что в Северной Пальмире.

Одним из первых в Российской империи именно известный передвижник Николай Ге заметил и поддержал талант слушателя (1884—1889) Рисовальной школы Мурашко, полусироты Сергея Костенко (1868—1900), чья мать продавала цветы на Бессарабке. Метр в полотняном поношенном пиджаке разглядел и художественные способности, и тонкую душу юноши. Как написал в воспоминаниях сам Николай Иванович Мурашко (1844—1909):

— Костенко стал любимцем Ге, который во время каждого приезда в Киев уделял ученику много внимания, даже стал с ним не разлучнен. Это очень повлияло на Сергея Костенко. Юноша бросил курить, строго соблюдал моральне нормы. Таким было безусловное влияние чистого и честного старца.

ПОРТРЕТ МАЛЬЧИКА-УКРАИНЦА

И настоящий успех 22-летнего художника-жанриста не заставил себя ждать. На Киевской весенней выставке живописи в 1890 г. недавний выпускник Рисовальной школы Мурашко, выставив небольшую картину «За уроком», приковал к себе внимание. Произведение купили в день вернисажа и заказали живописцу авторскую копию. Другая картина, «У ворот», получила Первую премию на выставке Общества поощрения художеств, а вскоре молодому киевлянину Сергею Костенко предложили вступить в Общество передвижных художественных выставок.

Согласен, один пример, пусть и яркий, погоду не делает. Дело в том, что не только с Сергеем Костенко ремеслом занимался Николай Николаевич. Он проводил мастер-классы с другими учениками Рисовальной школы Николая Мурашко, демонстрировал техники, указывал на ошибки, объяснял замыслы собственных картин. Среди его воспитанников была плеяда молодых украинских индивидуальностей: Степан Яремич, Лев Ковальский, Григорий Дядченко, Виктор Замирайло, Александр Куринный, Григорий Бурданов, Иван Пархоменко.

Выдержав столько разных ударов судьбы, до конца жизни Н.Н.Ге наставлял художественную молодежь не проповедями кротости и смирения, а глубокой верой в человека, что в понимании мастера было синонимом к глубинному раскрытию личности:

— Я лучше человека ничего не знаю и буду всегда верить: все, что моя радость, мое счастье, мое знание — все от людей.