До и после

Где-то в начале 1970-х гг. на экраны советских кинотеатров вышел мультипликационный фильм. Политический. Его показывали перед художественным кинофильмом вместо киножурнала. Обычно это были «Новости дня» со знатными сталеварами (шахтерами, ткачихами, строителями) или «Иностранная кинохроника», в которой показывали забастовки протеста против условий труда и оплаты братьев по классу. А тут такая новинка. В западной части Германии реваншисты и бывшие фашисты бегают с факелами поджигателей новой мировой войны. И уже все у них получилось, и мир вот-вот запылает, но в последний момент на их пути встает стена, о которую разбивают себе лоб агрессоры. Называется стена Германская Демократическая Республика и ее столица Берлин. И понятно советскому человеку, какое благо для дело мира устроили товарищи Никита Хрущев и Вальтер Ульбрихт, когда 13 августа 1961 г. отделили ГДР и ее столицу Восточный Берлин от реваншистского и тлетворного западного Берлина и такой же Федеративной Республики Германии. Об очередном берлинском кризисе, который действительно подвел мир к порогу войны, когда советские и американские танки стояли друг против друга и их разделяли всего несколько метров, в мультике не говорилось. Все это — в прошлом, а Стена мира ( более ханжеского и издевательского названия и придумать трудно) стоит и стоять будет. И казалось, что при жизни нынешнего поколения мечта о германском единстве никогда не осуществится.

Правда, не все так считали. Диссидент Андрей Амальрик в своем нашумевшем эссе «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года» в 1969 г. предсказал скорую гибель империи, но его вывод проигнорировали. Такая же судьба постигла и книгу Элен Каррер д’Анкосс «Расколовшаяся империя». Будущий секретарь Французской академии написала ее в 1978 г. Казалось невероятным, что колосс, простиравшийся от Калининграда до Владивостока, развалится и видимым признаком этого процесса будет разрушение берлинской стены.

Для советского человека ГДР была чем-то вроде большого универмага. По сравнению с советскими магазинами там «было все». Офицеры Группы советских войск в Германии, потом Западной группы войск, привозили оттуда товары, которых днем с огнем не найдешь в родной стране. А какие очереди выстраивались в московском магазине «Детский мир», когда там продавалась детская железная дорога из ГДР. Возникла целая система обмена запасных деталей для расширения дороги. Вагончики обменивались на рельсы, стрелки, источники питания и многое другое. И было многим непонятно, чем восточные немцы недовольны, чего им нехватает и почему они так стремятся на Запад, что пришлось строить большую стену, разделившую Германию. Скудость социалистических магазинов увеличивалась с запада на восток. В ГДР, Чехословакии и Венгрии было лучше, в Польше уже хуже, в Румынии — почти как в СССР. Поэтому поляки, которым попасть в ГДР было легче, ездили за товарами к соседям, что опустошало с таким трудом наполняемые магазины «витрины социализма». Доходило до нот протеста между Восточным Берлином и Варшавой и жалоб старшему брату в Москве друг на друга. Но сделать функционеры ничего не могли. Людям нужно было что-то есть каждый день и во что-то одеваться.

Сообщения западных радиостанций, которые в газете «Известия» окрестили «мутными волнами эфира», рассказывали о головокружительных случаях побега, иногда целыми семьями. Но чаще диктор передавал, что пограничники ГДР застрелили смельчака, пытавшегося перемахнуть через стену. Такие же попытки граждане ГДР делали в Чехословакии, Венгрии и Болгарии. В Югославию из социалистических стран выпускали весьма ограничено. Во-первых, государство Тито не считалось полностью социалистическим, югославский динар приравнивался к валюте западных государств; во-вторых, из Югославии легко было попасть в Италию или Австрию, а дальше без проблем в западную часть Германии. Поэтому и не пускали.

Мы говорим, что берлинская стена разделила Германию. Но это только часть реальности. Границы Венгрии с Австрией, Чехословакии с ФРГ были оборудованы рядами колючей проволоки, контрольно-следовыми полосами, траншеями и другими инженерными сооружениями, призванными сделать невозможным побег из социалистического рая. Не только восточных немцев, а и своих граждан. Балтийское море перегородить было невозможно, поэтому в Польше и ГДР находились смельчаки, которые пытались переплыть в Швецию или Данию. Удалось это единицам, большинство либо были убиты, либо задержаны пограничниками, либо утонули. Кстати, рьяным сторонником подавления Пражской весны был именно Вальтер Ульбрихт. Восточногерманского лидера приводило в бешенство некоторое увеличение проницаемости границы Чехословакии с ФРГ. Он первым поставил вопрос об интервенции и неоднократно уговаривал проявлявшего колебания Брежнева в необходимости такого шага, «иначе все убегут». Об этом нам на лекциях по научному коммунизму рассказывал бывший полковник политуправления Центральной группы советских войск в Чехословакии.

После урегулирования по Московскому договору в начале 1970-х гг. пришлось Эриху Хонеккеру, отправившего с помощью Брежнева Вальтера Ульбрихта «на заслуженный отдых», пойти на некоторое ослабление пограничного режима. Жителям Западного Берлина и ФРГ разрешили посещать своих родственников на востоке. Пошел на это восточногерманский руководитель крайне неохотно и под большим давлением Москвы. В период разрядки Кремлю важно было показать свою добрую волю, чтобы договориться с американцами по сокращению стратегических вооружений.

