Так какое государство они строят?

ЦЕРКОВНАЯ ПОЛИТИКА

Политика всех прежних украинских правительств в отношении церквей исходила из факта признания поликонфессиональности украинского общества. Виктор Ющенко, правда, публично агитировал за идею «единой поместной православной церкви», но не принуждал к реализации избранного им сценария (получение канонической автокефалии через Константинополь) не только церковь Московского патриархата, но и лояльного к нему патриарха Филарета. Во всем остальном Ющенко продолжал традицию своего предшественника, согласно которой президент на Рождество и Пасху должен был посетить поочередно кафедральные храмы всех главных конфессий. Дополнительно склонный к театральным эффектам Виктор Андреевич ввел лишь практику совместной молитвы глав церквей (не только христианских!) за Украину в Софийском соборе на День Независимости. Иерархи УПЦ МП от участия в такой совместной молитве, правда, неизменно отказывались.

Но такая «мягкая» политика имела к конце концов положительные последствия: в УПЦ МП крепло «проукраинское» крыло (олицетворяемое фигурой митрополита Черкасского Софрония, к нему во многих ситуациях тяготел и сам предстоятель УПЦ митрополит Владимир), и между церквами начался диалог, во время которого иерархи УПЦ КП были трактованы «в сущем состоянии» (хотя это и шло вразрез с официальной политикой признания «неканоничности раскольников»).

Новая власть радикально изменила прежний подход. Церковь УПЦ Московского патриархата (которая откровенно поддержала действующего президента на выборах) трактуется по сути как единственная государственная. Лишь от ее иерархов получал благословение Виктор Янукович накануне своей инаугурации. Лишь богослужения этой церкви посещает президент в сопровождении других руководителей государства на крупные церковные праздники. Вместе с тем власть фактически игнорирует мероприятия УПЦ КП и УГКЦ, которые, согласно всем социологическим опросам, объединяют существенно больше верных — граждан Украины, чем УПЦ МП.

Такие изменения государственной политики уже имели фатальные последствия для украинской культуры и национального наследия. Так, сразу после выборов была выброшена на улицу уникальная музейная этнографическая коллекция в Переяславе-Хмельницком, чтобы освободить еще одно помещение для богослужений УПЦ МП. Сегодня такая же судьба может ожидать мировой славы музеи Национального заповедника «Киево-Печерская Лавра», на помещения которых также претендует церковь. Хотя новых помещений для этих музеев физически не существует, по информации СМИ, из правительства уже поступило указание: экспозиции музеев народного декоративного искусства, театрального, музыкального и киноискусства, книги и книгопечатания оперативно свернуть, а экспонаты запаковать в ящики и разместить в неприспособленных складах на окраине Киева. Выполнение этого указания означает физическое уничтожение уникальных национальных сокровищ, в частности украинских старопечатных книг эпохи барокко, материалов, связанных с творчеством корифеев украинского театра и кино, картин гениальной народной художницы Екатерины Билокур, которые стали символом Украины.

Наконец, значительные изменения произошли в последние месяцы внутри самой УПЦ МП. Осторожная, но ориентированная на конечное получение «канонической автокефалии» политика митрополита Владимира была фактически остановлена. Активно рекламируемые и трактуемые на уровне события национального значения визиты патриарха Кирилла резко усилили промосковское крыло в УПЦ. Начали обсуждать даже изменение канонического статуса этой церкви. По одной из версий, после отхода митрополита Владимира титул патриарха Московского и всея Руси будет изменено на «Московского и Киевского», а Киевская Лавра будет превращена в одну из официальных патриарших резиденций. При такой ситуации будущий митрополит Киевский получит второстепенный статус викарного архиерея (то есть лишь заместителя правящего архиерея епархии, которым будет непосредственно патриарх), и уже ни о какой «самостоятельности УПЦ в управлении» речи идти не может.

Вместе с тем из Одесской епархии УПЦ МП (возглавляемой лидером пророссийского крыла церкви митрополитом Агафангелом) уже прозвучали призывы к власти решить проблему «церковного раскола» путем принудительного снятия УПЦ КП с регистрации и передачи ее храмов и имущества Московскому патриархату (именно так действовало предыдущее болгарское правительство в отношении «параллельной» Болгарской православной церкви; ныне Европейский суд обязал болгарскую власть вернуть реквизированные храмы тем, кому они принадлежали). В случае, если власть изберет именно такой сценарий действий, это неизбежно вызовет сопротивление (в том числе силовое) многочисленной паствы Киевского патриархата и заложит основы для конфликта, улаживание которого потребует, возможно, многих десятилетий.

