Революция и закон

Неладно что-то в Датском королевстве.

Уильям Шекспир, «Гамлет»

Ни один победитель не верит в случайность.

Фридрих Ницше, «Веселая наука»

Политические спекуляции вокруг оккупированной части Донбасса в который раз в истории оживили вопрос о соотношении революции и закона. Чтобы понять сущность этого соотношения, без исторического экскурса не обойтись.

Демонстрация законопослушности, демонстративной преданности букве закона в действительности только разрушает легитимность постреволюционной власти. Такая коллизия хорошо известна из опыта всех революций, особенно Великой французской. В своей известной речи во время заседания Национального Конвента 3 декабря 1792 года Робеспьер обнародовал идеи нового права, переворачивая с ног на голову юридическую казуистику и традиции монархического судопроизводства. Эта речь и сегодня остается непревзойденным образцом риторического искусства и безжалостной легитимационной игры. Мотто речи — это стремление поставить короля не только вне закона, но и вне права. Робеспьер требует у Конвента провозгласить Людовика ХVI предателем французской нации и преступником против человечности, нация была вынуждена прибегнуть к праву на восстание и вступила в естественное состояние относительно тирана, а именно состояние войны. Суды и юридические процедуры, согласно Робеспьеру, существуют только для граждан (membres de la cite), к которым король не относится. В своей речи Робеспьер провозглашал: «Народы не судят как законодательные учреждения; они не придают никакого значения сентенциям, они направляют молнии; они не осуждают королей, они их погружают в ничто».

При всех крайностях суть дела в речи якобинского лидера обозначена правильно. Революции порождают и должны порождать новое право. На основе этого права появляется новый закон. Вместе с тем любая попытка примирить закон и порядок завершается поглощением закона имеющимся порядком, который складывался десятилетиями, а то и веками, против которого, собственно, и восстает народ — требуя его отбросить, поскольку этот старый порядок уже потерял свою легитимность.

Революция достоинства не является исключением в этом смысле. Скажем, уже долгое время мы наблюдаем трагифарс под названием борьба с коррупцией. Почему трагфарс? Потому что каждый раз устоявшийся порядок корпоративной круговой поруки разрушает любую попытку изменить положение вещей законным путем. Не случайно Валентин Наливайченко неоднократно говорил о необходимости создания трибуналов не только для террористов, но и для коррупционеров. Порожденные филистерским нравом дельцов дискуссии, переговоры, согласования, «терки» ради поиска выгоды являются предательством надежд на фундаментальное революционное обновление права. Следует понимать — требованием Революции достоинства была не просто ротация политических элит, а ликвидация последствий перерождения политических институтов государства. За годы независимости состоялась фактическая приватизация государственных институтов, которые потеряли свою общенациональную роль и превратились в инструменты криминальной корпорации. И до сих пор, даже во время войны, не стихает борьба за государство как орудие реализации сугубо корпоративных интересов.

Коррупция — это не только взятки, это прежде всего несостоятельность государственных институций выполнять свои функции должным образом. И такая несостоятельность имела  полностью спланированный, искусственный характер, была органической составляющей приватизации государства. Когда институции радикально испорчены (от латинского — corrumpere — портить, порицать), становится невозможным существование общества на правовых принципах. В случае тотальной коррупции общество начинает существовать «по понятиям», что неминуемо сопровождается и ограничением гражданских свобод, и унижением человеческого достоинства. Майдан и был восстанием против власти криминальных авторитетов, которые считали возможным откровенно пренебречь правилами и обязательствами цивилизованного мира. Кульминацией криминальной аномии стал отказ от ассоциации с ЕС за несколько дней до запланированного подписания соглашения. Впрочем, криминальная диктатура Януковича и Ко фатально ошиблась в своих расчетах, построенных на кодексе социального поведения преступников.

ИЗМЕНЕНИЕ ТРЕНДОВ ВЛАСТВОВАНИЯ — ВАЖНЕЙШАЯ ЗАДАЧА УКРАИНСКОГО ГОСУДАРСТВА

Как бы кто ни оценивал последствия нашей революции, важно помнить — общество имеет право на восстание, когда нарушается общественное соглашение, унижаются права и достоинство человека. Это касается и случая, когда бенефициары революции прибегают к демагогии, пытаясь отвлечь общественное внимание от настоящего положения вещей. Индустриализуемая через медиа ложь властей предержащих — одна из худших форм унижения человеческого достоинства и увертюра новой тирании. Общество имеет право знать правду, а не постоянно слышать пропагандистские уверения в успехах в духе коммунистических партсъездов. Поэтому не следует удивляться, что послереволюционное украинское общество императивно требует смены правящих элит через жесткий механизм люстрации. Стоит напомнить, что люстрация происходит от латинского lustratum — очищение через жертвоприношение. На пути очищения не может быть компромиссов, ведь «испорченность» государственных институций основополагающе делает невозможной такое очищение, особенно тогда, когда это делается через существующую систему судов и прокуратуры. Коррумпированная правовая система способна только имитировать такую борьбу, а в действительности — самовоспроизводиться. Изменение трендов властвования сегодня является важнейшей задачей Украинского государства. Это значимо не только для существующей власти, но и для самосохранения страны. Коррумпированная, неэффективная страна может стать легкой добычей восточного агрессора и превратиться в поле боя между цивилизацией и варварство ХХІ века.

