Последний довод Олега Липцына
Основная интрига Липцынских спектаклей, как мне кажется, в столкновении темпераментов — взрывного, чувственного дарования актрисы и расчетливой концептуальности режиссера. «Счастливые дни» не стали исключением. Сложность пьесы заключается в том, что это фактически моноспектакль, где свобода движений максимально ограничена. Ведь главная героиня, Милли, уже с самого начала по пояс увязла в земле, и в течение спектакля погружается в нее все глубже. Нельзя задействовать тело. Значит, все, что остается — голос и мимика. Даруга начинает свой огромный монолог с некоего утреннего восторга, с которым ее героиня предвкушает священнодействие чистки зубов. Впрочем, четко артикулированная идиллия очень быстро обрывается. Заросшая по пояс бутафорской землей, колотящая руками по безобидному столику, Милли-Даруга негодует и неистовствует. Актриса рвет страсть в клочья, создавая подчас — особенно в первом акте, в эпизоде с так и не выстрелившим (!) пистолетом, высочайшее драматическое напряжение. Липцын откровенно идет на зрителя. Очень тому способствует и избранный облик героини. Накрашенная, с крупно подведенными чертами, в какой- то по-детски несуразной панамке, она очень близка к комической маске — этакой Коломбе с темпераментом Арлекина. И ее крик, ее истошное обращение к безучастному Вилли от того звучит трагически. Такая смесь трагедии и фарса всегда достаточно рискованна, и здесь есть перебор. Подобный напор уже к началу второго действия начинает утомлять. К счастью, у актрисы есть еще два партнера, компенсирующие эмоциональные излишества спектакля. Первый — Михаил Барныч в роли бессловесного, равнодушного и целиком буффонного Вилли, который, в отличие от своей визави, свободен и может запросто влезть на небо. Что перед антрактом с помощью приема теневого театра и делает. Второй партнер — композитор и музыкант Ефим Гофман, выступающий своеобразным тапером спектакля сначала на клавесине, потом на фортепиано. Фактически он играет с вариациями одну и ту же незамысловато- безоблачную мелодию. Для Милли-Даруги — это и музыка выхода, и аккомпанемент умирания. Выше и выше поднимается земля, вот она уже сдавливает горло. Счастливым становится любой из дней, когда можно услышать одно словечко в ответ на твои мольбы, когда хотя бы можно почистить зубы. Если и этого уже нет, остается только горланить, хрипло петь простые мелодии. И все же Липцын, лукаво усмехаясь, переигрывает судьбу. В финале Вилли, становясь на глазах Михаилом Барнычем, освобождает свою громкоголосую принцессу. И тут же артисты начинают раскланиваться. Странный, выстраданный хеппи-энд оборачивается обманом слишком искушенной публики.
Все же это — спектакль о последней надежде. О том, что счастливые дни случаются, несмотря ни на что. Да, он груб и не отшлифован, и перегрет, словно врезавшийся в атмосферу метеорит. И многим наверняка не понравится. Но почему-то забыть его — очень сложно.