ОБРАЗОВАНИЕ

Образовательная сфера принадлежала к тем немногим, где в течение периода независимости осуществлялась ненасильственная, но последовательная украинизация и общая демократизация. В марте 2010 года на должность министра образования был назначен Дмитрий Табачник, который сам создал для значительной части граждан имидж радикально антиукраинского политика своими известными заявлениями об «лакеях-галичанах» или об «узкой прослойке» не способной ни на что «украиноязычной интеллигенции». Надежды на то, что на должности министра Дмитрий Табачник изменит риторику своих выступлений, не оправдались. Министр образования и дальше позволяет себе публичные заявления о том, что украинская литература «не имеет таких моральных авторитетов, как Толстой и Достоевский»; что воины УПА являются мерзкими прислужниками Гитлера; и что не имеет значения, на украинском или русском читать математику в киевских школах. А само помещение министерства на киевском проспекте Победы, 10 впервые в истории было огорожено металлическим забором, который оттесняет возможных пикетирующих подальше от окон министра.

В практической плоскости минобразования под руководством Табачника, кроме уже упомянутых деукраинизаторских шагов, успело существенно ухудшить систему вступления в вузы, придав непропорционально высокий вес школьному аттестату и снова повысив тем уровень коррупции в школах (а заодно поставив в дискриминированное положение учеников качественных специализированных школ, чьи оценки даются значительно тяжелее). В будущем обещано фактически окончательно добить систему внешнего тестирования через введение университетских экзаменов.

Вместе с тем произошло возвращение от так и не реализованной идеи 12-летнего школьного образования по европейскому образцу (переход к нему начали с 1999 года, но так и не успели завершить) к российскому 11-летнему. Как следствие, одиннадцатые классы начали учебный год без программ и учебников, а учителя до сих пор не знают, каким образом уложить в один год то, что планировалось изучать на протяжении двух.

Наконец, были демонстративно смещены ректоры нескольких университетов, в том числе известные ученые Валентин Сминтина и Владимир Шевченко, которые в течение многих лет возглавляли национальные классические университеты в Одессе и Донецке. Способ, которым это было сделано, не оставил сомнений, как само министерство будет толковать признанные в мире принципы университетской автономии, которые в прошлом десятилетии начали исподволь утверждаться и в Украине. У части исследователей-гуманитариев появились опасения относительно возобновления идеологического контроля за исследованиями в тех сферах, которые руководство министерства считает «щепетильными» (прежде всего речь идет об истории украинских освободительных движений ХХ века).

В сфере международных связей чрезвычайно активизировались контакты с Россией, образовательную систему которой Дмитрий Табачник очевидно считает образцовой. Вместе с тем была фактически похоронена идея общего украинско-польского университета, который помогал бы украинским магистрантам и аспирантам интегрироваться в европейское образовательное пространство.

При этом министерство объявило о намерении осуществить и ряд безусловно нужных шагов (сокращение невероятно раздутого объема лицензионной подготовки в вузах, лишение лицензий тех новооснованных университетов, которые не имеют возможностей осуществлять полноценный учебный процесс, возрождение педагогических вузов во всех регионах и т.д.). Тем не менее по практическим действиям МОН сегодня сложно судить, насколько реально эти планы будут воплощаться в жизнь.

НАУКА

Украина сохранила в наследие от бывшего СССР мощную науку мирового уровня, которая, однако, никогда не принадлежала де-факто к государственным приоритетам и выживала прежде всего благодаря энтузиазму и предприимчивости самих ученых. В течение последнего десятилетия в государстве отсутствовал даже единый орган, ответственный за выработку и осуществление политики в сфере науки, технологий и инноваций в национальном масштабе. Эта сфера была распорошена между десятками ведомств (более половины средств небольшого научного бюджета государства получала НАН Украины), а МОН по реальному статусу было скорее министерством образования и университетской науки, которое лишь отчасти оперировало и государственными научно-техническими программами и международным научным сотрудничеством.

В апреле 2010 года было принято решение о создании Государственного комитета по научно-технологическому и инновационному развитию. В июле он был реорганизован в Государственный комитет по науке, инновациям и информатизации во главе с академиком Владимиром Семиноженко. Как следствие, началась борьба за функции и бюджетные средства между новообразованным госкомитетом и МОН, которая продолжается и до сих пор.

