«В семье не без урода»

Если кратко, то:

         «Хаммерман Знищує Віруси» или просто ХЗВ — украинская музыкальная группа, основанная в 1996 году в городе Сумы. Из оригинального состава группы осталось два музыканта — Владимир ПАХОЛЮК (вокал, тексты) и Альберт (Олег) ЦУКРЕНКО (вокал, музыка). Время от времени с ними выступает Сергей ТРУШЕЛЬ (гитара).

В 1996 году сумской звукорежиссер и идеолог музыкального андеграунда Михаил Капуста собрал вместе Альберта Цукренко, Павла Сипало, Владимира Пахолюка. Альберт и Павел на то время писали электронную музыку, иногда принимали участие в разных сумских музыкальных проектах, Пахолюк играл в панк-группе Jobless Pilots («Безработные пилоты»). Именно тогда был создан ХЗВ, в дальнейшем — лауреаты фестиваля «Червона Рута» 1999 года, победители конкурса «Перлини Сезону» 2000-го в номинации «танцевальная музыка». Группа выступала хедлайнерами фестивалей «Файне місто» (Тернополь), «Нашатир» (Днипро) и «Захід Фест» (Родатичи).

На их концертах весело. Их юмор шокирующий, иногда даже пугающий, но преимущественно меткий. Они взрослые образованные люди. Они эксцентричнее маленьких детей. Один из них искренне верующий. Они создали брутальную рок-оперу о Каине и Авеле. Их концерты превращаются в дикое абсурдное кабаре, причем на каждый концерт ХЗВ надевают новые костюмы, которые сами же и придумывают; вопрос приличия этих нарядов лежит приблизительно в той же плоскости, как и дискуссии о приличии их текстов.

Если вы не знаете о ХЗВ, то в вашем бытии наличествует пустота. Если вы знаете о ХЗВ, а тем более, слышали и видели их, значит, проживете немного дольше. У ХЗВ 27 мая – концерт в киевском «Докер-пабе», посвященный выходу нового альбома, потому почитайте, что они говорят о себе.

— Откуда вы такие взялись в Сумах?

Альберт: Лично меня родили мама с папой, а вот историю появления на свет Вовчика я точно не знаю.

Владимир: Начать разговор с вопроса «Откуда?» — очень по-сумски. Мне его задавали бесчисленное количество раз, после чего, бывало, били. Я с Дворца, но уже никого оттуда не знаю. Я жил на улице Труда, 30, около стадиона «Авангард».

— Как распределяются обязанности в группе?

А.: Я исполняю мужскую роль, Вова — женскую.

В.: Я пьянствую, много думаю и тревожусь.

— Что служит вам источником вдохновения?

А.: Вова много читает, интересуется последними философскими концептами и научными открытиями, а я пересматриваю видео с Дэвидом Боуи.

В.: Чужого опыта не существует. Опыт бывает только свой и он уже точно не вдохновляет. По-видимому, в моем случае говорить нужно о мотивах, а не о вдохновении. А мотив только один — убедиться, что ты еще жив и можешь сказать что-то по сути.

— Володя, ваши рассказы между номерами — это импровизация или вы продумываете их предварительно? Не думали их издать?

В.: Пользуясь случаем, хочу обратиться к отечественным издателям. Уважаемые издатели, считаете ли вы, что это можно напечатать? Если да, то давайте издадим! Очень хочется быть писателем. Мы в основном окружены идиотами, потому легко не заметить, что украинцы стали читать больше. И писать. Книги украинских авторов имеют спрос, а мне жизненно необходимо, чтобы на меня был спрос. Я без этого не могу. Теперь ответ: я ничего не выдумываю предварительно, все равно башка дырявая — ничего не держит. Верный способ что-то забыть — попробовать запомнить. Да и перед концертами всегда столько геморроя с костюмами, что думать об интерлюдиях просто нет времени.

— Костюмы и режиссура ваших шоу — это совместная работа? Откуда вы берете идеи для этого?

А.: Да, совместная. За мной закреплена функция надувать воздушные шарики, а Вова делает все остальное.

В.: Наши костюмы напоминают миф о Сизифе. Иногда на их создание может пойти месяц, а после концерта они моментально теряют актуальность, потому что второй раз их уже не наденешь. Это как каждый день варить ребенку суп — ужасно утомляет, зато всегда свежий.

— Согласны ли вы с тем, что на украинской рок/поп-сцене залог успеха — яркая картинка на сцене и в кадре?

А.: Думаю, оно по-разному бывает. В нашем случае технология успеха была такой: в молодости пишем песни о старости, болезнях и смерти; за 15-20 лет аудитория созревает до того, чтобы воспринимать это как немногим больше, чем прикол — и тут-то начинается наше восхождение к зениту славы. Да, непрямой путь, обходной — зато наш, уникальный.

В.: Это попытка выдать желаемое за действительное. Ярких артистов, самобытных с точки зрения визуального оформления шоу, в Украине мало. Это связано с характерной для нас скромностью: украинцы считают лучше доказывать амбиции делом, а не распускать перья. Именно поэтому Владимир Кличко стоял смирно, когда ему плевали в лицо. Но в семье не без урода. Это я о ХЗВ — самой яркой украинской группе.

— 27 мая выходит ваш новый альбом «ЛОЙ». В чем необходимость его выхода — ведь все песни из него давно известны?

