Как мне дали имя и что из этого вышло

Первая история в моей жизни произошла со мной в один прескверный год, но прекрасный весенний день. В этот день я почувствовал, что уже пора рождаться. Что и сделал с маминой и Божьей помощью. Однако я и не подозревал, какие проблемы возникнут у моих родителей, ибо не знал еще ничего об имени, которое следует обязательно придумать новорожденному, а также о том, что здравый смысл моей мамы столкнется с очередным увлечением моего отца — на этот раз Киевской Русью и, в частности, ономастикой давних русичей. Исходя из этого увлечения, отец считал необходимым назвать меня только каким-то древним славянским именем.

— Я желаю, чтобы мой сын назывался Мстиславом, — сказал он, заходя в мамину, а теперь и мою, комнату.

— А почему именно Мстиславом? — поинтересовалась мама, — почему не как-то иначе?

— Не обязательно Мстиславом, — еще миролюбиво сказала отец, — можно и Ростиславом, по-домашнему — Ростиком. А еще лучше — Мечиславом.

— А если Мстиславом, то как? Мстиком? А если он будет Мечиславом, то Мечиком? — спросила мама.

— Нет, тогда просто Славой.

— А какие еще имена ты хотел бы?

— Ну, скажем, Мирослав, Ярослав, Святослав, Изяслав...

— Постой. У твоего брата Володи уже есть дочь Мирослава, у другого брата Олега есть дочь Изяслава. Первую зовут почему-то Мира, а вторую как — Изя? Это же вроде бы еврейское имя?

— Нет. Изяслава — это Слава.

— Так получается: Мстислав — Слава, Святослав — Слава, Мечислав — Слава, Изяслав — Слава... Все Славы. Не хочу, не хочу, не хочу, — сказала мама. — Не нужно мне древних имен.

— Не хочешь? — вспыхнул отец. Он вообще очень быстро вспыхивал.

— Не хочу, — спокойно, но твердо ответила мама.

Отец в гневе надел пальто и пошел прочь, хлопнув дверью.

Прошло с полчаса. Мама лежала со мной в кровати и кормила меня молочком. Было очень вкусно. Вдруг в дверь постучали.

— Входите, — крикнула мама, — у нас открыто.

К нам зашел старый знакомый отца К.

— Я, собственно, на минутку, — сказал он. — Узнал, что у вас родился сын, и забежал поздравить. Поздравляю, поздравляю, искренне поздравляю. Как здоровье?

— Спасибо, неплохо, — сказала мама, — вот только молока маловато.

— Ничего, скоро разработается, — уверил К. — Уже назвали сыночка?

— Еще нет.

— Почему?

— Не знаем.

— То есть как это не знаете? — удивился К.

— Не придумали...

— Что же тут знать, что же тут думать! Это очевидно. Мальчика нужно назвать Анатолием, Толей. — К. был крайне удивлен. Бывают же люди: родили сына и не знают, как назвать! — Да кого не спроси, каждый скажет: Толя. Разве вам не нравится? — прибавил в отчаянии К.

— Да нет, нравится! Действительно, красиво, — мама даже обрадовалась, — Толя, Толик, Толенька, Толюсик. Просто замечательно.

— Ну вот, а вы говорите «не знаю», — засмеялся К. — Ну, я побежал. Дела.

Прошло еще полчаса. На пороге появился отец. Он уже абсолютно успокоился и был весел.

— Придумал, — сказал он. — Мой сын будет называться Владиславом.

— Какой сын?

— Как какой — наш. Вот он, около тебя спит.

— Толя? — удивилась мама.

— Как Толя? Откуда ты взяла Толю? — возмутился отец.

— Родила... Толя, Толик, — заговорила мама со мной. — Толенька...

Как рассказывают, в этот момент я открыл глаза и сказал: уа, уа, уа...

— Видишь, реагирует, откликается, — радостно засмеялась мама, — Толенька мой...

Отец схватился за голову и выбежал из квартиры, снова хлопнув дверью. Но уже через несколько дней примирился с мамой и с гордостью повторял: Анатолий, Анатолийская пустыня, Анатолийский лев... А когда он узнал, что Анатолий — это «посвященный восходу Солнца», радости его не было пределов.

Несчастный не знал, какие неприятности принесет это имя. Однажды, когда мы уже поселились в Жмеринке, а лет мне было, примерно, шесть, мы шли с отцом по нашей улице Ивана Франко и увидели двух мальчиков. Один сидел на заборе, второй лежал на травке и соблазнял его идти играть в футбол.

