Мерил Стрип: Сложнее всего — всегда быть новой

Одним из ожидаемых событий нынешнего «Оскара» стало присуждение премии Американской киноакадемии знаменитой американской актрисе Мерил Стрип за исполнение роли Маргарет Тэтчер в британо-французской картине «Железная леди». А за полторы недели до этого Стрип побывала на Берлинском кинофестивале, где ей вручили почетного «Золотого медведя». После фестивальной премьеры «Железной леди» актриса ответила на вопросы журналистов.

— Вы до сих пор волнуетесь, когда слышите слова «а побеждает...» или что-то наподобие этого?

— Я действительно волнуюсь. Очень странное ощущение, когда люди тебе говорят: «Думаю, ты что-то выиграешь» или: «Сомневаюсь, что у тебя есть шансы». Вдруг чувствуешь себя словно на каких-то соревнованиях, на участие в которых ты записывалась. Ты сделала роботу в каком-то фильме, которым гордишься, и надеешься, что люди его посмотрят. И вдруг начинаешь готовиться к какому-то супербалу.. Словно наблюдаешь за собой со стороны... Для меня большой честью было узнать, что я удостоена «Золотого медведя» (позавчера Мерил Стрип получила «Оскар» за лучшую женскую роль в фильме «Железная леди». — Ред.). Это чрезвычайно — получить награду вне твоей страны, потому что вы являетесь тем, где вы росли. А я росла в Нью-Джерси, в городке с населением пять тысяч. И представить, что я когда-то выйду на сцену самого престижного кинофестиваля и получу награду всей своей жизни, было невозможно. Это словно мечта. Я пытаюсь заставить себя почувствовать, что это — по-настоящему, что это со мной. Но пока еще не удается.

— Были ли у вас сомнения, когда вам предложили роль Тэтчер?

— Да, мы с Филлидой (Филлида Ллойд — режиссер фильма. — Д.Д.) обе могли бы ответить на этот вопрос. Мы понимали, насколько деликатна эта работа, и я здесь согласна из Филлидой в том, что действительно радикальный подход — представить Маргарет Тэтчер как обычного человека. Представить ее в настоящий момент, в ее нынешнем мире, даже если это вымышленная версия. Для нас важно показать ее и тогда, когда у нее еще не было такой власти, и в то время, когда она стала влиятельной, и посмотреть, что имеет значение на склоне жизни, о чем человек жалеет, каков итог. Именно этого достигла Эби Морган (автор сценария. — Д.Д.). Я думаю, вопрос скорее касается реакции друзей Тэтчер. Они сначала боялись, как мы это все покажем. Но то, что получилось на экране, — это ничто по сравнению с тем, с чем столкнулась она в течение карьеры: злоба, уровень ненависти, желание ее убить. В фильме нет и намека на такое. И мы этого даже не хотели.

— Кого было играть сложнее — Тэтчер в годы ее могущества или, скажем, на пенсии?

— Когда занимаешься любимым делом, в этом нет ничего слишком сложного. Это были долгие часы работы, сосредоточения, кропотливый труд, но также в значительной мере удовлетворение. Работать с аниматронным роботом — это трудно. Или со спецэффектами, когда тебе надо создать целый мир. А здесь мир уже был создан Филлидой, Джимом (Джим Броудбент сыграл мужа Тэтчер. — Д.Д.) и остальными актерами, поэтому я чувствовала себя настоящей. А относительно разницы между молодой и пожилой Тэтчер — трудно было создать впечатление, как женщина стареет. Потому что часть ее жизни очень хорошо задокументирована, а часть — за занавесом. И соединить эти две части было сложной задачей, но опять же, Джим ее мне облегчил.

— Грим старой Тэтчер просто фантастический, вас было не узнать. Как вам работалось в такой маске?

— Грим действительно невероятный, эту прекрасную работу выполнила моя команда гримеров. К ней принадлежит Рой Хеланд, который работает со мной уже больше тридцати пяти лет, с первой пьесы, которую я сыграла в Нью-Йорке сразу после школы актеров и во всех моих фильмах, начиная с «Выбора Софи». Также не могу не вспомнить Марка Кулье, он британец, дизайнер протезов. Совместно они создали сорок лет жизнь Маргарет Тэтчер (Рой Хеланд и Марк Кулье получили «Оскар» за свою работу. — Д.Д.). Потом мы провели три разных теста. Каждый раз они снимали с маски все больше. Поэтому в действительности в героине — значительная часть меня при определенном освещении. А еще для меня, как и для каждого из нас, было важно, когда другой актер заставлял меня верить в правдивость образа. Они смотрят в твое лицо и видят не грим, а человека. Именно это является достижением команды. Это удивительно.

