«Сбился – начинаю сначала. И так пока не добьюсь идеала»

Всего пять лет тому назад студентом четвертого курса консерватории (класс Геннадия Кабки) он пришел в стажерскую группу театра, и этого времени хватило, чтобы превратиться в брендового исполнителя теноровых партий в Украине и за ее пределами.

Голос чрезвычайной красоты, чистоты, теплоты и тембрового богатства, неодолимая харизма, сдержанно— страстный артистизм, а главное, абсолютная преданность своему делу — вот важнейшие составляющие молниеносного успеха и популярности этого молодого певца как среди любителей, так и профессионалов, которые оценили талант певца на многочисленных конкурсах вокалистов. В настоящее время Валентин уверенно идет к оперному Олимпу, он получает приглашения от ведущих мировых сцен, оставаясь при этом верным и родной киевской сцене. Два года тому назад он стал не самым ли молодым заслуженным артистом Украины!

 В прошлом сезоне певец много гастролировал, принял участие в резонансной постановке оперы Дж. Верди «Бал-маскарад» в Тель-Авиве, премьера которой состоялась в феврале. Но, вернувшись, едва не еженедельно до конца сезона радовал публику в репертуарных спектаклях столичной оперы: «Риголетто», «Фауст», «Мадам Баттерфляй», «Набукко», «Любовный напиток», «Моцарт и Сальери»; состоялись и его киевские дебюты в партиях Риккардо в «Бал-маскараде», Макдуфа в «Макбете», Молодого цыгана в «Алеко». И это далеко не полный перечень партий его репертуара. Валентин принимал участие в постановке оперы «Ромео и Джульетта» Ш. Гуно, премьера которой на сцене Национальной оперы Эстонии состоялась в прошлом месяце. Там же он спел Рудольфа в «Богеме» Дж. Пуччини. Сейчас тенор вернулся в Киев, где начинается постановочная работа над этой оперой, премьера которой запланирована на ноябрь. На прошлой неделе любимого певца меломаны услышали в вердиевском «Набукко» (Исмаэль), а 15 октября он выйдет на сцену в опере «Алеко» С. Рахманинова (Молодой цыган).

Об участии в резонансных постановках и повседневной работе тенора наша беседа с В. Дитюком.

«КОТА В МЕШКЕ НЕ ПОКУПАЮТ, ЭТО ТОЧНО»

— Валентин, не вредит ли голосу такой напряженный график работы, как у вас сейчас?

— Сезон действительно был очень напряженный, но я не чувствую себя уставшим, а это значит, что пока делаю все правильно. Работая в штате театра,  имею определенные обязательства по количеству исполненных партий. Поскольку руководство Национальной оперы позволило мне многомесячный творческий отпуск для работы по контракту за рубежом, а я, со своей стороны, должен по мере возможностей наверстать пропущенное. Но уверяю вас, если бы чувствовал какие-то проблемы, то не стал бы насиловать себя излишне и нашел бы полное понимание со стороны администрации. То есть здесь полная взаимность интересов.

— Ваше триумфальное участие в тель-авивской постановке «Бала-маскарада» — не первый опыт постановочной работы за рубежом?

— Нет, впервые я принимал участие в постановке «Фауста» в Латвийской национальной опере в 2016 году. Любая работа — это бесценный опыт, даже если ты не получаешь особого удовольствия. Именно эта постановка, абсолютно современная, с применением спецэффектов больше напоминала шоу. Так же, как и «Иоланта» в Валенсии, в которой я пел Водемона, одетого в... спортивные штаны и с «бабочкой» на шее. Это факт, сейчас тенденция — увлекать, а не нести смысл. Поэтому к таким постановкам больше подходит название «проект»: главное — продать. В Израиле же, где постановка тоже была авангардной, для меня самой важной оказалась работа с дирижером. Могу прямо сказать: Даниель Орен изменил мой мир с точки зрения профессионализма.

— В чем это выражалось?

— С первого же знакомства этот дирижер тестирует вокалиста на грани его возможностей. Репетиции длились по шесть часов! Казалось бы, достаточно оценить диапазон, качество и силу звуковедення певцов. Но нет: Орен тщательно разыскивает удобные и неудобные моменты, подстраивает оркестр под каждую особенность, подсказывает, как наиболее эстетично, без натуги подобраться к неудобной, но наиболее эффектной ноте, которая характеризует каждую арию. Ради этих красивых нот арии и пишутся, ради них меломаны идут на оперы. В основном опытные исполнители сами знают эти тонкости, но для дебютанта подсказка профессионального дирижера — это бесценный подарок.

