У камней Древнего Коринфа

«Лариса». Так коротко и ясно называется центральный железнодорожный вокзал города Афины. Ведь во многих городах вокзал, даже если он единственный, носит какое-то имя. Иногда — женское. В Севилье — это Санта-Хуста, в Малаге — Мария Самбрано и т.д. А здесь вот — Лариса. Насколько я знаю, это означает «крепость». Наобум становлюсь в очередь к окошку кассы, зная лишь, что днем есть поезда в Коринф. Значит, достаточно попросить билет «туда и обратно» на ближайший поезд. Прочие частности меня пока не интересуют. Лишь бы возвратиться назад сегодня же вечером. Мой друг Алехандро доверяется моему опыту путешественника и послушно дожидается очереди вместе со мной. Вокзал небольшой. Потому что — посмотрите на карту — куда можно уехать по железной дороге из Афин? На север страны, в Салоники. Из зарубежных экспрессов дальнего следования значатся поезда в Белград и загадочную Тирану. А на запад можно отправиться только в города острова Пелопоннес. И всё! Потому что кругом — море. Любопытно, что на территории Греции ширина железнодорожной колеи бывает четырех разных размеров — это своеобразный рекорд.

В поезде оказалось очень людно. О том, чтобы сесть, нет и речи. В пути одна из девушек теряет сознание, падает на пол. Я принимаю участие в оказании ей первой помощи. «Ятрош!», — кричит, обращаясь к пассажирам, пожилая женщина, сидящая рядом. Вспоминаю, что по-новогречески это означает «доктор». Но все-таки я не могу высказать пострадавшей слова участия, придерживая ее за плечи. Впрочем, она не успевает заметить моего «инородства» и с улыбкой признательности шепчет что-то по-гречески. Девушка эта очень красива! Честно признаюсь подоспевшей женщине-доктору, что почти не говорю на их языке. К счастью, все заканчивается благополучно.

Зато следующий час нашего путешествия оказался гораздо менее драматичным. Мы беседовали с пожилым греком, который бегло разговаривал на французском. Он некоторое время проработал за границей. Вместе с тем, в нем чувствовался достойный, здоровый патриотизм. От которого становилось приятно и собеседнику. Наш попутчик рассуждал обо всем понемногу — о семье, о кризисе, о том, что такое настоящее суфляки и как редко его можно встретить в теперешних ресторанах, о том, что интересного есть в Дельфах... Я наивно интересуюсь — а сохранили ли сегодняшние Фивы свое былое великолепие? О, нет, там не осталось почти ничего древнего. Вдруг он встрепенулся и показал нам на окно: тем временем по узкому мостику мы переезжали канал. Тот самый знаменитый канал между Коринфским и Сароническим заливами, который соединяет Ионическое море с Эгейским, отделяя Пелопоннес от «континентальной» Греции. Канал показался узким и геометрически безупречным, в действительности он выглядит даже прямее, чем на географических картах.

И вот настал долгожданный момент прибытия в Коринф. Как оказалось, вокзал расположен на довольно пустынной территории. Небо было безупречно голубым, солнце припекало, но не слишком. Душа просила торжественных фанфар. Но ничего сверхъестественного не происходило. Именно этим легким шоком и можно объяснить то, что мы, как загипнотизированные, проигнорировали единственный уходящий в город автобус. Потом, уже глядя ему вслед, мы медленно сообразили, что идти придется пешком. Так мы и сделали. Шагать пришлось вдоль шоссейной дороги, изредка вырывая в качестве прутиков мясистые стволы средиземноморского укропа, который рос на обочинах.

Первым «экономическим» впечатлением от Коринфа были отличного качества апельсины, продаваемые по полторы гривни за килограмм. Прикинув, что на всю жизнь не напасешься, мы купили килограмма полтора. И уже вскоре заметили ряд параллельных улиц, каждая из которых вела к морю. Спустившись, мы увидели порт, корабли, и сразу поняли, в каком направлении имеет смысл обходить город.