— Со всем уважением к вашей команде, — вы в каждой роли разная, но неизменно правдоподобная. Как вам удается настолько полно перевоплощаться?

— Думаю, я всегда играю одного и того же человека. Нахожу в персонаже общие черты с собой. Я вам не признаюсь, какие качества Маргарет Тэтчер присущи мне. И Джим не скажет. Как и никто из моих коллег. Но, думаю, вы знаете, даже невзирая на то, что внешне мы не похожи, происходим из разных стран и культур, в действительности у нас намного больше общего, чем мы признаем. У нас у всех больше общего с Маргарет Тэтчер, чем мы признаем. Человечность является общей для нас всех. Мне было интересно найти эти общие ноты. Выяснять такие вещи — это работа моей жизни.

— Что же вы узнали о Маргарет Тэтчер, если не секрет?

— Много разного, что меня удивило. Она была химиком и очень рано признала угрозу глобального потепления, она заявляла это правительству США еще двадцать лет назад. Она никогда не отменяла программу здоровья нации Великобритании, которую консерваторы в США считают самой позорной социалистической программой. Может, она и хотела. Но никогда этого не делала. Много неожиданных открытий. В целом, меня интересовал трехмерный портрет женщины, которая сопротивлялась волне, была безрассудной и автократичной. Она никогда не интересовалась опросами относительно ее убеждений. Для 1979-го года это было смело. Это был совсем другой мир по сравнению с тем, в котором мы живем сейчас.

— Можно ли, с вашей точки зрения, считать Тэтчер феминисткой?

— Я думаю, что Тэтчер категорически отрицала бы, если бы ее назвали феминисткой. Но на самом деле она была феминисткой, нравится это ей или нет. Она открыла двери для женщин. Конечно, поскольку она вышла из рядов тори, консервативной партии, она была свидетелем сильных ограничений из-за пола, религии и класса. Сам факт, что она достигла таких вершин в этом клубе, осуществила прорыв, привел к тому, что раньше нельзя было и представить — женщина оказалась на такой должности. Моим дочерям уже трудно поверить в мир, когда это было невозможно. А вот когда я была подростком, женщины не возглавляли корпораций, очень мало из них учились на юристов или врачей. Медсестры, учителя — да, и некоторые другие хорошие профессии, но мечтать о чем-то большем мы не могли. И это изменилось благодаря таким женщинам, как Маргарет Тэтчер, которые опускали голову и просто шли напролом.

— Вы говорите, что поняли Тэтчер. А как вам ее политический выбор?

— Когда актер играет роль, он становится этим человеком, а не осуждает его сверху. Если вы так делаете, это уже предубежденность, это конец с художественной точки зрения. Это словно осуждать себя самого, а для этого недостает объективности. И фильм вовсе не об этом, ведь он показывает реальность с ее собственной точки зрения. Обстоятельства ее жизни, то, с чем она сталкивалась, каково было ее окружение — самая реальная часть. Поэтому я не говорю: она мне нравится или терпеть ее не могу. Если так делать, никогда не поймешь мыслей человека.

— Вам больше нравится играть сильных женщин? Ведь Тэтчер — не первая роль такого плана.

— Я люблю играть все типы. Например, люблю играть людей, которые время от времени бывают смешными. В этот раз не сложилось. Для меня не важно, сильная ли героиня, слабая ли, нерешительная ли она, или она оппозиционер. Мне нравятся сложные характеры или, по крайней мере, такие, которые сложно понимать. Мне нравится объяснять их действия.

— Как вы выбираете для себя ту или иную роль?

— Думаю, что в каждом проекте меня привлекает вещь, которую трудно объяснить. Это что-то наподобие музыки — я читаю сценарий, она включается, что-то резонирует, и я думаю: я должна это сделать. Значит, это ощущение было во мне раньше, до того, как я увидела материал, а материал лишь подкрепил это ощущение.

— По-видимому, так было с работой в упомянутом вами фильме «Выбор Софи», посвященном Холокосту?