— Чтобы верхняя нота не создавала впечатления поднятия штанги?

— Да, но не только верхние и сильные звуки. Он добивается и самого тихого акустического пиано, на которое только способен певец. Кроме того, он слушает одно и то же в разных позах, в статике и динамике, потому что режиссерские решения иногда требуют от певца самых неожиданных телесных положений ради достижения того или иного драматургического эффекта. Поэтому, когда дирижер требует от тебя того, на что ты вроде бы не способен или просто не решаешься в силу каких-то своих профессиональных навыков и установок, нужно хотя бы попробовать, и чаще всего оказывается, что после его подсказок все выходит! Даниель Орен сегодня считается одним из лучших интерпретаторов Верди, да и вообще итальянской оперы в мире. Слава Богу, дирижеру я понравился, потому надеюсь на последующую работу с ним, потому что это развитие, рост.

— А как вы попали на этот проект?

— Это работа менеджера. У меня официальный контракт с одним из лучших по «продаже» артистов агентств IMG. Давид Завалковский, который, кстати, является агентом знаменитой Людмилы Монастырской, взял под свою профессиональную опеку и меня, за что я благодарен ее протекции.

— Играет ли определяющую роль имя агента для карьерного продвижения подопечного артиста?

— Сполна — нет. Есть, конечно, такое явление, как агентская мафия, когда один агент добивается участия в постановке лишь его клиентов, но это одиночные случаи. В основном певец обязательно поет на прослушивании, и его выбирают или нет. В моем случае, возможно, и сыграли свою роль приязненные отношения между агентом и дирижером, которые позволяют определенный момент доверия к предложению агента. Но кота в мешке не покупают, это точно. Прежде чем согласиться на постановочную работу над «Балом-маскарадом», я по стечению обстоятельств принимал участие в фестивале в Израиле, пел в постановке «Мадам Баттерфлай», где меня Дениел Орен и услышал. Опера исполнялась в уникальном историческом месте «Брихат А-Султан» на фоне стен Старого города, но это постановка современная, которую создал очень интересный режиссер Гади Шехтер. Главным мотивом фестиваля  2018 года было «обновление», переход от давно известного к чему-то новому и незнакомому. Мне очень понравилась режиссерская работа: там только первая картина явно осовременена, а вот дальше интимные сцены, дуэты сделаны так, что все современное отходит на задний план, весь акцент делается на главных героях. То есть все сделано деликатно, грамотно и по сути.

«БИЗНЕСМЕНАМ-МЕЦЕНАТАМ ВЫГОДНО ИНВЕСТИРОВАТЬ ДЕНЬГИ В ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ПРОЕКТЫ»

— Современные режиссеры сейчас как огня боятся архаики, объявляя таковой наименьшее следование традиции. Судя по всему, вам не очень нравятся современные оперные интерпретации?

— Раньше почти вовсе не воспринимал, но сейчас я уже иначе отношусь: повезет — не повезет. По моим наблюдениям, в богатых странах все это больше похоже на бизнес: бизнесменам-меценатам выгодно инвестировать деньги в художественные проекты, согласно законам о меценацтве, но просто так они деньги не выбрасывают, у них должна работать каждая копейка, ведь вложив деньги, они ждут определенной прибыли или рассчитывают хотя бы окупить расходы. Поэтому сегодня опера и отданна на откуп режиссеров, задача которых создать картинку, которую купят. От этого режиссерского диктата страдают не только певцы, но и дирижеры, потому для меня особым счастьем было работать с таким маститым дирижером: Орен мог себе позволить буквально жестом вывести меня из глухой зоны, если слышал, что в том месте действия голос плохо звучит. Еще мне импонирует его убеждение, что для современных постановок нужно заказывать и современные оперы, а не переделывать классические шедевры. Есть, конечно, сюжеты, которые вне времени, и есть много примеров удачных постановок, и среди них смело можно назвать киевского «Севильского цирюльника» в постановке Анатолия Соловьяненко. Главное — чтобы режиссерские находки не меняли содержание, чтобы те вопросы, которые поднимает композитор при написании той или иной оперы, — они оставались! Гениальные музыкальные произведения потому и гениальны, что в самой музыке заложена драматургия действия, мизансцены, прописанные в клавире или партитуре, носят дополнительный объяснительный характер.

— На постановку вы приехали с готовой партией? Концертмейстер или педагог помогает вам подготовить партию к исполнению?