Суеты не было и в помине. Не было и толп туристов. Это позволяло совершать приятные и неспешные наблюдения, дефилируя между величественными пальмами. Одна из небольших улочек, слегка наклонившись, уходила прямо в море. За два шага до воды располагалась последняя на этой улице небесно-голубая дверь, ведущая в чей-то двор. Она была встроена в высокую каменную ограду, безупречно белую, как и полагается средиземноморскому жилищу. Неужели уровень воды здесь никогда не изменяется ни на сантиметр? Слишком уж опасным выглядит такое тесное соседство с морской стихией. Возвращаюсь немного назад и через минуту обнаруживаю еще один романтичный уголок — заброшенный прибрежный дом, наполовину «омываемый» морем. В него можно зайти и, ловко устроившись на подоконнике выбитого окна, попросить кого-нибудь сфотографировать себя «снаружи», с соседней части берега. Правда, это немного рискованное предприятие — при этом можно провалиться невесть куда. Вокруг бегают играющие дети, их явно вот-вот позовут обедать. Еще несколько шагов и перед вами предстает миниатюрный пляж, словно бы принадлежащий жителям одного-единственного дома в несколько квартир. На самом же деле туда может прийти каждый. Но это выглядит слишком уж шикарно — скромное городское жильё, в котором вместо двора — абсолютно изолированный маленький песчаный пляжик с пришвартованной лодкой. Хочешь — отправляйся каждый день на рыбалку, а хочешь — нежься на песке. Пока на твоей кухне варится еда...

Коринф для меня ассоциировался, прежде всего, с услышанным в детстве названием оперы Россини «Осада Коринфа». Поэтому я, не искушенный в истории, мог себе позволить немного фантазировать, взволнованно думая: «Вот здесь они, наверное, наступали! Здесь же теснились военные корабли и кипели боевые страсти!». Но стоп. Ведь «осада» — понятие, скорее, сухопутное. Всё ли здесь в порядке? И потом, где знаменитые храмы Коринфа? Я уже столько гуляю по городу, а о них ни слуху, ни духу. Решил спросить у прохожих, где же тут все-таки исторический центр. Людей было немного. Первой мне попалась жгучая полная брюнетка, в точности напоминавшая бессовестную женщину, танцевавшую соблазнительные танцы перед мальчиками в фильме Феллини «Восемь с половиной». Сходство было настолько разительным, что в моем мозгу автоматически зазвучала румба «Кариока», звучавшая в фильме. Подавляя невольный смешок, я как мог кратко спросил у нее по-гречески, где тут центр. Ответ меня ошеломил. «Ефросиния, Евпраксия, Ксения! Дария, Теодосия, Феврония!», — со счастливой улыбкой выпалила моя собеседница, вдохновенно жестикулируя. Если сказанное и не в точности соответствовало приведенной цитате, то, по крайней мере, было выдержано примерно в такой тональности. Каждое слово напоминало женские греческие имена. Но, увы, значащее для моего слуха почти никак не укладывалось в рамки осмысленного ответа. Правда, интонация была успокаивающей. Потом мы все-таки разобрались, куда надо идти, и вскоре оказались в том месте, которое считается центром Коринфа. Здесь нас ждало новое открытие.

Мы заглянули в кондитерскую. Это было как выставка или инсталляция в стиле ар-нуво! Каждое крохотное пирожное с любовью перекладывалось в пакет, от лакомств рябило в глазах. А улыбки двух женщин, работавших в магазинчике, были не менее сладкими, чем вся выставленная в витринах снедь. Неужели жители относительно небольшого Коринфа успеют все это купить и съесть? Традиции выпечки здесь, как казалось, впитали все лучшее, что присуще и Востоку, и Западу. Но приближался момент истины. Поворотным событием стала покупка почтовых открыток у симпатичного седовласого старичка. Мы прямо спросили, где находится то, что изображено на купленных открытках. И оказалось, что Коринф и Древний Коринф — это два разных города! И если мы хотим попасть в тот самый прославленный Коринф, нам надо сейчас же, на ночь глядя, отправляться далеко в горы. Можно даже пешком. Но как же мы успеем возвратиться сегодня в Афины? Ничего, где наша ни пропадала...

Вместе с испанским другом, тезкой и спутником, моим неизменным Санчо Пансой по имени Алехандро мы выходим за город. Нет смысла пользоваться английским языком в греческой деревне. Поэтому надо продолжать посильные эксперименты на греческом. «Извините пожалуйста, как пройти к Древнему Коринфу?», — собравшись с духом спрашиваю я у встречной красивой пожилой женщины в чёрном, которая светится какой-то иконописной благостностью. Всё это выглядит так трогательно и первозданно, что вызывает душевный трепет: кажется, что здесь и сейчас я наяву соприкасаюсь с другой цивилизацией. Полученный ответ оказался ясным и понятным: оказалось, что мы держимся верного направления. Фокус состоит еще и в том, что в течение тысячелетий греки произносят на своем языке хрестоматийные названия древних городов совсем не так, как они звучат на русском. Поэтому, овладевая азами греческого, приходилось загодя осваивать правильные названия городов.