— Помню, когда была маленькой, мама отвезла меня в библиотеку. Я не любила туда ходить. Был дождливый летний день, мне было лет десять. Я открыла книжку и увидела груду мертвых тел. Я забрала книжку домой и спросила: что это? Это было первым, что я узнала о Холокосте. И еще, помню, туфли на телах женщин были похожи на мамины. Ведь этот поход в библиотеку состоялся в пятидесятых, поэтому то были, в сущности, современные туфли, и я подумала: как такое могло случиться в наше время? По-видимому, все это было во мне, когда я увидела материал, и поэтому захотела глубже это исследовать.

— Есть ли цена у успешной карьеры?

— В Берлине пять музеев только современного искусства. Я бы охотно посетила музей. Но не пойду. Потому что когда я буду смотреть на что-то, передо мной будут стоять еще пятеро и смотреть на меня. Я не жалуюсь, это очень хорошо. Но искусство увидеть не удается. По иронии, шоу-бизнес, пьесы, фильмы намного лучше относятся к материнству, потому что ты не работаешь постоянно, поэтому ты дома, именно там, где они не ожидают, что ты будешь чувствовать себя именно так. Поэтому это тоже стоит ценить.

— «День»: Я хочу обобщить вопросы коллег, которые спрашивали о самых сложных моментах в работе над отдельными ролями. Скажите, что является самым сложным в актерской профессии как таковой?

— Думаю, самое сложное — всегда быть новой, свежей, удивлять себя и других. И быть значимой, даже когда ты уже долго в этой профессии и думаешь, что уже всем надоела. Потому что актеру известно все, он знает, что впереди и позади, под столом и на нем. Вы понимаете все. Вы видите хорошее и плохое. Трудно, когда от тебя чего-то ждут. Иногда людям страшно браться за что-то новое. Трудно начинать что-то, новый проект. Но как актер ты понимаешь, что сомнение — это твой друг, он дает тебе понять, что такое страх, а страх — это чувство, присущее человеку, если у тебя этого нет, у тебя проблемы. Не знаю, таков мой ответ.

— Интересно услышать от вас о страхе, потому что вас называют лучшей актрисой мира. Вы никогда не думали о том, что вас переоценивают?

— Да. Конечно, думала.

— А какие из современных актрис, с вашей точки зрения, своими наработками могут сравняться с вашими лучшими работами?

— Их всего лишь 180.

— Может, назовете несколько имен?

— Нет, потому что кого-то могу пропустить, и это будет плохо. Все сегодня говорят о золотом веке Голливуда, но, я думаю, уровень актерского мастерства сейчас намного выше, глубже, смелее. Я говорю обо всех, кто хорошо играет. В этом году было особенно много прекрасных работ именно актрис, многих из которых даже не номинировали. Например, Оливию Колмен, которая сыграла в фильме «Тиранозавр» и не получила надлежащего признания. Необычайный фильм, хотя его увидело мало людей. В любой другой год он мог собрать все награды. Я говорила, что не буду называть имен, но все же сделала это... Думаю, ежегодно мы сосредоточиваемся на определенных наградах из-за механизма рекламы. Есть много работ, заслуживающих признания, и это ваша работа рассказывать и создавать шум вокруг них.

— Ваша карьера продолжается более тридцати лет. В чем секрет такого постоянства?

— Секрета нет. Обычная забывчивость.

— Неужели вы ничего не планировали заранее, не ставили перед собой каких-то долговременных целей?

— Как любой актер, по окончании одной работы я начинаю оглядываться и искать: где? Где мне применить мою энергию? Что меня трогает? Что заставляет волноваться? Жизнь актера очень странная: у тебя нет цели. Ты не исследователь, который думает: выделю этот фермент, потом будет это, потом я сделаю прорыв и вылечу рак. Актер мыслит иначе: вот пойду сюда, нет, сюда, ой, а это тоже неплохо. Просто как перекати-поле. Никакой организованности, ничего не спланируешь заранее. Конечно, можно запланировать детей и подобные вещи. Но, по-видимому, мне нравится такой стиль работы. Думаю, если бы я ставила какие-то цели, то все время бы разочаровывала себя. Поскольку у меня нет никакой далеко идущей цели, я могу сосредоточиться на том, что делаю здесь и сейчас. Но, по-видимому, все мы так делаем.