«Донецк и Луганск можно было освободить»

Человек резкий, как говорят на Донбассе, — конкретный. Молнии изогнутых бровей, принципиальность суждений. После ранения в августе прошлого года Владимир Иванович остался в Киеве и не стесняется высказывать свои мысли по поводу событий на его родном Донбассе.

— Владимир Иванович, вы милиционер со стажем. В регионе, который многие априори считают пророссийским, вы сознательно стали на сторону Украины.

— Я дал присягу на верность народу Украины. Для кого-то это пустой звук, но не для человека, который знает цену словам. Во время революционных событий в столице регулярно контактировал с Майданом, а именно с Афганской сотней. Когда события на Майдане завершились и начались события в Донбассе — а это захват областной ОГА в Донецке, я вновь приехал сюда, в Киев, связался с Афганской сотней. Тогда у нас был начальник УМВД Роман Романов, который сам непосредственно заводил людей в ОГА — этих всех сепаратистов, террористов, бандитов. Мы тут на Майдане пообщались, и ребята мне говорят: «Поехали в министерство». Пришли в МВД, в приемную Авакова. Но Аваков с нами не встретился, а встретился начальник отдела по связям с общественностью. Попросили написать заявление — я написал на Романова заявление и уехал в Донецк. Через некоторое время мне звонят ребята и говорят, что так и так, в Донецк поехал наш представитель, который будет представлять Майдан в донецких органах власти, зовут его Николай Якубович. Дали его телефон, чтобы я мог с ним контактировать. Я с ним связался, и мы начали организовывать самооборону, где я и познакомился с Семеном Семенченко, потому что Якубович его представил как начальника штаба Донецкой самообороны. Нашей задачей было заниматься документацией преступной деятельности сепаратистов. Я и еще один человек занимались данной фиксацией, в том числе фото и видео. Затем мне пришло письмо, что мое заявление в отношении преступной деятельности Романова отправлено в Донецкую прокуратуру. Из прокуратуры пришла бумага, что заявление направлено в УМВД Донецкой области, а именно — в отдел внутренней безопасности. Потом Романова сняли и поставили Константина Николаевича Пожидаева, который, как я считаю, «доблестно» сдал Донецкую область.

— Вам не кажется, что чиновники на местном уровне не сдавали область сами по себе, что это была некая навязанная программа сверху, в том числе из Киева? А они лишь исполнители.

— Что-то такое существовало. В середине апреля было принято решение о формировании добровольческих батальонов. Меня предложили как командира формирующегося батальона «Донецк-1» в структуре УМВД Украины в Донецкой области. Пожидаев провел несколько совещаний, пообещал выделить место для проведения подготовительных мероприятий, ответственным за это был назначен Антон Геращенко. Было принято решение о формировании батальонов «Донецк-1», «Донецк-2» и «Артемовск». Я тогда сказал Геращенко, что сформировать эти батальоны на территории Донецкой области нам просто не дадут. Он спросил: «Кто не даст?» Отвечаю: «Да та же самая милиция и не даст». Антон Юрьевич посчитал, что я ничего не понимаю, аргументировав свою позицию тем, что Константин Пожидаев — боевой генерал.

Я потом обратился к Пожидаеву, когда захват Донецка пошел полным ходом: «Костя, что происходит?» А он: «Нет команды из Киева». Я: «Так есть закон! Закон «о милиции», который предусматривает при захвате админзданий или зданий, находящихся под охраной, применение оружия на поражение».

— Во время Януковича был пример попытки захвата СБУ в Житомире представителями Майдана. Тогда прозвучали выстрелы в толпу.

— Выстрелы были в землю, но произошел рикошет и задело женщину. Тем не менее, прецедент был. Когда в Донецке ситуация заострилась и начали захватывать здания, я с Якубовичем приезжал в Киев. Якубович был советником Парубия, который возглавлял на тот момент СНБО и был советником Авакова на общественных началах. Я встречался с Дмитрием Велико и Андреем Парубием. Еще до принятия решения о формировании батальонов Парубию было предложено забросить в Донецкий аэропорт вооружение и дать мне оружие на 100 человек. Я буду стрелять, даже если меня потом посадят. Ничего страшного — я жизнь видел, посижу. Но по этим людям я стрелять буду, потому что прекрасно знаю, чем все это закончится. Объяснил, что за оружие распишусь, уведомлю и буду нести ответственность. К сожалению, у нас есть порочная практика, что в переломные моменты истории у нас отсутствует лидер нации. То есть лицо, которое не побоялось бы принять на себя ответственность.