— Практически с того времени, когда я прошел курс обучения у педагога  Киевской консерватории Геннадия Николаевича Кабки, который сделал из меня вокалиста, я учу партии практически сам.  Так было не всегда. Придя в театр, я стал заниматься с опытным концертмейстером  Майей Павловной Шляпочник, ей я благодарен больше всего за то, что она научила меня учить партии. Таков уж у меня характер: с определенного момента я не вижу смысла в постоянных занятиях с концертмейстером, опыт показал, что я услышу те же замечания, которые делаю сам себе, остановят там, где я и сам слышу, что ошибся или попробовал взять какую-то другую планку. Поэтому когда я уже могу петь практически наизусть, тогда я прихожу к концертмейстеру, она видит то, чего я не заметил, штрихи и нюансы, которые я пропустил. Пару уроков, чтобы подчистить и доделать — и на сцену. А в итоге нужно понимать, если складывается международная карьера, что это хорошо, работая в театре, иметь возможность бесплатно заниматься с концертмейстером, а за рубежом каждое занятие — это минимум 80 долларов за 40 минут! Не выучил — твои проблемы. Да, это очень много интенсивной работы. Я не учу постепенно, я учу залпово. Долго ищу подходы, настраиваюсь, а затем две недели занимаюсь только этим. Практически не выхожу из дома, пытаюсь сделать так, чтобы не быть задействованным в репертуаре, чтобы не отвлекаться. У меня выработался сугубо мой график: просыпаюсь, пью кофе, два часа занимаюсь, сорок минут отдыхаю, и так целыми днями.

— Вы сами себе аккомпанируете?

— Как в таковом аккомпанементе я не нуждаюсь. Мне достаточно проиграть мелодию, услышать гармонию. Много слушаю записей, разных, красивых, причем слушаю не певцов — я никого не копирую, — меня интересует оркестр и желательно максимально рафинированный, где минимум дирижерских выходок. Глядя в ноты, множество раз — иногда до двухсот — прослушиваю каждый фрагмент, довожу себя до такого состояния, почти маниакального, что слышу эту музыку внутри себя, могу мысленно поменять ритм, темп. На что бы я потом не отвлекался — на компьютерную игру, еду, физические упражнения, а музыка продолжает звучать. В какой-то момент мне становится легко — я чувствую характер, настроение музыки. Доведя себя до такого состояния, я уже легко учу наизусть мелодию, текст. С текстом работаю очень много. Если правильно поставить произношение, артикуляцию — это половина пения. Нужно сначала хорошо пробеседовать каждое слово, делая упор на гласные звуки, на согласные, тратя как можно меньше акцента, потому что поются же гласные. Именно этому учат почтенные итальянские концертмейстеры. Потом ввязать слова во фразы, которые потом четко говорить с метрономом, сначала медленно, а когда доведешь до автоматизма, чтобы ничего не отвлекало от вокала, совмещаешь с мелодией, работаешь с дыханием.

«ОТ ВКУСНЕНЬКОГО ПОЛНЕЮ, НЕСМОТРЯ НА БОЛЬШУЮ НАГРУЗКУ»

— Когда-то это сможете предлагать как собственную вокальную школу?

— До этого еще очень далеко. Но один совет уже могу дать точно. После того, как весь этот путь пройден, ошибки исправлены, нюансы подчищены, я ставлю дыхание. Мой метод простой, но очень эффективный: качаю пресс и шепотом пропеваю какой-то фрагмент, причем стараюсь делать это не синхронно, не в такт движений, а в разном размере. Сбился — начинаю сначала. И так пока не добьюсь идеала. Правильно организованное дыхание — это рассчитанное напряжение мышц гортани, точный поток воздуха, который необходим для звука нужной силы и длительности, а главное — непринужденности звучания самых тяжелых нот. Азы такого подхода к изучению партий нам преподавал в консерватории Владимир Константинович Абазопуло, я же просто нашел свой стиль нагрузок, после которых появляется ощущение, что ты уже 20 лет поешь эту партию. Одно только не советую делать, как я: не есть вредную еду! Потому что этим я страдаю: когда учу партию, не отвлекаюсь на приготовление нормальной еды, главное, чтобы под рукой всегда было что-то вкусненькое: чипсы, сладости. Поэтому и полнею, несмотря на большую нагрузку. Потом приходится исправлять. Поэтому мне еще есть над чем работать!

— Ваш волшебный голос имеет терапевтический эффект на слушателей, вы очаровываете своей искренностью — и это главное!

— Благодарю! Но нужно все равно держать себя в форме. Рано или поздно это может помешать. Надеюсь, теперь, когда завершилась моя общежитская часть жизни (еще один важный бонус интенсивной работы — я смог заработать на собственную квартиру),  воспользуюсь преимуществами личного пространства.