Хотя министерство сохранило за собой почти все научные учреждения и большую часть «научного» бюджета, в нем впервые за время независимости отсутствует даже отдельный департамент, который профессионально занимался бы проблемами университетской науки (два маленьких «научных» отдела искусственно слеплены вместе со структурами, которые занимаются лицензированием и аккредитацией вузов). Вместе с тем Госнауки (как орган исполнительной власти «второго уровня») очевидно будет иметь еще меньше оснований выступать в роли координационного центра всей национальной науки, чем раньше — МОН.

Таким образом, спасает ситуацию в науке разве традиционная стабильность в главной научной организации государства — Национальной академии наук Украины. Однако неизвестно, что будет с НАН после того, когда рано или поздно Академию возглавит кто-то не наделенный уникальными лидерскими качествами и моральным авторитетом 92-летнего Бориса Евгениевича Патона. Не хотел бы разделять апокалипсических прогнозов тех, кто предрекает быстрый коллапс «послепатоновской» Академии. Но понятно, что уже сейчас есть много желающих на помещения и земли НАН, расположенные в центре столицы и крупных городов. К сожалению, едва ли кто-то в высших властных кабинетах задумывается сегодня над тем, как защитить это уникальное национальное достояние, которое все еще дает Украине шанс по крайней мере по определенным направлениям оставаться среди ведущих государств мира.

КУЛЬТУРНАЯ ПОЛИТИКА

С заменой харизматического Василия Вовкуна малопубличным Михаилом Кулинякой («творческая» скамейка запасных в Партии регионов весной была еще короткой) в помещении минкультуры сменилось разве оформление главного кабинета, где новый министр поспешил заменить модерную эстетику — традиционной. Сама культурная политика осталась в основном инерционной и проукраинской — за исключением того, что в сегодняшних политических условиях защитить было не под силу. Погибли (или находятся на грани гибели) национальные музеи, которые стали жертвами экспансионистских стремлений УПЦ МП (противодействовать которым было явно за пределами возможностей министра), а также качественная культурологическая периодика министерства, которая стала жертвой бюджетного кризиса.

А в гибели знакового для национальной литературы журнала «Сучасність» (который тихо умер накануне своего 50-летия, выпустив в текущем году лишь первые пять номеров) следует винить не минкультуры, а все украинское общество, которое все вместе не смогло обеспечить журналу хотя бы каких-то несколько тысяч подписчиков (или несколько сотен тысяч гривен спонсорской помощи).

Едва ли кардинально изменит ситуацию с присуждением Шевченковских премий и замена в роли главы соответствующего комитета близкого к бывшему президенту 70-летнего академика Николая Жулинского на «православного академика-коммуниста» 75-летнего Бориса Олейника. И так же едва ли изменится к лучшему ситуация с украинским радиоканалом «Культура» — не в силу кадровых изменений в Гостелерадио, а в силу того, что средств на развитие вещания в FM-диапазоне нет и не будет (не говорю уже о том, что все частоты здесь давно розданы тем, кто крутит попсу и политическую рекламу). Есть большие основания для скепсиса и по поводу планируемого общественного вещания: известно, что даже хорошо продуманные и осуществляемые с благородной целью реформы в рамках ошибочной системы могут давать неожиданно-негативный результат...

Наконец, ситуация с сохранением памятников дальше будет ухудшаться не по политическим причинам, а потому, что в насквозь коррумпированном государстве чиновники памятникоохранного ведомства физически неспособны остановить олигарха, который надумал возвести очередной «небоскреб» в охранной зоне всемирно известного собора княжьей эпохи (снеся для этого два или три памятника начала ХІХ века, занесенные в государственный охранительный реестр). Как не способны они остановить и иерархов «государственной» отныне церкви, которые заканчивают разрушение аутентичных памяток фоновой нижней Лавры и сооружение на этом месте «монастыря повышенной комфортности».

ИТОГИ

До сих пор новая власть была занята преимущественно проблемами создания новой властной вертикали и закрепления своего влияния на местных выборах. Сейчас эти задачи достигнуты — хотя и способом, который едва ли можно считать приемлемым с точки зрения традиционных демократических стандартов. Но, хотим мы того или нет, режим личной власти Виктора Януковича станет украинской реальностью ближайших годов (отдельная «благодарность» за это — вчерашним лидерам государства, которые своим эгоизмом, непрофессионализмом и неприличными публичными ссорами сумели выпустить «в свисток» колоссальный творческий потенциал Майдана).