Было также несколько случаев, когда мы получали информацию о том, что через 4 часа будет захвачен такой-то районный отдел милиции. Звоню замминистра внутренних дел Дмитрию Величко — сообщаю эту информацию и прошу дать команду, разрешение, чтобы я заехал на своей вместительной машине и вывез все оружие, которое сейчас находится в этом здании. Вывезу в другую область и сдам, чтобы оно не досталось бандитам. Ответ: «Будем совещаться, ждите решения». Смотрю, толпа человек 30 — 40 захватила райотдел и уже выходит с автоматами. Звоню опять Велико и резко объясняю, что захват произошел и оружие ушло бандитам в руки. Прошло 4 часа, вы решения не приняли. Ответ: «Немає юридичних підстав».

«ДЛЯ ТОГО ЧТОБЫ ПРИНИМАТЬ РЕШЕНИЯ И ДАВАТЬ КОМАНДЫ, НУЖНО ИМЕТЬ СИЛУ ВОЛИ»

— Почему Харьков не сдался, в отличие от Луганска и Донецка. Сейчас принято упрекать именно эти два города, мол, там самое «ватное» население и большинство глупых людей, которые позволили свершиться всему что произошло.

— Не все там «ватники» и не все глупцы. Очень большое влияние было на эти две области Рината Ахметова. Я слышал, что было принято решение о силовом освобождении Донецкой ОГА, но вмешался Ахметов, уверив в том, что он сможет убедить захватчиков уйти с миром. Во-вторых, поставили губернатором Сергея Таруту. Как к человеку я к нему отношусь нормально. Но для того чтобы принимать решения и давать команды, нужно иметь силу воли.

— Тем более в такой опасной области...

— Да. Когда я услышал, что на границе для защиты от России мы будем рыть ров, мне стало смешно. Явно человек не служил в армии. И еще одна важная деталь: Константин Пожидаев — это человек, как принято говорить, Рината Ахметова. Подумайте, как можно войти в охраняемое здание ОГА или, как это случилось в Луганске, СБУ? Сейчас Андрея Крищенко, который сорвал российский флаг и восстановил украинский, а потом был избит, поставили руководить Харьковской милицией. Говорят, что Крищенко защищал УВД. Стоп. Два старших офицера, два автомата по четыре рожка — 240 патронов. Есть раненые или убитые? Так в чем тогда заключалась защита? Они тупо выстрелили в воздух. Дальше что? Выстрели ли бы в толпу по ногам, и они бы разбежались. Уже в Киеве я спрашивал его об этом. Он отвечает: мы были морально не готовы. Что значит — морально не готовы? Ты же шел на работу в милицию, стало быть, должен быть морально готовым. Хотя сейчас он говорит, что стрелял бы. Его удача, что он не погиб потом, как Владимир Рыбак, который тоже защищал флаги.

— Вы обеспечивали порядок на выборах Президента Украины в Велико-Новоселковском районе Донецкой области и знаете ситуацию в целом по области. Были ли реальные провокации в те дни, которые могли сорвать процесс выборов?

— Ожидалось, но реально ничего не было. И вот эти фейковые посты Семена Семенченко, о том, что батальон «Донбасс» охранял блокпосты в Велико-Новоселковском районе и как они якобы спали с гранатами в руках — все это неправда. «Донбасса» там не было. Может, он в другом месте и был в Донецкой области, но конкретно в данном районе, о котором он упоминал, его не было. Не было его и в Красноармейске. Хотя Семенченко писал, что они перед выборами зачистили Красноармейский район. Там было человек 30 моих из 5-й роты и было пять или шесть человек из 20-го батальона территориальной обороны. В вооружении были автоматы, и никаких гранат не было вообще. Если бы туда зашел вражеский БТР, то сложилась бы ситуация не в нашу пользу. В Велико-Новоселковку я пошел, потому что родом оттуда и все там знаю, знаю людей и у кого какие вопросы. И во время выборов все выходы у меня были перекрыты не бойцами, а просто людьми, которые сидели на лавочке, курили и в случае чего должны были сообщать о внештатных ситуациях.

