Изгнанник из рая

Среди многочисленной когорты русских художников, которые творчеством обогатили наследие Украины, особое место занимает выдающийся художник ХІХ—ХХ веков Михаил Александрович Врубель — автор ряда талантливых произведений в жанре живописи, графики и декоративной скульптуры.

Недавно в киевском издательстве «Щек» вышел роман-эссе «Перст Демона» Василия Туркевича, посвященный киевскому периоду жизни и творчеству всемирно известного мастера изобразительного искусства.

Автор несколько отступил от канонов жанра биографического романа: события, описываемые в романе-эссе, ограничены временным периодом — 1884 — 1889 годами, когда Михаил Врубель по приглашению авторитетного в то время профессора-искусствоведа Санкт-Петербургского университета Адриана Викторовича Прахова работал в Киеве над настенной росписью Кирилловской церкви, а также над проектом художественного оформления Владимирского собора.

В этот же период творчества художник создал, в частности, в Кирилловской церкви, две композиции («Надгробный плач» — в нише притвора, «Сошествие Святого Духа на апостолов» — на хорах); головы Моисея и Христа — над входом в крестительную; двух ангелов с лабарами — в молитвенной на хорах; архангела Гавриила — на предалтарном столбе; сцену «Въезд в Иерусалим» — в центральном нефе; четыре иконы на цинковых досках для мраморного иконостаса — «Святой Афанасий», «Богоматерь с младенцем», «Христос», «Святой Кирилл».

С первых строк произведения читатель погружается не только в духовный мир молодого Врубеля, который оформлял древние храмы, волей случая попав в Киев — колыбель православия, но и получает возможность по-новому открыть для себя историю Византии, Древней Руси. Здесь, в Киеве, Врубель получил признание как художник-новатор, создав настоящие шедевры в живописном и графическом искусстве, которые со временем стали украшением музеев России и Украины.

На удивление удачное название произведения «Перст Демона» аккумулирует фатальность и трагичность судьбы Врубеля. Автор как будто подводит к мысли: а не ради ли искусства художник вынужден был заложить душу дьяволу?.. Ведь как можно объяснить тот факт, что Врубель словно балансировал между двумя параллельными мирами — реальным и ирреальным, — когда создавал иллюстрации к поэтическим произведениям Михаила Лермонтова, росписи маслом и акварельные эскизы на религиозную тематику. Такая двухмерность, раздвоенность, наверное, и привели к печальному финалу, когда художник начал бесповоротно терять реальное восприятие внешнего мира, слепнуть.

Не обошел автор романа-эссе и непростые отношения между Николаем Врубелем и женой Адриана Прахова — Эмилией. Она была для него настоящей Музой, которую боготворил и о которой мечтал, надеясь на ее благосклонность. Роковая любовь и вдохновляла его, и в то же время приносила нестерпимые душевные муки.

Бытует мнение, что Эмилия Львовна стала прототипом образа Демона. И в этом отдельные искусствоведы видят своеобразную месть Врубеля за неразделенную с ним любовь. Впрочем, как в зеркале, ее черты лица, взгляд, чувственные губы отражаются и в образе «Богоматери с младенцем» — иконы, созданной художником во время его пребывания в Италии. Светлое и темное начало, которое присутствует в душе каждого без исключения человека, наверное, смущало и Врубеля, заставляя его задумываться над вечным философским вопросом: что в этом мире зло, а что — добро?

В очень интересных диалогах между Врубелем и Марией — матерью Иисуса Христа, с самим Иисусом, а также с Демоном автор как будто моделирует мысли художника, которые возникали во время прочтения им Библии, истории древнего Рима. И чем больше рассуждаешь над словами Марии, которая как будто предостерегает Врубеля не переступать грань дозволенного в постижении поступков Христа, тем более неотвратимым становится Божье наказание, которое испытал художник. «Простым смертным этого не понять», — предупреждает Мария Врубеля-художника, который слишком рано почувствовал себя богом на земле, открыв в своих картинах таинства, непостижимые для простых смертных. Ведь тот, кто несет свет познания, должен не только страдать, но и быть «изгнанным из рая».

В отдельных разделах «Перста Демона» автор органически передает эпоху, начало которой положено царями Николаем I и Александром II, в координатах которых жил и творил Михаил Врубель. Например, красноречивым является эпизод в произведении, где описано посещение Врубелем Дворянского собрания в Киеве. Читателя окутывает тогдашняя общественная атмосфера, обозначенная плохо скрытой ненавистью к инородцам, пренебрежением ко всему украинскому, преследованием интеллигенции за либеральные убеждения. Доподлинно неизвестно, действительно ли между Врубелем и генералом Резаковым — начальником Владимирского кадетского училища — однажды вечером в Дворянском собрании состоялся разговор, во время которого последний несколько иронически намекнул художнику, что черты лица Богоматери, изображенной им на иконостасе Кирилловской церкви, слишком похожи на черты лица жены одного уважаемого профессора — матери трех детей... Скорее всего, это авторский домысел, благодаря которому наш современник имеет возможность почувствовать всю глубину антагонизмов между общественными прослойками тогдашней Российской империи, когда наименьшее проявление свободы мысли, отход от установившихся канонов в литературе и искусстве становился основанием не только для сокрушительной критики со стороны реакционной прессы, представителей власти, но и для судебных преследований.

