Татьяна БОРОВИК: «Я заканчиваю одну часть пути и начинаю другую»

После бенефиса Татьяны Боровик один из коллег произнес: «Возможно, кто-то танцевал лучше, но красивее ее никто не ушел». Одноактными балетами «Кармен-сюита» и «Шехеразада» замечательная балерина, имя которой, без большого преувеличения, можно назвать одним из синонимов Национальной оперы Украины, попрощалась со сценой родного театра, которой была отдана большая часть ее жизни.

Татьяна, коренная киевлянка, после окончания хореографического училища пришла в творческий коллектив, в котором тогда блистали такие звезды, как Валентина Калиновская, Элеонора Стебляк, Раиса Хилько, Татьяна Таякина, Людмила Сморгачева, Алла Лагода, и вскоре, несмотря на молодость, встала вровень с ними. Ей выпала долгая и счастливая творческая судьба, которую, как известно, необходимо все время задабривать трудом и старанием.

«БЫТЬ ПЕРВОЙ»

Глядя на эту блестящую балерину, возникает недоуменный вопрос: зачем, находясь в прекрасной форме, уходить со сцены?

— Мое прощание со сценой — завершение определенного творческого этапа, — считает Татьяна Боровик. — Я заканчиваю одну часть пути и начинаю другую. Решила, что уходить надо на пике успеха. Да, действительно, еще можно было бы поработать, но есть некий предел, который, увлекшись, можно пропустить. Я бы не хотела уходить, чтобы меня жалели.

— Как вы пришли в балет?

— Моя семья к балету не имела никакого отношения. Мама работала воспитателем в детском доме, а отец — на кондитерской фабрике. Представляете этот вечный соблазн для будущей балерины? Конфеты люблю всю жизнь, и борьба с ними — не самая легкая в моей жизни. Когда мама сказала, что отдаст меня учиться балету, то папа говорил, что этим лишают ребенка детства. Но мама верила, что у меня все получится. Я была застенчивая, тихая — но очень настойчивая.

Однажды в гости к нам пришла знакомая, которая, увидев, что я очень гибкая девочка, посоветовала маме показать меня балерине Евгении Ершовой. Она-то и решила мою судьбу. В ту пору мне было 9 лет, т. е. один год в училище я пропустила, а ведь это основы. Тяжело было догонять, но я так старалась — хотелось быть первой! До балета я себя пробовала в гимнастике, плавании, прыжках в воду, настольном теннисе. Каждое новое увлечение меня захватывало, но скоро интерес пропадал, а с балетом я попала в самую точку!

— Чтобы стать настоящей балериной, одного желания мало. Кто помог вам стать звездой сцены?

— В хореографическом училище у нас была прекрасный педагог Галина Николаевна Кириллова. Наш класс был для нее первым. Кириллова приехала из Москвы и хотела утвердиться как педагог. Она горела — и мы вместе с ней. И наш выпуск стал «звездным» — практически весь класс — будущие ведущие балерины: Семизорова, Кушнерева, Данченко, Костылева… Кстати, с Ниной Семизоровой, солисткой Большого театра, мы поддерживаем контакты уже много лет.

У нас был очень дружный класс, несмотря на то, что каждая являлась яркой личностью. Конкуренция появлялась только в зале, а в жизни мы помогали и радовались успехам друг друга.

После прихода в театр с первого дня и на протяжении 15 лет со мной занималась Ираида Лукашова. Это настолько грамотный и скрупулезный педагог, что, можно сказать, она «лепила со мной каждый пальчик». Я ей очень благодарна, именно она научила меня вникать в каждый образ. А во время репетиции «Кармен-сюиты» со мной стала работать Алла Лагода. Она настолько живая, энергичная, что просто заряжает позитивом. Непродолжительное, но очень ценное время я работала с Валерием Ковтуном. Знаете, каждый из педагогов — это как подарок судьбы.

— Расскажите об ощущениях, когда впервые выступили на сцене.

— Назвать это волнением — значит ничего не сказать. Ни опыта, ни знания спектакля у меня не было (даже благоприобретенные навыки, казалось, улетучились). Первый раз меня поставили выступать в кордебалете в спектакле «Лебединое озеро». Еще практически ничего не делая, меня «носило» над паркетом от трепета — я выступаю на сцене! Это был не танец, скорее, я просто бегала по сцене... Знаете, весь мой творческий путь не был усыпан лепестками роз, немало получила и уколов от шипов... Но когда я вспоминаю прошлое, на память чаще приходят яркие моменты.

— Конечно, шипы в творчестве больно ранят, но, наверное, и помогают — закаляют характер?

— Добиваются успеха те артисты, кто не пасует перед трудностями, не обращает внимания на зависть и сплетни. По натуре я человек скромный, но мне пришлось научиться «отращивать зубы», чтобы доказать свое право на место в театре. Хотя, конечно же, очень больно ранят шипы, а личностное влияет и на творческое. Испорченное коллегами перед спектаклем настроение может помешать войти в образ героини. И все же главное в нашей профессии — «лепестки» успеха. Каждый выход на сцену и контакт со зрителем очень волнителен. Но есть четкая граница: по одну сторону — я женщина, жена, мать, солистка балета, а по другую — героиня, роль которой исполняю в спектакле. Для меня высшей степенью наслаждения было почувствовать дыхание зала; даже не аплодисменты, а ту тишину, когда зрители, затаив дыхание, сопереживают увиденному на сцене.