«Толька, — говорил он, — позови Тольку, что с Одесской улицы, возьмите хромого Тольку и еще того малого Тольку, который вчера забил три гола, и пойдем на поле, поиграем».

«Хорошо, Толька, — ответил тот Толька, что был на заборе, — только ж ты не забудь кликнуть того Тольку, который вчера был на воротах».

— Беда, — сказал отец, — семеро Толек одновременно. Хоть бы один другой был.

— Восемь, — подправил я отца, — потому что я, тоже Толька, стою здесь и все слушаю!

Но самое трудное было впереди. Пришло пора мне идти в школу. Поскольку я уже давно читал и считал, меня решили записать на последнюю, четвертую, четверть первого класса. Отец сразу похвастался моими успехами: мол, читает, как взрослый. Недоверчивая директриса взяла букварь и предложила прочитать:

«Мама мыла рамы.

Лара умна.

У Гоги глист».

Эти идиотские предложения были мне уже давно известны, и я спросил, нет ли случайно журнала или газеты. Учительница взяла какой-то журнал, отметила карандашом место и сказала:

— Читай.

Я прочел, сыпля слова, как горох:

— «...теперь установлено, что троцкисты не только сомкнулись с буржуазными вредителями и агентами разведок фашистских и других иностранных государств, но стали прямыми организаторами и руководителями вредительства, диверсий и шпионажа».

Директриса сплеснула руками и в восторге подарила мне этот журнал. Я его храню на память о моем поступлении в школу. Далее она предложила сложить 3 и 5, что я и сделал, но попросил, чтобы она дала пример посложнее. Тогда директриса заказала сложить 18 и 16. Я получил 34, а она, заг лянув в тетрадь, провозгласила, что этот ответ правильный. После этого экзамена директриса сказала нежным голосом:

— Хороший мальчик. Может учиться даже во втором классе. А сколько тебе лет?

Я говорю:

— Семь.

— А где ты живешь?

— На улице Ивана Франко.

— Молодец. Есть такая улица... А как твоя фамилия?

— Свидзинский.

— Свердинский? Хорошая фамилия. Прекрасная! Ну, а как тебя зовут?

— Толя.

— Что? Как? Повтори!

— Толя.

— Толя?

— Толя.

— Нет, нет, нет, — запричитала директриса, — не могу, не могу! Столько Толь!

— В чем дело? — спросил отец.

— У меня в первом классе 16 Толь и всего три Вовы. Я больше не могу. Довольно!

Она вынула носовой платочек, протерла очки, запотевшие от ее волнения, и сказала отцу холодно:

— Ну что ж, товарищ Свендицкий. Вашего сына я принять в школу не смогу. Несмотря на все его способности. У меня уже достаточно Толь.

Отец задумался.

— Подождите, но ведь мой сын — гений. А все ваши другие Толи — не гении.

— Ну и что, когда еще он будет гением, а сейчас он — Толя.

Отец снова задумалась.

— Знаете что, — сказал он наконец. — Вы хотели бы, чтобы на вашей школе висела мемориальная доска?

— Меморальная? Не знаю, а вообще нам очень нужны доски на новый забор.

— Как вам не стыдно, а еще женщина с высшим образованием. Не меморальная, а мемориальная. От латинского слова memoria — «память». Получается — памятная доска. На ней будет написано: «В этой школе учился гений Анатолий Свидзинский».

— А моя фамилия будет?

— Почему же не будет? Можно будет написать, что директором школы тогда была...

— Закревская, — подсказала директриса. — И обязательно с инициалами. Только полностью, — мечтательно попросила Закревская.

— Тогда это уже имя и отчество. Вы должны знать как образованная женщина, что инициалы — это только первые буквы.

— Хочу все полностью.

— Будет.

— Ну что ж, — сказала официальным голосом Закревская. — Позвольте мне, товарищ Свиндирский, от имени всего учительского коллектива и от себя лично поздравить вас и вашего сына с поступлением в нашу школу. Заявление есть?

— Есть, но только одно, на сына. Я уже школу давно окончил, — не без иронии сказал отец. — И запомните, пожалуйста, фамилию: Свидзинский.

— А я вас и не беру, — удивилась Закревская.— Ну, а фамилию мне запоминать ни к чему. Она на заявлении есть. Кстати, как вас по имени?

— Вадим.

— Как хорошо! У нас ни одного Вадима нет на всю школу. Чудесное имя!

Она вздохнула и подписала заявление.

— А о досках на забор вы тоже подумайте. Они нам вон как нужны.

И Закревская сделала попытку, к счастью, неудачную, перерезать свое горло ладонью.

— Будут и доски, — сказал отец.

Мы попрощались и пошли домой.