Какой будет гуманитарная политика этого режима в дальнейшем — спрогнозировать сложно. Слишком уж разные подходы и действия демонстрируют разные властные лица и органы сегодня. Не исключен «белорусский» вариант или реализация на государственном уровне сценария «русского мира», за которым в Украине стоят имена Дмитрия Табачника, Вадима Колесниченко, Петра Симоненко, Петра Толочко, митрополита Агафангела, Олеся Бузины, Михаила Погребинского и других политиков, ученых, общественных и церковных деятелей, публицистов и экспертов. Такой сценарий безусловно натолкнется на существенное сопротивление (и на бойкот части чиновничества — похоже, даже в минобразования часть «инициатив» Дмитрия Табачника спускают «на тормозах» исполнители среднего звена). Но в сегодняшних украинских реалиях общей усталости и уныния он едва ли вызовет народное восстание, — даже несмотря на электоральные успехи ВО «Свобода».

Возможен также «инерционный» сценарий — с сохранением и частичной модернизацией основных черт системы, которую в течение прошлого десятилетия возводили Сергей Комиссаренко, Николай Жулинский, Иван Дзюба, Иван Курас, Валерий Смолий, Михаил Згуровский, Василий Кремень, Ярослав Яцкив и другие далекие от радикализма и поспешности украинские эксперты высшего уровня. Тогда у нас еще останется европейская перспектива — пусть далекая и призрачная.

Какой сценарий изберут на Банковой — будет зависеть от нескольких факторов. К сожалению, среди них позиция структур гражданского общества (творческих и научных ассоциаций, объединений экспертов, независимых медиа и т.п.) не будет иметь определяющего значения. Хотя и (хочется верить!) эти структуры не будет полностью нивелированы и маргинализированы, как в соседних Беларуси или России.

Но значительно большее значение будет иметь то, сколько приверженцев двух альтернативных путей развития гуманитарной сферы окажется среди фигур из ближайшего окружения президента, которые формируют его каналы информации и предлагают те или другие решения (ведь «проевропейский» курс Леонида Кучмы обеспечивало в свое время прежде всего наличие таких советников, как Владимир Горбулин и впоследствии — Евгений Марчук). А также от того, какие решения будет принимать сам Виктор Федорович — исходя из его жизненного опыта и сформированных этим опытом идеалов и представлений о целесообразности и справедливости.

Поэтому я рад наличию пусть нескольких профессиональных и вменяемых, без украинофобской риторики, людей на Банковой. (Коллега, которому я дал прочитать этот текст, сказал: радоваться этому — все равно, что радоваться существованию отдельных украиноязычных следователей в КГБ УССР 1970-х. Но в судьбе известной всем поэтессы, которая является нашей национальной гордостью, именно один такой «украиноязычный следователь», которому впоследствии суждено было стать известным политиком, сыграл весьма позитивную роль, спасши поэтессу от ареста и почти неизбежной при ее нонконформистском характере гибели в лагерях).

Поэтому я не разделяю негодования тех, кто клеймит сегодня Ивана Драча и Дмитрия Стуса за их согласие войти в президентский гуманитарный совет. Хотя и понимаю всю декоративность и малозначимость этого совещательного органа. Хотя и понимаю также то, что развитие событий, при котором единственным выходом для представителя «узкой прослойки украиноязычной интеллигенции» (это крылатое выражение Дмитрия Табачника здесь как никогда уместно!) будет эмиграция — внутренняя или внешняя — остается весьма реальным.

И в завершение. Выбор модели дальнейшего государственного строительства будет зависеть и от того, насколько далеко готова будет идти нынешняя украинская власть в уступках российским партнерам не в вопросе Севастопольской базы (которая де-факто Украине и так не принадлежала), а в вопросе конкретных бизнес-интересов, за которыми стоят конкретные донецкие, днепропетровские, харьковские, киевские бизнес-промышленные группы. Защита этих интересов (а большой бизнес уступать не привык!) неизбежно подтолкнет нынешнюю властную верхушку к необходимости легитимизации их государства в роли чего-то другого, чем просто «неотъемлемой составляющей» «русского мира». И именно это оставляет нам всем небольшую и неуверенную, но надежду.