Угроза, безусловно, была. Но в конечном итоге Велико-Новоселковский район бандиты так и не захватили. Провокации были. И к нам приезжали сепаратисты, но местные сделали все, как надо. В нашем районе половина украинцев и половина греков. Сепаратисты захотели водрузить флаг «ДНР». Им дали такую возможность и сказали, чтобы те здесь больше не появлялись. На этом случае сильно попиарился один нынешний депутат, который приехал в Велико-Новоселковский район и перед журналистами заставлял кое-кого становиться на колени, петь гимн Украины. Эта ситуация, ориентированная больше на пиар, несколько напугала местное население.

«ВЫПУСК ГИРКИНА ИЗ СЛАВЯНСКА — ПРЕДАТЕЛЬСТВО»

— По вашим наблюдениям, в конце лета насколько было реально освободить хотя бы Луганск?

— И Луганск, и Донецк можно было тогда освободить. Обратим внимание на выпуск Гиркина из Славянска. Это было чистейшей воды предательство. За это никто не ответил. И вообще, странная какая-то у нас война. В Гражданскую войну была война железных дорог, то есть двигались по железным дорогам и воевали. А у нас как-то все странно. Мы доходим до вражеского блокпоста, упираемся в него и начинаем воевать. Слева 20 километров чистого пространства и справа тоже, а мы воюем с блокпостом. На тот момент и Луганск, и Донецк можно было освободить. Можно было запускать ДРГ и «отжимать» эти территории. Стоит блокпост сепаратистов — отрежьте им пути снабжения. Долго ли он простоит? Но на это почему-то никто не обратил внимания. Там, наверху, все такие умные. Тогда в Донецком аэропорту находился спецназ. Почему его не завели в Донецк? Это же его предназначение.

— В первой половине августа в Луганске было около 400 боевиков. Неужели нельзя было их ликвидировать?

— Я понимаю, о чем вы. Но в некоторый момент российская сторона действительно спасла это «ЛНР» и «ДНР». Очень много наших солдат было убито и сожжено нашей техники ударами с территории России. Мы в ответ по ним стрелять не могли. Тогда они начали применять реактивную ствольную артиллерию. Россияне работали со своей территории и знали, что по ним никто не выстрелит. Но и с нашей стороны есть вопросы о предательстве, потому что если военные становились там, где было указание руководства, то их сразу накрывали.

— Например, в Зеленополье...

— У нас системность — постоянные ошибки. Я тогда обращался к Президенту — уберите паркетных генералов! Поставьте боевых! Обратите внимание на одну странную ситуацию — в армейские подразделения новая техника не заходит. Все заходит во внутренние войска. О чем это говорит? Это говорит о том, что власть укрепляет позиции подконтрольных формирований. То есть для охраны самой себя.

— Это так же, как было при Януковиче?

— Да. Как перед событиями на Майдане. Тогда Янукович закупал щиты, каски, бронежилеты. Вот и сейчас так. Военные начинают понемногу бунтовать, потому что они экипированы слабо, а вынуждены принимать весь фронт войны на себя. Это важный вопрос. Если вам не во что одеть солдат, то зачем вы их призываете? В общем, возвращаясь к теме, могу с уверенностью сказать, что Донецк, Макеевку и Луганск можно было освободить в августе прошлого года. Может, и не всю территорию Украины, но эти ключевые города освободить было реально до захода российских войск.

— У вас нет ощущения, что тема Донбасса была решена до войны и существовал некий «договорняк» о том, что Луганск и Донецк должны были отойти под протекторат Кремля?

— Все может быть. Но я уверен, что стратегически России нужен был не Луганск и Донецк, а Харьков. Там научно-исследовательские институты, там оборонная промышленность, в том числе танковый завод. И исторически Харьков уже имел прецедент альтернативы Киеву как столице. Но там не получилось.

«ДОБРОВОЛЬЧЕСКИЕ БАТАЛЬОНЫ — ЭТО ВЫСОКОМОТИВИРОВАННЫЕ БОЙЦЫ»

— Вам не кажется, что поход комбатов в политику навредил добровольческому движению?