Хотелось бы напомнить всем представителям современной власти — и народные депутаты, и премьер-министр, и Президент  получили свои государственнические рычаги не благодаря  победе  на досрочных выборах — это важный, но формальный момент — а благодаря жертвенности Небесной сотни, неслыханному мужеству тысяч и тысяч мужчин и женщин, которые каждый день шли на баррикады. Без Майдана у украинцев не было бы никакого шанса даже надеяться на перемены, а не то что перестраивать новую, европейскую страну, которая не только географически, но и политически, и ментально находится в центре Европы. Современная власть получила свою легитимность благодаря нашей революции, а не поддержке западных стран. Не надо забывать, что эта поддержка не является исключительной заслугой  политических деятелей Майдана, которые вроде бы смогли провести успешные дипломатические переговоры с лидерами западных стран.  Хроника революции неопровержимо удостоверяет другую последовательность: успех таких переговоров предопределялся не дипломатическими умениями наших политических лидеров, а теми событиями, которые вытекали  из водоворота Майдана, его спонтанных активных действий. Именно решительность Майдана идти до конца, до победы во имя человеческого достоинства и свободы, несмотря на все жертвы, сыграла решающую роль в формировании политики поддержки нашей революции западными странами. Восстание, которое переросло в Революцию достоинства, это историческое событие. Его невозможно ни спланировать, ни искусственно вызвать, как считают некоторые профессиональные конспирологи. Никакие деньги ничего не сделают, если отсутствует смысловой контекст таких масштабных исторических действий большой массы людей, активность которых добровольна и полностью осознанна.

Неминуемым следствием многих революций является интервенция, которая обычно опирается на сепаратистские движения. Она неминуемо перерастает в войну за независимость или, как это называли в Соединенных Штатах, — Революционную войну и становится предпосылкой существенных изменений в системе правовых отношений. Однако изменять Основной Закон, когда битва не завершена, значит подвергаться смертельной угрозе национальному суверенитету.

Стоит напомнить, что, например, США приняли Конституцию только через четыре года после завершения Войны за независимость или Американской революционной войны. Каждый американский школьник знает, что в течение Революционной войны было несколько попыток положить конец вооруженному противостоянию между колонистами и британцами. Но, как во всех войнах, мирные переговоры были жестко детерминированы тем, что происходило на поле боя. Только после победной битвы в Йорктауне, когда Джордж Вашингтон и Жан-Батист Рошамбо заставили капитулировать Чарльза Корнуоллиса — командующего Британским экспедиционным корпусом, Британия окончательно согласилась гарантировать американскую независимость. И только после этого Америка смогла сосредоточиться на разработке Основного Закона страны.