— Такую полноту ощущений дает, наверное, большая сольная партия? Как скоро после учебы вы стали солисткой?

— Это была Фригия в «Спартаке» — легендарном балете замечательно хореографа Анатолия Федоровича Шекеры. Представьте, я второй сезон работаю в театре и мне доверяют третий премьерный спектакль (после выступления прима-балерин Элеоноры Стебляк и Людмилы Сморгачевой). Этот спектакль стал вехой в моей творческой судьбе, а Шекера — самым лучшим и любимым постановщиком. Я всегда тяготела к лирико-драматическому амплуа. Но после «Спартака» были лирические партии в «Лесной песне» и «Белоснежке». Только позднее я нашла новые краски, которые многих коллег, критиков и зрителей удивили. На пятый год работы в театре я станцевала Лизу в «Тщетной предосторожности». Это комический балет, а моя героиня — веселая и озорная.

— И вы сменили амплуа?

— Я не могу сказать, что я его сменила, скорее, дополнила новыми нотами. Потом в моем репертуаре появилась Кармен. Хотя вначале в этой партии я себя вообще не видела. Однажды балетмейстер Виктор Литвинов сказал: «Готовь «Кармен-сюиту». Я отказывалась, но мои аргументы его не убедили. Он, перетанцевавший этот спектакль в свое время в партии Эскамильо, увидел меня в роли Кармен. Хотя я и не подозревала, что смогу справится с этой темпераментной героиней. Начались репетиции. У меня был великолепный педагог Алла Вячеславовна Лагода. Мы с ней по крупицам работали над образом, отрабатывая каждый взгляд, жест. И действительно — Кармен у меня получилась.

— Если говорить о связи времен, с кем из знаменитых танцовщиков вам довелось выступать вместе?

— В «Голубом Дунае» Валентина Калиновская танцевала Франческу, а я Аннель. В «Спартаке» я была Фригией, а роль Эгины исполняла Алла Лагода. Моим партнером в «Анне Карениной» был замечательный танцовщик Валерий Ковтун, в «Спартаке» — Вадим Федотов. С последним у меня сложились хорошие творческие отношения: мы часто танцевали в концертах, и много номеров он ставил специально для меня. С Николаем Прядченко я тоже очень много танцевала — «Лебединое озеро», «Баядерку», «Белоснежку», а самый первый наш с ним спектакль — «Бахчисарайский фонтан».

— В какой-то мере хорошего партнера для молодой артистки можно сравнить с педагогом?

— Конечно. Это настоящая школа мастерства — как общаться с партнерами, как себя держать на сцене, как выходить из непредвиденных ситуаций. Кстати, когда уже у меня появились молодые партнеры, то и я их учила всему, что понадобится им в профессии.

ТВОРЧЕСКАЯ ДИНАСТИЯ

— Татьяна Васильевна, зная, как тяжел труд артиста балета, вы не отговаривали сына от «театральной бациллы» (ныне Иван Козлов — известный танцовщик, солист Мариинского театра)?

— С детства в Иване проявились задатки танцовщика. Его не прельщал футбол, он полюбил танцы. Лет с двух—трех он отбивал ритм, воображал что выступает на сцене. Мы с моим мужем, танцовщиком Анатолием Козловым, решили попробовать отдать ребенка в балет. Хотя можно сказать, что сын начал танцевать, еще не родившись. На четвертом месяце беременности я танцевала в «Дон Кихоте», а на пятом участвовала в большой гастрольной программе. Когда планировалось это турне, я не знала, что беременна, отказаться от поездки было нельзя, а живот мне не мешал выступать. Правда, к концу гастролей костюмы стали явно узковаты.

— Теперь уже и ваш Иван стал отцом. Будет ли продолжаться балетная династия?

— Пока наш внук Андрей слишком мал. Но его родители (моя невестка, балерина Нина Змеевец работает в Санкт-Петербургском театр балета под руководством Бориса Эйфмана) в один голос заявили: «Ни за что!» Я не столь категорична: поживем — увидим. Сын и невестка еще не знают, какое это счастье, когда ребенок продолжает твое любимое дело. Я вспоминаю, какая была радость, когда мы с сыном вместе выступали в «Спартаке»! Я была Фригией, т.е. возлюбленной Спартака, которого исполнял Иван. Периодически, конечно, возникала мысль, что я танцую с собственным сыном. Слава Богу, в постановке Анатолия Шекеры по драматическому наполнению и пластике Фригия скорее мать, нежели любовница. С самого начала работы над этим образом Анатолий Федорович акцентировал мое внимание: минимум эротизма, а раскрыть драму женщины, на долю которой выпало мало счастья; передать тревогу за жизнь любимого, желание его защитить перед разлукой. Так что, можно сказать, нам ничто не мешало работать в таком необычном дуэте. После спектакля сын признался, что сбылась мечта его жизни — станцевать с мамой на одной сцене.