Мы вышли к горам, все больше удаляясь от жилищ. Признаки цивилизации ограничивались огромной магистралью национального значения. Ее невозможно было перейти. Для того чтобы пересечь шоссе в нужном направлении и повернуть к Древнему Коринфу, нужно было добраться до эстакады и пройти по ее узеньким тротуарам. Немного помогали указатели, предназначенные для водителей. Прохожих в этих местах практически не бывает. Вскоре нам встретились первые развалины на подступах к искомому древнему городу. Почти совсем стемнело.

И вот, совершив очередной подъем и миновав горную складку, мы вошли в кварталы Древнего Коринфа, уже освещенные фонарями. Храм Аполлона послушно ожидал нас в сумерках. Все остальные сооружения, вернее — их руины, тоже были на своих местах, надежно защищенные оградами. Еще работали многие киоски, предназначенные для туристов. С разных сторон подступали уже совершенно темные в это время суток горы. На одной из дальних высоких вершин виднелась еще одна мощнейшая ночная подсветка прожекторов — в тех краях был другой массив исторически значимых руин. Уж не крепость ли? Это зрелище казалось слегка инопланетным. Так вот где больше двух тысяч лет назад разворачивались события знаменитого сражения... К сожалению, туда мы пройти не успели, это потребовало бы слишком много времени. Неизвестно откуда все время слышались молитвы невидимого православного священника, они далеко разносились в прохладном воздухе. Шла вечерняя служба, и ее транслировали на весь город через репродуктор. От неожиданности возникала лишь одна ассоциация — с голосами муэдзинов, также широко разносящимися под небесами совсем других городов и стран. Зафиксировав кое-что с помощью фотосъемки в ночном режиме, мы купили сувениры, небольшую бутылочку местного десертного вина и почему-то халвы. Продавщица объяснила, что на автобусы в этот час рассчитывать не приходится и, дабы возвратиться в Афины до полуночи, стоит поспешить на вокзал нового города. В уме уже возникало расписание вечерних поездов, идущих из того, «нового» Коринфа в Афины. Последний из них уходил часа через два с чем-то. Успеем ли вернуться к его отправлению? Ведь для этого надо миновать столько автострад, эстакад и проселков! Да еще не перепутать ничего ночью. Ведь подсказать дорогу нам не сможет никто...

Но, несмотря на риск и спешку, возвратиться в Коринф удалось вовремя. Пустой коринфский вокзал включал в себя небольшой археологический музейчик и поражал чистотой — как в операционной. Путь назад оказался на удивление быстрым. Наш афинский отель на проспекте Ахарнон располагался недалеко от железнодорожной станции, все той же, по имени «Лариса». Столица погрузилась в сон, а где-то далеко, на Пелопоннесе, все так же невозмутимо погрузился в сумерки храм Аполлона...

Что ж, география — это прекрасно. Но что за народ живет в сегодняшней Элладе? Я убедился, что греки — это замечательные люди, со своим неповторимым лицом. Говоря «замечательные» я должен был бы многое объяснить. Скажу только, что люди там как раз такие, которых я всегда мечтал бы видеть вокруг. Каждый с достоинством ценит собственную «автономию» и охотно признаёт право на таковую за вами. Ни единого лишнего, суетного слова! Ни минуты дискомфорта или навязчивости! И много доброжелательности и спокойствия. Это лишь слабая попытка описать греческий дух. Но редко в какой стране люди вызовут у вас столь искренние и безоговорочные симпатию и уважение. Особое чувство меры и такта, классическое, выверенное веками, впитанное с молоком матери, — вот что такое греческий характер. Просто удивительно! Это чувствуется в каждом взгляде и слове, в каждом жесте, повороте головы. Этот феномен, наверное, мог бы стать предметом целого исследования. Не могу до конца выразить это впечатление, но, думаю, вы чувствуете, как приятно меня поразил «человеческий фактор» в Греции.

Однажды, в февральский день, когда вода в море была еще довольно холодной, я заглянул на афинский пляж. В то утро мне посчастливилось найти настоящую ручку от древней амфоры, выброшенную волнами на берег. Загоравших почти не было. Я заметил только одного пожилого седовласого грека. В какой-то момент он решительно зашел в воду и поплыл. Отплыв на внушительное расстояние, он вдруг громким басом запел греческую песню. Просто так, для себя. Вряд ли в этих широтах кого-то можно назвать «моржом», но сей господин явно претендовал на подобное звание. Не знаю, что побудило его огласить побережье этим победным гимном. И в ту минуту в его песне мне почудилось что-то стойкое, пронесенное через века, непоколебимое и сильное. То, что греки получили в наследство от своих славных предков.