ПРАВОВЫМ СЛЕДСТВИЕМ НОРМЫ ОБ ОСОБЕННОСТИ САМОУПРАВЛЕНИЯ НА ДОНБАССЕ ЯВЛЯЕТСЯ ПРИЗНАНИЕ КОНФЛИКТА ВНКТРЕННИМ

Но подмена войны АТО крайне запутывает отношения, продуктом чего является конституционная волокита, связанная с так называемыми «особенностями местного самоуправления». Норма об особенностях самоуправления на отдельных территориях Донбасса, записанная в переходные положения Конституции, стала очередным кругом «правового ада» для Украины. Опять видим стремление примирить закон и порядок вещей (оккупированная территория). Ради этой цели ловкие законодатели-идеологи вытворили самый настоящий оксюморон. Оказывается, унитарное государство может иметь районы с отдельным порядком самоуправления. Эта норма, очевидно, не является необходимостью, вытекающей из национальных интересов Украины, она никоим образом не вытекает и из логики конституционного процесса. Она является продуктом давления России на Украину и геополитической игры Запада под видом так называемых минских договоренностей. Но уже и сейчас можно спрогнозировать, что, несмотря на уверения а ля «нет альтернативы Минску2», оккупированная территория не будет освобождена в результате дипломатической активности. Скорее всего эта зона станет огромной площадкой для разведывательной деятельности российских спецслужб, как швейцарские города во время Второй мировой или Вена во время холодной. Этому будет способствовать пункт Закона о развитии трансграничного сотрудничества. А надеяться, что после многолетней обработки местного населения, фактического втягивания многих семей в орбиту «русского мира», превращения части этого населения в откровенных коллаборантов произойдет какое-то возобновление лояльности к Украинскому государству, — напрасное дело. Украина будет содержать донецких пенсионеров, а Россия инвестировать в своих клиентов, в террористическую армию. Вполне вероятно, что и страны Запада под прикрытием обновительных проектов захотят иметь  здесь свои заинтересованные очи. Опаснейшим правовым следствием этой нормы является признание де-факто вооруженного конфликта на Донбассе внутренним, то есть гражданской войной. Это, кстати, одна из промежуточных целей кремлевской власти — доказать всему миру, что в Украине происходят внутренние дрязги, а не внешнее вторжение. Отметим, как только парламент проголосовал за направление в Конституционный суд конституционных изменений относительно децентрализации, кремлевская пропаганда усилила давление на западную общественность, убеждая ее в том, что все, что происходит в Украине, это исключительно внутренний конфликт, участие в котором спорадически, а не системно принимают российские добровольцы. И последние заявления российских чиновников относительно необходимости украинской власти договариваться с «ополченцами», потому что Россия, мол, не может радикально повлиять на них, поскольку они являются полностью самостоятельными борцами за «русский мир», свидетельствует о попытке перевести эту гибридную войну в разряд внутреннего противостояния между сторонниками России и сторонниками «украинского либерал-фашизма» (шизофреническое сочетание несовместимых, антагонистичных политических течений; тем не менее именно этим клише активно пользуются пропагандисты Кремля).

Кроме того, «норма о региональных особенностях самоуправления» — прецедент, который может в будущем стимулировать сепаратистские настроения в других регионах страны, где компактно проживают национальные меньшинства. Не менее опасными являются сепаратистские настроения в восточных регионах страны, где эти «особенности самоуправления» будут побуждать к проверке на прочность центральной власти, а при ее слабости — и к активным сепаратистским действиям, настаивая при этом на праве требовать от центральной власти предоставить и своему региону привилегии такого «самоуправления». Таким образом, не втягиваемся ли мы в ад ползучей легитимации территориальных потерь? И сегодня трудно прогнозировать реакцию западных стран на такие «региональные настроения» в случае нового заострения АТО или большой континентальной войны, которую может развязать Россия. Не появится ли в таком случае искушение построить восточный защитный вал Европы на западных поприщах Украины? И для такого катастрофического для нас сценария мы даем определенные основания как раз тем, что власть демонстрирует удивительную покладистость там, где, казалось бы, надо быть твердыми как алмаз. Речь  идет о суверенитете и территориальной целостности страны. Если нет желания (не будем уточнять причины отсутствия такого желания, это отдельная тема) отвоевывать потерянные территории, то по крайней мере было бы более дальновидно не предоставлять им конституционную легитимность, а оставить в статусе оккупированных территорий наподобие Приднестровья или Абхазии. Это выглядит по крайней мере более прагматично, чем втягивание этих территории в конституционное поле всей страны. Вместе с тем украинская власть идет на конституционную легитимацию (а это, кстати, наивысшая степень легитимности) этих территорий, а следовательно втягивает «троянского коня» в наш дом. Удивительной является та скорость, с которой Конституционный суд вынес вердикт относительно конституционного статуса этого «коня»! Как говорил когда-то Гегель, — все, что в мире испорчено, обычно испорчено на хороших основаниях. Поэтому наш суд предоставил «хорошие» основания для плохого дела, последствия которого мы быстро увидим, но изменить что-то будет уже сложно, разве изменишь быстро уже обновленную Конституцию!

Можно сделать предположение, что такие «судебные решения» возможны при условиях, когда власть не уверена в собственных силах, не верит в возможность граждан эффективно бороться за целостность своей страны. Но оградит ли такое решение суда Украину от агрессии, расползания бациллы сепаратизма на другие регионы страны? Наверняка нет. Вполне вероятно, что после конституционной легализации отдельных районов Донецкой области (которые, согласно действующему закону, находятся под контролем террористических организаций ДНР и ЛНР; следовательно, мы их тоже будем легализовать!!!) от нас станут требовать принятия нового закона, где бы полностью, без каких-либо исключений были учтены все положения «Минских договоренностей 2», причем в той последовательности, как они изложены в Соглашении — а там говорится о том, что сначала надо провести выборы в местные органы власти и только потом —  возможно — состоится закрытие границы (до 31 декабря 2015 года). И есть ли гарантия, что даже после закрытия границы Украина сможет быстро установить полноценный конституционный контроль над изувеченными огнем войны территориями и их населением? А как относительно разоружения незаконных военных формирований? Разве это возможно на добровольных началах? Вполне очевидно, что для этого необходимо применение силы со стороны Украинского государства, но это будет рассматриваться как нарушение Минских договоренностей. И таких вопросов, которые мгновенно встанут перед нами, как только мы будем легализовать эти территории, немало.