— Ваш дуэт с танцовщиком Анатолием Козловым был очень удачным. Скажите, супружество или влюбленность в партнера на сцене — обязательное условие хорошего дуэта?

— Скорее, дополнительное. Какое- то особое доверие, взаимная поддержка. Но так сложилась жизнь, что мы с Анатолием расстались... Хотя чувство благодарности за совместно прожитые годы на сцене и в жизни я сохранила. Много творческих дуэтов складывается и без семейных уз. И наоборот, в дуэте может родиться будущая актерская семья. Так случилось у нас с Артемом Дацишиным. Сначала я его учила, а потом уже в нашем совместном танце проявилась та подкупающая надежность, ощущение «прикрытой спины», которую ищут все женщины в мужчинах...

ЛИКИ ЛЮБВИ

— Есть ли спектакль, который вы мечтали станцевать, но не сложилось?

— Я очень люблю «Ромео и Джульетту». Несколько раз начинала готовить партию, но все время что-то мешало, переносила сроки, откладывала выступление — так и не станцевала. Хотя еще в детстве меня потрясла музыка этого балета. Услышав ее по радио, тут же помчалась в магазин и купила пластинку. Пожалуй, Джульетта — единственная роль, о которой жалею. Хотелось больше современной хореографии, но это так и осталось мечтой.

— Обладая классической школой танца, легко ли переключаться с одной пластики на другую (современную)?

— Для тела это очень трудно, хотя как танцовщице — очень интересно. Модерн, неоклассика, к каковым относится, в частности, «Кармен-сюита», требуют совершенно иной работы мышц. Не говоря уже о «Весне священной» Раду Поклитару, — чистый модерн. Вроде бы тело натренировано, а болит, как у новичка после первой серьезной нагрузки. Приходится полностью перестраиваться. К сожалению, у нас в театре было мало спектаклей с современной хореографией, в которых можно удовлетворить свое желание поработать в иной пластике. Недавно в репертуаре Национальной оперы появился, на мой взгляд, очень интересный балет «Мастер и Маргарита» в постановке Давида Авдыша, хотя мне в нем уже не довелось станцевать. Но я порадовалась за своих коллег...

— Почему для прощания со сценой вы выбрали «Камен-сюиту» и «Шехеразаду»?

— Обе моих героини, Кармен и Зобеида, — женщины яркие, горячие, страстные. Кармен с испанским темпераментом. Женщина, для которой любовь превыше всего, все остальное — ничто. Вспыхнула и сгорела. Или любовь, или смерть. С Зобеидой в «Шехеразаде» совсем другая история. Любя своего супруга, шаха, хозяина гарема, она, тем не менее, идя на риск, поддается случайной страсти. И происходит это, по-моему, от недостатка внимания, любви. Это же гарем, а она царица, она хочет, чтобы любимый безраздельно принадлежал ей. То есть ее связь с Рабом — чистая страсть, здесь любви нет. Эти балеты как два лика любви...

— Попрощавшись со сценой, что первое сделали из того, чего ранее не позволяли себе?

— На следующий день в театральной столовой я, как Джулия Ламберт из романа «Театр» Моэма, съела целую порцию вермишели с котлетой! С едой у балерины особые отношения, это известный факт. Раньше, когда нагрузки были большие, я ела все, что нравится, но когда отдыхала, то сидела на диете…

Раньше после спектакля я никогда не спешила уйти из театра. Долго разгримировывалась, поглядывая на цветы, которыми всегда одаривали меня поклонники, вспоминала выступление... Конечно мне будет трудно расстаться со спектаклями «Спартак» и «Весна священная», но выбор сделан. Я счастливый человек. Горечи нет, что я ушла со сцены. С улыбкой буду вспоминать и курьезы. А их было много, особенно в начале карьеры. Однажды в «Баядерке», в пылу танца, у меня из корзинки выпала змея, которая должна по сюжету ужалить героиню Никию в руку. В панике мысли заметались: как же я буду умирать? Заканчиваю свой монолог-танец и начинаю обессилено отступать к тому месту, где лежит змея, и нечаянно наступаю на нее, она меня «жалит» в ногу. Никию подхватывает Брамин, и моя героиня умирает...

Буду вспоминать многочисленные страны, в которых побывала с гастролями. Особенно сильное впечатление на меня произвели Индия, Мексика — своей экзотикой, самобытностью; Япония — своим невероятным сочетанием острого национального колорита и техницизма.

— Артист, уходя со сцены, невольно думает, кто же займет его место?

— Вряд ли можно занять чье-либо место. Можно условно говорить о смене поколений. Глядя на сегодняшнюю молодежь театра, я радуюсь, что у нас очень сильная в профессиональном плане труппа. Отныне мне предстоит стать педагогом-репетитором, так что со своим родным театром я навсегда не прощаюсь. Буду учить молодых. А это тоже очень интересная работа.