— Комбаты протащили в Верховную Раду ряд политических сил. Действительно, политическая составляющая навредила этому движению. Комбаты были использованы как «паровозы». Кроме того, такая публичность начала обнажать и не совсем лицеприятную правду. Это война, и мы понимаем, как нужно следить за своими словами и публичностью. Некоторым персонажам я так и говорил: вы что, не наигрались в солдатиков? Совершенная оторванность от реалий. А некоторые так называемые лидеры батальонов вообще умудрились вступить в Партию регионов дважды. Кто об этом знает и вспоминает?

— Как вы относитесь к самостоятельности добровольческих батальонов? Есть существенная дискуссия по этому поводу — то ли добровольцы должны влиться в государственную вертикаль, то ли сохранить свою самостоятельность.

— Добровольческие батальоны — это высокомотивированные бойцы. Приведу пример своих бойцов. Возрастной ценз от 18 до 58 лет. 80 процентов с высшим образованием. У некоторых по два высших образования. У меня в роте был доцент, два профессора, несколько нотариусов и адвокаты. Эти люди пойдут туда, где их будут заставлять красить траву и подвязывать листья на деревьях? Нет. Это люди мыслящие и сознательно идущие на риск. И зря, по дурости, рисковать не будут. Надо — значит, надо. А если не надо, то не надо. И подчиняться командам типа «роем канаву от забора до заката» они не будут. А в обычной армии за подобное неподчинение — статья. Но ведь солдаты не всегда не хотят подчиняться. Просто видят абсурдность поставленных задач. Забирать же у добровольцев оружие, которое они добыли в бою, — это нонсенс. У меня был случай, когда я парню из «Правого сектора» в Песках отдал свой трофейный автомат. А все потому, что он пошел воевать только с ножами. Откуда ему взять автомат? Очень многие просто отобрали у пророссийских бандитов оружие. Так и воевали. И теперь у них его хотят отнять. Это неправильно. Нужно что-то думать, принимать закон. Добровольцы психуют именно из-за того, что нет желания подчиняться идиотам. Вот пример. 21 июля мы первый раз освободили Пески. Уперлись в блокпост, и появляется команда — отходить. То есть выйти из занятого населенного пункта.

— А кто давал такую команду?

— Сверху. С самого верху. Отходить! Отошли. 25 июля нас опять бросают на Пески.

— Подобная ситуация была с Металлистом под Луганском — заходили и выходили.

— У меня одноклассница живет в Славянске. Звонит мне и говорит: сколько это может продолжаться? Украинская армия заходит. Мы думаем, ну все, освободили. А потом разворачивается и уходит. В общем, ставят мне задачу — освободить Пески, зачистить, занять оборону и продержаться сутки. Там уже должны подойти ЗСУ, которые поставят блокпост. Представьте — у меня на вооружении автоматы, подствольники, несколько одноразовых «мух» и еще что-то. Заходим мы в Пески, и я вижу «организованное» передвижение «Шахтерска». Я своих остановил. Говорю — отдыхаем. Чего? Вперед, говорю, мы пойдем потом. И вот мы наблюдаем, как «Шахтерск» начинает хаотично лупить во все стороны, в том числе и в друг друга. За тот бой у них было 8 «трехсотых» и все от дружественного огня. В общем они успокоились, и мы вышли вперед. Начинается минометный обстрел. Я даю своим команду рассредоточиться, а «Шахтерск» начинает стройными рядами формироваться в колонны. Спрашиваю у ихнего старшего: что ты делаешь? Он: не надо мне указывать, я тут командир. Все дошло до того, что «Шахтерск» начал кричать, что их предали и бросили. В итоге они покидают поле боя. Своим бойцам я даю команду окапываться. Они: зачем? Говорю, чем глубже закопаемся, тем дольше проживем. Мне уже тогда было понятно, что здесь мы надолго. А у нас сухпаек на сутки. С нами был «Правый сектор» и 93-я бригада. Через некоторое время мне звонок из штаба в Днепропетровске — «Вы задачу выполнили, можете уходить». Мне остальные говорят, что если уйдем мы, то уйдут и они. Звоню в штаб и докладываю: если уйду я, то уйдет и бронегруппа. Ну и главное — тут нет блокпоста. В штабе шок: как нет? Вот так. Никто не пришел ставить блокпост, о котором изначально была поставлена задача. Ну тогда держитесь, говорят они мне. Единственно, о чем я их попросил — это о еде. Хотя мы особо не голодали. Население кормило.