Наконец, автор романа-эссе так оценивает общественную атмосферу, которая господствовала в России в 80-е годы ХІХ века, на которые приходится формирование художественного таланта Врубеля: «Половинчатые меры относительно либерализации общественной жизни, введенные правительством в шестидесятые и частично восьмидесятые годы, были отброшены далеко в прошлое взрывом бомбы 1 марта 1881 года, которая раскромсала не только ноги Александру II, но и русское общество. Все заполнялось и дышало страхом и безысходностью».

Важную роль в «Персте Демона» играют экскурсы в прошлое, во времена Киевской Руси. Перед читателем разворачивается захватывающая история строительства двух храмов — Владимирского собора и Кирилловской церкви, над оформлением которых, кроме Врубеля, работали такие признанные мастера художественного дела, как Васнецов, Нестеров, Пимоненко, Мурашко, Котарбинский, Мамонтов, братья Сведомские.

По воле автора произведения из глубины веков предстает Черниговский князь — Всеволод Ольгович, который, выполняя завещание отца — князя Олега Святославовича, приказал основать мужской монастырь во имя святого Кирилла Александрийского и построить храм в северо-западном предместье Киева в урочище Дорогожичи.

Сегодня можно только представить, с каким душевным трепетом Михаил Врубель восстанавливал в храме фрески, созданные еще в ХІІ веке изографами — церковными иконописцами, которые по приглашению князя Всеволода Ольговича прибыли в Киев из Константинополя.

В этом же разделе книги речь идет об интересном историческом факте, связанном с Кириллом Александрийским. Именно этот египетский епископ на Эфесском соборе, созванном по инициативе императора Феодосия II, еще в 431 году фактически утвердил догмат Вселенской Церкви о Христе как богочеловеке, а о Марии как матери Божьей. Поэтому для Врубеля, по-видимому, сложнее всего было в образе Марии воспроизвести ее божественную суть, не забывая о том, что она от рождения обычная земная женщина.

Особое внимание Василий Туркевич уделяет и другому архитектурному памятнику Киева — Владимирскому собору, пытаясь выяснить, почему художнику так и не суждено было оформить стены этого величественного строения, вокруг которого происходили разнообразные коллизии, собственными композициями.

Анализируя описанные в романе-эссе перипетии, связанные со строительством этого храма, в первую очередь делаешь вывод, что в царской России важные государственные решения принимались легкомысленно и необдуманно. Ведь как можно объяснить тот факт, что сооружение собора должно было происходить исключительно за счет пожертвований, т.е. следовало с мирян собрать на эти цели немалую сумму — 700 тысяч рублей серебром! Наконец, построили за 100 тысяч рублей. Из-за отсутствия средств вместо запланированных тринадцати золотоверхих куполов, количество которых символизировало Христа и его апостолов, оставили только семь. Планировали построить Владимирский собор на протяжении четырех лет, а на самом деле строительство длилось четыре десятилетия! Стоит вспомнить еще об одном казусе. Чтобы исправить ошибки в математических расчетах архитектурного проекта, вследствие чего стены, арки и перекрытия храма под весом тяжелых куполов дали трещины, пришлось достраивать боковые нефы и контрфорсы (вертикальные поперечные стенки), насыпав 40 тысяч пудов (640 тонн) земли для испытания их прочности!

Преодолевая трудности, которые постоянно возникали во время сооружения Владимирского собора у архитекторов и строителей, храм таки возвели. И уже Строительному комитету, в состав которого входил и Адриан Прахов, пришлось решать, кого из художников стоит привлечь к оформлению собора.

Ответ на вопрос: почему Михаил Врубель не принимал участия в оформлении Владимирского собора, находим в одной из сцен, описанных в романе «Перст Демона». Когда Адриан Прахов показал эскиз композиции «Надгробный плач» Михаила Врубеля другому художнику — Виктору Васнецову, — которому, кстати, принадлежит в соборе три тысячи квадратных метров росписей, то услышал в ответ: «Адриан Викторович! Неужели меня считаете каким-то богомазом, которому безразлично, что будут говорить люди о росписях нашего с вами храма?! Да такая роспись, Господи, прости, в нашем храме — как верблюд в табуне лошадей, простите за сравнение».

Вкладывая в уста своего литературного героя такие слова, автор романа-эссе, наверное, несколько гиперболизировал критику Васнецова в адрес младшего коллеги. Как свидетельствуют в воспоминаниях современники, между этими двумя художниками господствовало взаимоуважение, они всегда высказывали друг другу дружеские советы в отношении искусства живописи, и как люди высокой духовной культуры избегали резких суждений. В то же время полностью можно согласиться с авторским выводом о том, что Врубель просто не смог подстроиться под общую стилистику живописцев, которые расписывали стены Владимирского собора, наконец, подчиниться церковным канонам, которых придерживались в то время священнослужители. И сам Адриан Прахов, как вспоминают свидетели давних событий, устал от постоянных творческих исканий Врубеля. Поэтому и не находим фамилии Врубеля среди фамилий художников-оформителей Владимирского собора, высеченных в специальной памятной табличке, которая сохранилась до наших дней в храме.

Завершается роман-эссе воображаемым разговором между художником и Демоном, в котором выясняется, что только в страданиях можно постичь сущность жизни. И с этим трудно не согласиться. Вот только цена, которую платит человек за прозрение, очень часто бывает слишком высокой, особенно тогда, когда он чем-то разгневает Сына Божьего...