«Никого не жалела власть...»

Проходят годы. Неумолимое время постоянно отдаляет нас от того трагического 33-го, когда украинское село попало в лапы невиданного голодомора. «Большевистская власть», организовав его, не допускала ни одного истока сведений о тех событиях, и только свидетельства очевидцев делают возможным сохранение памяти о невинно замученных украинских хлеборобах.

Не известно почему, давнее казацкое село Козлов, Переяславского района Киевской области, попало в немилость к «строителям новой жизни» и те обрушили на, уже не казаков, а колхозников, всю мощь государственной машины, чтобы их окончательно поработить. Кое-кто из тех людей, которые в молодом, а то и детском возрасте прошли через вакханалию смерти в своем селе, рассказывали о том, что им суждено было пережить. Их уже нет среди нас, но воспоминания остались, и мы должны сохранить их для будущего.

«Уже весной 1932 г., — вспоминал Лой Иван Ничипорович, — люди из Украины направлялись в Россию, на Кавказ и Кубань за хлебом, потому что везде по СССР был хлеб, а одну лишь Украину Сталин решил выморить голодом».

Но настоящая трагедия наступила осенью того же года, о чем тоже узнаем из воспоминаний Ивана Ничипоровича: «Еще в 1932 г. всех обитателей села обобрали до последней нитки. Комсомольские бригады под руководством активистов из района ходили по домам и искали какие-то продукты. Что было найдено, забирали, не оставляли ни килограмма».

Стоит назвать самых жестоких грабителей среди сельских активистов. Это были Иван Ярема, Омелечко Барабаш, Ничипор Остапенко, Федось Кривенко, Редько. Это они в тех комсомольско-волчьих стаях рыскали по селу, первыми врывались в хаты своих односельчан, упиваясь неожиданно полученной властью. Начинали с более зажиточных, у которых отбирали все имущество, а людей вывозили в Переяслав, или на берег Днепра, где бросали на произвол судьбы. Потом брались за более бедных, а в конце — и за совсем бедных. Рассказывала Ольга Ивановна Остапенко (было ей тринадцать лет в ту осень), как грабили активисты их соседей, тоже Остапенко, семья которых состояла из родителей и пяти малолетних детей. Хозяева закрылись в доме, однако бандиты выбили стекла, влезли внутрь и, будто какой-то хлам, выбросили на улицу детей. Потом всю семью вывезли из села. Судьба их неизвестна, правда, говорила Ольга Ивановна, что после Голодомора женщина вернулась в село, но только с одним ребенком. Однако никто тех несчастных не поприветствовал и не помог, потому они навсегда покинули родные места.

Не прошли изверги мимо усадьбы деда Никифора, отца Ивана Никифоровича. Из съестного в доме остался лишь мешочек фасоли на полке. Иван Ярема достал тот мешочек и злобно прошипел: «Ишь, спрятал, гад!». Давно известно, что украинцы любят давать прозвища своим односельчанам, однако в том случае, по-видимому, случилось наоборот. Яреме так пришлось по вкусу то слово, что он его повторял на каждом шагу, потому оно к нему как будто прилипло и стал он навеки «Гадом» в памяти человеческой.

Странно, но в той стае разбойников выделялось несколько девушек-комсомолок. Жители села хорошо помнили пресловутую Анну Алексеевну (так почему-то ее называли). Она с особым цинизмом и жестокостью издевалась над своими односельчанами, не испытывая сочувствия ни к детям, ни к людям старшего возраста. О ее «подвигах» вспоминала Барабаш Оришка, которой пришлось видеть, как та Анна Алексеевна в их доме забрала последнюю жменьку пшена из-под младенца в колыбели, а с нее малолетней сорвала платок. Наверное, из-за своей духовной ущербности, такие люди даже не представляли, в какое сатанинское действо втянули их «кремлевские вожди».

Последствия преступной деятельности партийцев и комсомольцев не запоздали. Люди стали умирать от голода. Смерть ходила по протоптанным тропинкам, выискивая все новых жертв. Но обратимся опять к воспоминаниям Ивана Никифоровича: «Положение было страшное. Умирать начали весной по одному, потом чаще, а еще дальше вымирали семьями по несколько человек в доме. Дома пустели. Валялись люди мертвые по улицам, а хоронить не было кому. По 10-15 человек вкидывали в одну яму, без гробов, как животных, и никто за ними не плакал. Выживали активисты, но некоторые тоже подохли. В сельсовете на столе умер Луценко Иван, награбленного не хватило.

Голодные люди ели собак, котов, все, что можно было прожевать и проглотить. Ели полову, кукурузные стержни от кочанов. Толкли и ели. Забрали после людей жернова — разбили, а люди не мрут — начали толочь всякую полову, солому. Тогда поехали по селу подводы и стали забирать у людей ступы. Приедут, Ярема Иван говорит: «Гад не умирает, жернова побил — на ступу толчет, а живет. Гад, умрешь!»

Теперь страшно подумать, как это — сознательно давить людей, своего государства людей.

И все проходило в то время, когда на ст. Переяславской составы ломились от зерна. Все было сделано властью специально, с какой-то целью, чтобы разрушить Украину. Безошибочно можно сказать, что когда в Козлове на то время было 3000 человек — то 1500 умерло, а может, и больше. Председатель сельского совета Барабаш Антон Омелькович за это был премирован хромовыми сапогами и повышен в должности.

Но больше всего стали умирать, когда появился молодой картофель и свекла зеленая. На людей нападал понос, дизентерия и тут приходил конец. Никакой медицины в то время не было. Никто никого не лечил, никого не жалела власть. Тех, кто умирал в поле, там и хоронили. Не было кому возить на кладбище. Люди, как будто потеряли рассудок, ясный разум, человеческие чувства».

Так случилось, что после смерти родных весной 1933 года Иван Никифорович покинул село, а вернувшись среди лета, не узнал его. «Когда въехали в село, — рассказывал он, — то невозможно было узнать, что это наше село. Половина домов пустые. Дворы и улицы заросли такими сорняками, что они доходили до труб на крыше. По улицам только тропинки, где кто-то проходил. Людей не видно».

В какой степени можно измерять горе, нанесенное жителям обычного украинского села? В Книгу Памяти жертв Голодомора 1932—1933 годов внесены имена 663 умерших от голода в с. Козлов, а общее количество жертв, указанное там же, составляло около двух тысяч. Разница в цифрах понятна, ведь умирали семьями, и кто их теперь вспомнит. Практически весь угол Зарудка исчез после Голодомора, а там было больше 60-ти дворов.

В киевском Мемориале жертв Голодомора указаны села всех областей Украины, которые пострадали от зверств «большевизма». Село Козлов бесполезно там искать. Нет там и большинства других сел Переяславского района. По словам сотрудников Мемориала, в те списки занесены только села, особенно пострадавшие от Голодомора. А что еще должны были перетерпеть жители села Козлов, чтобы хоть память о них осталась?