А.: Во-первых, у нас «болезнь»: мы сомневаемся в самом факте существования наших песен, пока не воплотим их в физическую форму. Во-вторых, почему именно сейчас? — потому что (напомню о специфике нашего пути к популярности) в настоящий момент эти старые песни будут покупать намного лучше и дороже, чем в те годы, когда они были молоденькими и свеженькими.

В.: «ЛОЙ» — это новый жанр — сборник самых громких краудплизеров (от crowd pleaser — произведение, которое имеет успех у публики — Д.Д.), которые по недоразумению не попали ни в один альбом. Сборник по сути greatest hits, наибольших хитов, который состоит полностью из оригинального материала — это новое слово в мировом шоу-бизнесе. Кроме того, большинство песен реализовано совсем по-другому.

— Стоит ли ожидать в ближайшем будущем полного обновления репертуара ХЗВ?

А.: Нет. Ожидать от нас того, что мы перестанем петь «Мені набридли пі***аси» — так же неумно, как надеяться, что Пол Маккартни откажется от исполнения Yesterday.

— У вас есть моменты в песнях, достаточно язвительные по отношению к украинской политике и политикам. Почему?

А.: «Украинская политика» — слишком размытое понятие. Скорее, я бы сказал, это ирония относительно человеческой природы и породы как таковой, которые проявляются, в частности, и в «украинской политике». Думаю, если бы мы были датской группой, у нас проскакивала бы ирония относительно датских политиков. Правда, вряд ли это было бы смешно.

— Что такое для вас патриотизм?

А.: Работать здесь и некуда отсюда не собираться. Мне интересна Украина, я хотел бы сделать ее лучше.

В.: Патриотизм — это особая форма отношений, связанных с наличием бессознательного. Семья, отчизна, Родина, motherland — всегда женского рода. Патрос (отец) — наоборот, мужского. Таким образом, патриотизм как-то связан с эдипальным моментом (имеется в виду Эдипов комплекс — Д.Д.). Остается выяснить, что это за отцы, против которых мы бунтуем. Мне видится, что это Кучма, Янукович и Порошенко. Теперь понятно, почему мы любим их землю: это та малость, на которую способен субъект после символического убийства отца. Это же объясняет, почему у нас все так плохо: субъект пытается занять отцовское место, но, объятый стыдом, не может этого сделать. Короче, что ни создавай, все не так. Как в песне поется — «є терпіння в Україні, є смиренність в Україні, тільки щастя в Україні немає».

— Вы люди взрослые, законопослушные граждане. Как для себя решаете противоречие между обсценными, грубыми текстами, шоу и вашим социальным статусом?

А.: Я вовсе не чувствую груз «социального статуса», наоборот, мир принимает меня настолько радостно, что это немного настораживает. Но с другой стороны, в ХЗВ я не вру, а это уже немало.

— А в каких отношениях сегодня религия и искусство?

А.: — Они конфликтуют как дух и тело. Или как тело и дух. Или не конфликтуют...

В.: Искусство вне религии невозможно. Все, кто изучал историю неолита (именно тогда и были созданы первые арт-объекты, дошедшие до нас) знают, что искусство — это форма религиозной деятельности. К сожалению, суть термина «религия» часто искажена и представляется как попытка священников выудить у населения деньги. Для того. чтобы мы неправильно понимали суть религии и искусства, кто-то исказил известную фразу Маркса «религия — это опиум народа», добавив туда «для». Не было никакого «для»: религия — это не форма контроля, это наше обезболивающее. Ее никто не давал, она всегда была, и артисты каменного века это знали.

— Есть что-то, что вы никогда бы не подвергли осмеянию?

А.: Все несмешные вещи.

В.: Что такое смех, до сих пор неясно. На сей счет есть куча теорий. Бергсон, например, определял смех как разрыв между атрибутивным и означаемым, характерный для ситуаций недостачи или отсутствия. То есть мы смеемся не когда что-то есть (в смысле над чем-то), а когда чего-то нет. Следовательно, феномен осмеяния появляется перед нами в ином свете: смех не унижает, а демонстрирует состояние униженности. Мы смеемся, потому что мы покинуты, мы одиноки и мы умираем. Ха-ха-ха.

— Вас часто называют панками. Вы с этим согласны?

А.: Ну, какой из меня панк? Я сумской интеллигент в первом поколении.

В.: Панк — это отчаянная попытка ребенка не попасть в паутину лжи, сотканную взрослыми. Потерянный мир, в котором мы рождаемся, хочет, чтобы все стали такими же взрослыми и мертвыми, как он. Но миру нужно постоянно указывать его место. Если для этого необходимо показать х** или жопу, значит нужно показывать.

— Есть ли еще те вершины, которые не покорил ХЗВ?

А.: Есть, но значительно больше есть низин, в какие ХЗВ еще не спустились.

В.: О чем вы говорите? Я, кроме язвы и простатита, больше ничего не покорил.

— Каким ХЗВ видит свое будущее?

А.: ХЗВ — это Вова и я, не факт, что мы оба видим будущее ХЗВ одинаково, по крайней мере мы его никогда не обсуждали. Для меня, думаю, ХЗВ останется тем, чем всегда был — попыткой художественного проживания абсолютно рядовой жизни.

В.: Спокойным, на глубине двух метров.

— Жизнь — это кабаре?

В.: Если использовать музыкальную аналогию, то жизнь — это саундчек (настройка звука перед началом концерта. — Д.Д.).

А.: В том смысле, что кабаре включает в себя комедию, трагедию, отстраненность и в то же время искренность, кабаре — это ХЗВ.