И когда в ГДР появились сверкающие никелем и хромом автомобили, на которых приехали родственники и их легко было сравнить с трабантами (спутниками), то никакие уговоры о преимуществах социализма уже не действовали. Возникла еще одна проблема. Западные посетители оставляли родственникам свои марки. Пришлось организовывать специальные, хорошо снабжаемые магазины, где товары можно было приобрести за западные деньги. У нас такие магазины назывались «Березка». И население ГДР сразу разделилось на две части. На тех, у которых были западные марки, и на тех, у которых ни родственников на Западе, ни тех марок не было. Улучшению социального климата в стране это не способствовало.

Ощущение, что стене в Берлине стоять уже не долго, возникло после того, как в мае 1989 г. венгерские власти разобрали заграждения и убрали ряды колючей проволоки на границе с Австрией. Граждане ГДР быстро поняли открывающиеся возможности и наводнили посольства ФРГ в Будапеште, Праге и представительство Западной Германии в Берлине. В августе они были вынуждены прекратить прием посетителей. Когда 11 сентября 1989 г. венгерское правительство объявило об открытии границ, Берлинская стена потеряла всякий смысл. В течение трех дней более 15 тыс. граждан покинули ГДР через территорию Венгрии. В городах Восточной Германии начались массовые демонстрации с требованием гражданских прав и свобод.

И когда в ноябре 1989 г. стена рухнула очень многие убежденные коммунисты в Советском Союзе стали говорить, что все потеряно. Нет, еще никто не предрекал близкого крушения СССР, но очень многие почувствовали, что плотина дала течь, и трещины в ее основании расширяются с каждым днем. В сентябре 1989 г. прошел первый съезд Руха, за год до этого образованы литовский Саюдис (Движение), Народные фронты в Латвии и Эстонии. Объединение Германии означало не только долгожданное единство немецкого народа, но и близость еще не очень ясных перемен.

Летом 2000 г. автору впервые довелось побывать в Берлине. На стене контрольно-пропускного пункта Чарли (checkpoint Charley) на границе американского сектора в Западном Берлине, сейчас там музей, висит большая доска, на которой на нескольких языках, в том числе и на русском, предупреждалось, что здесь проходит рубеж свободного мира. Сейчас на уже невидимой границе на растяжке висит потрет симпатичного советского солдата. Чуть дальше остатки Стены, сохраненные в назидание будущим поколениям. Как и расположенный в бывшем здании гестапо, разрушенного английскими бомбами в январе 1945 г., музей тоталитаризма под открытым небом.

И даже через столько лет после исторического объединения двух германских государств, различия между ними тогда в Берлине, как говорится, были видны невооруженным глазом. Проще формально объединить, необходимо интегрировать. А это процесс долгий и очень нелегкий. Коммунистическое наследие изживается сложно и в первую очередь — психологически. Мало быть свободным даже в свободной стране политически, нужно отказаться от рудиментов брежневско-ульбрихтовского социализма. Двадцать лет назад немцы делились на «осси» (восточных) и «весси» (западных). Исчезло ли это деление? Многое говорит о том, что оно уменьшалось, но осталось. Грустный анекдот, который довелось услышать в современной Германии. На вопрос «осси»:«Ну почему вы на нас смотрите свысока? Ведь мы же один народ!» — «веси» отвечает: «Да, мы тоже один народ...».

Советская гигантомания, заимствованная без учета реальных условий, рубцами видна из окна поезда в виде заброшенных цехов промышленных предприятий бывшей ГДР. В начале 1990-х их приватизировали и закрыли. Реконструировать их отсталую технологию оказалось невыгодным. Вкладывать деньги в переобучение персонала тоже. Отсюда очень высокий уровень безработицы в новых землях, что ложится огромным бременем на бюджет страны. Молодежь не находит себе работы в родных городах и уезжает на Запад в поисках лучшей доли и более высокого заработка. В восточные земли германское государство уже вложило более 1 трлн. евро, но ситуация меняется недостаточно быстро. Романтическое ожидание манны с небес под названием «объединение страны» у многих сменилось разочарованием и ностальгией по временам ГДР. Тогда жилось беднее, но надежнее. Вот и последние выборы в бундестаг в очередной раз принесли Левой партии голоса на востоке, хотя нашлись ее приверженцы и на западе. И сколько времени будет залечиваться рана разъединения Германии, сказать пока трудно.

Как это все похоже на происходящее у нас. Обшарпанные ульбрихтовки на окраинах восточногерманских городов, которые за образец взял Хрущев. И копия получилась хуже оригинала, но многие у нас живут в хрущевках и перспектив никаких. Но нам хуже. У восточных немцев есть ФРГ — развитое современное демократическое государство, которое никогда не бросит их на произвол судьбы. У нас есть наша Украина, и только мы сможем вывести ее в разряд европейских стран. Нам тоже помогут, но тогда, когда увидят, что мы, закатав рукава, без споров о том, кто больший патриот, будем трудиться и строить свою страну по-настоящему.

День 3 октября оставил свой след в истории Германии. В этот день в 1533 г. Михаэль Штифель предсказал конец света. Его подвело увлечение нумерологией Библии. Перепуганные жители деревень вокруг Виттенберга продавали имущество, но мир устоял, и 19 октября 1533 г. солнце взошло как обычно. За несбывшееся пророчество Штифель отсидел в тюрьме и занялся более важными и нужными делами. В своей книге «Arithmetica integra» он впервые высказал идею, которая позже легла в основу теории логарифмов, и тем самым вошел в историю науки.

Первый канцлер ФРГ Конрад Аденауэр, заслуживший прозвище-обращение «Der Alte» (Старик), предсказывал, что Германия будет единой, а столица ФРГ в Бонне только временная. В отличие от Штифеля его предсказание полностью оправдалось. И начала его мечта осуществляться с падением Берлинской стены.