Мир не изменился со времен Шекспира...

Это не рецензия и даже не отзыв. Это мое зрительское впечатление от очередной премьеры спектакля, которым порадовал театральную общественность Киева Театр русской драмы. На этот раз он «замахнулся (как говаривал известный киногерой) на самого Вильяма Шекспира». В беседе с художественным руководителем театра Михаилом Резниковичем выяснилось, что новое обращение театра к английскому драматургу отстоит от предыдущего на 35 лет. Михаил Юрьевич объяснил это тем, что В.Шекспира ставить совсем не просто.

В театральной программе-буклете спектакль назван «Циничной комедией», а еще фантазией по мотивам пьесы Вильяма Шекспира «Мера за меру» (режиссер Леонид Остропольский). Мне трудно судить, в чем заключалась сверхзадача второго названия, но должен с удовлетворением отметить, что оно не стало основанием для режиссерского произвола, когда прошлое предстает перед зрителем в современном интерьере, а мыслям классика придают излишнюю злободневность. И хотя сценография спектакля решена в скупой символической стилистике и ничего венского зрителю она не показывает, зато костюмы персонажей не оставляют и малейшего сомнения о времени его действия. Это, конечно же, Европа эпохи Возрождения.

В целом спектакль по-хорошему традиционен. Он максимально сохраняет дух шекспировских комедий, обращенных к простым людям и заставляющих размышлять над вечными проблемами жизни. Над ее нравственными изъянами, человеческой низостью и лицемерием, относительностью законов, отсутствием правосудия.

В полном соответствии с характером драматургии эпохи Возрождения, спектакль решен в стиле балаганных интерлюдий, с их неизменными шутами, иронизирующими над всеми правилами приличия и вкуса, господствовавшими в тогдашнем обществе (сценограф — Алексей Вакарчук, костюмы — Дмитрий Разумов). На сцене, которая напоминает городскую площадь, разворачиваются жизненные коллизии, в которых причудливо соседствует низкое и высокое, трагическое и смешное. И все это чудесным образом уживается в одних и тех же персонажах, чьи помыслы так разительно расходятся с делами.

Атмосфера возрожденческого театра подчеркивается также и тем, что его мизансцены создаются актерами по ходу действия. Точно так, как это было во времена Шекспира, когда еще не было театрального занавеса и актеры расставляли бутафорию на глазах у зрителя.

Центральной темой пьесы и спектакля является отношение власти к закону и к подданным, чьи поступки далеко не всегда согласуются с его нормами. Не очень справляясь со своими обязанностями строгого и справедливого правителя, герцог венский Винченцио (Олег Треповский) препоручает власть наместнику Анджело (Дмитрий Савченко), а сам удаляется на некоторое время в монастырь. Время от времени он появляется среди своего бывшего окружения и подданных в монашеской сутане и наблюдает за действиями наместника. А также и за драмой молодого дворянина Клавдио (Валерий Величко), обрюхатившего еще до венчания свою невесту и приговоренного Анджело к смерти. Наместник непреклонен, приговор считает справедливым.

Однако за брата вступается его сестра-монахиня. Она умоляет проявить милосердие. Ее красота пленяет Анджело, и он соглашается помиловать брата в обмен на ее честь. В пылу страсти пытается лишить ее невинности, но встречает отчаянное сопротивление. Для Изабеллы честь выше жизни. Поступиться ею она не может даже ради спасения родного ей человека.

Для наместника такого понятия и вовсе не существует. В угоду своей страсти он готов пренебречь правосудием. К тому же, как выясняется, это было не минутной слабостью, но поведенческой нормой. Раньше он совершил проступок не лучше Клавдиевого: обесчестил и бросил девушку, на которой обещал жениться.

Наблюдавший за страстями сквозь прорези монашеского капюшона герцог принимает решение возвратиться на свой трон, обличить зло и наказать его носителей. Он торжественно объявляет своим подданным о казни наместника и даже шута, но не встречает понимания. Первой этому решительно воспротивилась обесчещенная наместником девушка. О милосердии заговорили и люди из близкого окружения герцога. Вскоре от его праведной решительности не осталось и следа. Он легко и просто сменил гнев на милость, как легко и просто превращался из герцога в монаха (и наоборот), в очередной раз вывернув наизнанку герцогский кафтан.

Оказывается, несправедливое милосердие для Винченцио, впрочем, как и для всех остальных, лучше справедливого правосудия. Прощение им «всех-всех» согласуется с извечной человеческой мудростью: «Не судите, да не судимы будете». И произошло это не столько оттого, что он был слабым и безвольным властелином, как это иногда истолковывают, сколько от интуитивного понимания герцогом невозможности что-либо изменить. Оказалось, что все его подданные именно такого решения и ожидали. И были счастливы. Но это означало, что венцы будут жить, как и жили до этого. В грехе, лицемерии и в несоблюдении законов.

Мир, изображенный Шекспиром, принципиально не изменился и в наше время. Оттого он и узнаваем нынешним зрителем. Все и всегда согласны с тем, что «преступления должны мериться, как они того заслуживают», но нет людей, обладающих нравственным правом мерить. Ибо, как говорил выдающийся украинский философ Григорий Сковорода: «Хто же є на світі, щоб був без гріха». В венском мире только Изабелла (Ирина Новак) являла собой образец благочестия и морали, но именно ей и не нашлось в нем места. Ее чистое и благородное сердце не выдержало неожиданного счастья.

Премьера любого спектакля — это только начало его полнокровной сценической жизни. Со временем он, как хорошее вино, станет только лучше. Однако и первые представления свидетельствуют о том, что театр успешно справился с трудной задачей постановки шекспировской пьесы. На сцене — слаженный ансамбль актеров. Он не просто мастерски лицедействует, но и живет в той давней эпохе. Азарт актеров передается зрительному залу, который чутко реагирует на происходящее и сопереживает ему.

Сценическую симфонию нарушает лишь один персонаж. Это Фемида. В ней без труда угадывается сценическое воплощение режиссерского «я», но ее морализаторские наставления не служат лучшему пониманию идеи спектакля. Да это и не в традициях шекспировской драматургии. Как известно, Шекспир ни одному из своих героев не поручал быть выразителем его мыслей и настроений. Это воплощал сюжет пьесы. Обязанности, вмененные режиссером Фемиде — следить за поступками персонажей, — ей по определению не свойственны. Она же богиня, да еще с завязанными глазами.

В целом же спектакль состоялся. Он очень тепло встречен зрителем, и нет сомнения, что спектаклю уготована долгая и счастливая жизнь. С этим театр можно поздравить.