— Кстати, как относились к украинским силам местные жители?

— Бесподобно. Сначала, конечно, народ напрягся. Стрельба, вооружение. Но потом посмотрели и очень хорошо приняли. Я с одним местным профессором микробиологии подружился. Предложил ему, чтобы мы его вывезли. Он ни в какую. Это мой дом, говорит, я его строил и буду его охранять. Попросил автомат — мы ему дали. Погиб — убило миной в своем огороде. В огороде родного дома. Возвращаемся к теме. Пацанам я говорю — копать. Мы тут застряли и на очень долго. Через несколько дней звонок из штаба — выходите из Песок. Я отказался выполнять этот приказ. Что значит выходить в который раз из занятого населенного пункта? Это потери среди бойцов и мирного населения. Это деморализация. Это предательство по отношению к нашим гражданам, которых мы освободили. Мне отвечают: сейчас тебе позвонят из Генштаба. Звонят из Генштаба и озвучивают тот же приказ об отходе. Зачем? Ответ: надо выровнять линию фронта. Сообщаю, что я отказываюсь выполнять «преступный приказ». Так и сказал — преступный. Рядом со мной сидел Ярош и командир бронегруппы. Тогда этот из Генштаба мне заявляет, что даст команду бронегруппе уходить, и мы остаемся одни. Отвечаю: к сожалению, она выйти не сможет. — Как это не сможет? Они выполнят приказ! — Нет, повторяю, не смогут, потому что я дам команду гранатометчикам, и как только танк тронется с места, мы их «пораззуваем». — Ты что, дурак? — вопрос в трубке. — Нет, отвечаю, я с дураком сейчас общаюсь. Он бросает трубку. Командир бронегруппы меня спрашивает: а если правда поступит приказ ему отступать? Неужели я дам приказ стрелять? Отвечаю: я лично буду стрелять по твоему танку! В итоге с Песок мы не отступили, а сами Пески стали стратегическим пунктом, через который поставлялось снабжение Донецкому аэропорту — знаменитым «киборгам».

— Вам не кажется, что занятие некоторых городов носило бессмысленный характер, что в итоге привело к затягиванию времени и жертвам?

— Очень хорошо запомнился август до моего ранения. Звонит мне Юрий Береза. Просит подкрепление. Спрашиваю: зачем? Случаем не в Иловайск ты собрался? Так точно. В Иловайск. Объясняю ему, что его там ждет окружение. Реакция — хи-хи, ха-ха. Тогда он взял людей с Мариуполя. Через время у меня с одним из его бойцов состоялся телефонный разговор. Спрашиваю: ну как дела? Он откровенно ответил: драпаем. Российские танки пошли через границу, а у нас нечем их останавливать. Это было на День Независимости. Пришлось обзванивать всех с криками: имейте совесть. Россияне зашли на три километра и стали, а вы драпаете. Что ж вы творите? Не срамитесь! Отвечают: дана команда из Днепропетровска. В общем пришлось приложить усилия, чтобы прекратить панику. Когда мне сообщили о приказе из Днепропетровска об отступлении, мне показалось, что была принята попытка завалить линию обороны. Тогда в Мариуполе остался только один «Азов». Мариуполь оставляли. Просто по настроению людей потом сориентировались, что народ не хочет такого развития событий. Мне звонят из Курахово — «Донбасс» уходит. Как уходит? Из Красноармейска такая же информация — «Донбасс» уходит. И звонок из Песок — получена команда на отступление. Спрашиваю: как ведут себя армейцы? Чемоданное настроение. Приказываю собрать вещи и отправить на Карловку. Если будут очередные звонки с требованием отступать, то нужно требовать письменный приказ с печатью, а не в телефонном режиме. Отступать только с армейцами. Если они стоят на месте, то никуда не рыпайтесь. Если бы тогда в августе ушли из Песок, то все бы рухнуло — и Опытное, и Авдеевка, и аэропорт...