Сейчас распространяется миф о вероятности разрушения антироссийского трансатлантического фронта в случае, если Украина будет избегать предлагаемых Западом конституционных изменений. С одной стороны, только наивный может поверить, что долговременный интерес Европы и США в целом базируется на игре в Минские договоренности. Они являются лишь попыткой оградить Европу, по крайней мере на определенное время, от российской агрессии с помощью Украины. Украинская власть при этом, соглашаясь на «отдельный порядок самоуправления», «ничтоже сумняшеся» демонстративно отказывается от государственного суверенитета над частью своей территории. Мало того, за голосованием наблюдают партнеры из США и Европы. Можно ли себе представить, например, чтобы спецпосланец союзной Америке Франции в филадельфийском Индепенденс Холле присматривал бы за процессом принятия Конституции Соединенных Штатов.

Бесспорно, у США есть свой план побуждения России к миру, что засвидетельствовала и новая волна санкций против Кремля. Вместе с тем не следует преувеличивать способность американских правительственных стратегов производить безукоризненные геополитические проекты. Трагедия 11 сентября 2001 года хорошо показала уязвимость любого международного игрока, особенно такого, который склонен видеть по ту сторону стола лишь истукана, который всегда говорит пас.

ПРИМЕР АДЕНАУЭРА

Украинскому Президенту должен был бы стать примером выдающийся немецкий канцлер Конрад Аденауэр, который решительно отбросил сталинскую идею объединенной нейтральной Германии. Сталин стремился навязать Германии оккупированную Восточную часть на основе выборов, которые должны были состояться в ФРГ и ГДР. При этом Сталин и восточнонемецкие коммунисты не хотели разрешать любые свободные выборы в ГДР. Впоследствии, на основе изучения архивов Советского МИД, выяснилось, что Сталин планировал инкорпорировать Западную Германию в ГДР. Фактически это была формула единства, во многом подобная той, которая ныне предлагается Украине. В ноте от 10 марта 1952 года, адресованной правительствам Соединенных Штатов, Великобритании и Франции, советский диктатор попробовал навязать идею нейтральной Германии. При этом Сталин строил свою геополитическую игру на стремлении немцев к единству и страхе Великобритании и Франции перед вероятным милитарным возрождением Германии.

Конрад Аденауэр, канцлер оккупированной страны без доступа к рынку капиталов, страны, к которой кредиторы относились с большим скепсисом, был непреклонен. В конечном итоге он убедил своих зарубежных партнеров в том, что безопасность Запада важнее единства его страны со сталинским «троянским конем» в виде оккупированной Восточной части. Он считал интеграцию в западные институции, такие как НАТО и Европейское объединение угля и стали, ключом всей своей политики, которая может положить конец Sonderweg (Особенному Пути Германии) и предотвратить новую войну. Аденауэр считал, что ФРГ должна иметь армию в составе более широких западноевропейских вооруженных сил. Его победным лозунгом было высказывание: «воссоединение через западную интеграцию». С твердой позиции Аденауэра, в сущности, появился  один из ведущих игроков европейской политики — современная богатая демократическая Германия. Кроме того, значительную роль сыграли геополитические расчеты западных союзников.  Ряд историков холодной войны считает, что Соединенные Штаты, Великобритания и Франция не хотели оставлять немецкий плацдарм на случай войны с Советским Союзом. Если бы СССР развязал войну в Европе, больше всего могла бы пострадать Франция, ведь фронт в этом случае мог быстро продвинуться вглубь страны.

Пример Аденауэра говорит об опасности надежд на стихийную констелляцию обстоятельств, слепой веры в политическую и экономическую безупречность действий партнеров. Казалось бы, не было более надежного и твердого союза, чем союз между Рузвельтом и Черчиллем. Однако хорошо известно, что Черчиллю стоило огромных усилий убедить своего американского партнера вступить в войну с Германией, без чего не было бы великой победы западной демократии над нацистским тоталитаризмом. Украинской власти надо избавиться от надежд на чудодейственную силу западного «политического разума», на государственный переворот в России, падение цен на нефть или падение небольшого астероида на Кремль, в результате чего Москва добровольно откажется от захваченных украинских земель. Все эти надежды, возможно, и греют кому-то душу вспышками надежды «на лучшее», но, очевидно, не побуждают к сопротивлению агрессору, ведь не дают ответа на вопрос: как нам отвоевывать нашу землю не в призрачном будущем, а в нашем настоящем или, как говорят, «здесь и сейчас», отвоевывать ради того, чтобы в один прекрасный день Минск-2 не превратился в Мюнхен-2.