Против Гоголя

Что мне о нем написать? В потоке текстов (неважно — писаных, снятых, рисованных), заливающем нас сквозь все информационные щели, трудно выбрать тему, не затертую многочисленными комментаторами — от литературоведов до чиновников. Остается метод исключения. Итак, что я не хочу писать и знать о Гоголе.

Мне неинтересно, был ли он мелочен, тщеславен или, наоборот, щедр и добросердечен, любил ли выпить и поесть, или, быть может, придерживался строгой аскезы. Меня не касается его интимная жизнь, религиозные и политические убеждения, его отношения с современниками, его исповедники, друзья, привычки и склонности. Мне глубоко безразлично наличие или отсутствие у него психических или любых других болезней, а также то (да, да!), русский он писатель или украинский. Довольно, позиция, думаю, ясна.

Для меня Гоголь — обозначение некой совокупности литературных произведений. Не больше и не меньше. Всегда хороших, часто талантливых, иногда гениальных. Мой Гоголь — творец той самой «Шинели», из которой действительно вышли все выдающиеся писатели в этой части света. Автор, который мог несколькими словами посреди предложения, где говорится о чем-то совершенно ином, не просто создать нового героя, но описать всю его жизнь, при том не теряя нити основного сюжета. Человек, подчинивший себе безумие, — потому что описал его так, как никто. Ироничный пророк, воссоздавший в «Ревизоре» модель Страшного Суда не менее убедительно, чем в Библии. Отец той революции, которая взорвалась в литературе лишь в следующем веке и стала почему-то называться авангардом, хотя на самом деле Кафка, Беккет, Джойс во многом применяли и оттачивали приемы, столь блестяще отработанные нашим Николаем Васильевичем; нет, никто ни у кого ничего не заимствовал, просто кто-то сделал первые шаги. Кстати, отношение к Джеймсу Джойсу на его исторической родине, в Ирландии, может быть ответом относительно принадлежности Гоголя той или иной культуре. Джойс, признанный классик современной прозы, не написал ни строки на гаэльском — то есть на коренном ирландском языке, все только на английском, то есть на языке империи, горячо ненавидимой ирландцами; более того, в свое время он покинул Зеленый Остров и до конца жизни имел с родиной очень холодные отношения. Но несмотря на все это, ежегодно в Ирландии празднуют Блумов день (по сюжету всемирно известного романа Джойса «Улисс»), на знаменитых литературных именах процветает настоящая сувенирно-туристическая индустрия: мятежный писатель для страны все равно остался своим, именно ирландским — неважно, где он жил, что говорил, с кем ссорился... Но мы повторяемся.

Гоголь должен стать для нашей литературы абсолютной точкой отсчета, тем фундаментом, на котором только и можно пытаться построить что-то новое. В его шинели достаточно места всем: и консерваторам, и радикалам, и экспериментаторам, и скандалистам, и моралистам, и нетерпеливой молодежи, и неторопливым старикам. Главное — отказаться от него, восстать против Гоголя из школьных учебников, министерских циркуляров, политических заклинаний. Тогда вместо бронзы и камня мертвых монументов мы получим настоящий сад художественных наслаждений, где дьяволу посредственности будет указано его место.