Школа и «путяга» Вознесенского

Не правда ли, в эту новость трудно поверить: Вознесенскому — 75! Может быть, потому трудно, что «Талант — единственная новость, которая всегда нова» (Пастернак) и, добавлю, — удивительна. А возможно, оттого, что мы все как будто знаем Вознесенского с его 14 лет, когда он пришел со своей первой тетрадочкой стихов как раз к Борису Пастернаку.

Ну а потом была ранняя оглушительная слава этой четверки: Ахмадулина, Вознесенский, Евтушенко, Рождественский — собиравшей стадионы, как на Западе рок-группы. И молодые голоса этих поэтов врезались в память и остались на пленках, да и в кино — в «Заставе Ильича» Хуциева.

Врезалось в память и другое: как Хрущев кричал и топал ногами на совсем молодого Вознесенского на встрече правительства с творческой интеллигенцией. Почему именно на него? Вот у Евтушенко, например, были в стихах и более резкие публицистические высказывания...

Думаю, причина в глубоких эстетических разногласиях Андрея Андреевича с советской властью. Сам его поэтический язык был категорически чужд «большому стилю» и псевдонародным имитациям, которые именовались соцреализмом. Да и просто на сером фоне политически и стилистически «правильных» стихотворцев метафоры Вознесенского смотрелись до неприличия, раздражающе ярко.

Даже в поэме о Ленине «Лонжюмо» (1962 — 1963) он умудрился нарисовать такую вот эротично-метафорическую картинку:
Земля,
ты нас взглядом апрельским проводишь,
лежишь на спине,
по-ночному безмолвная.
По гаснущим рельсам
бежит паровозик,
как будто сдвигают
застежку на «молнии».

А еще в этой поэме Вознесенский задал несколько крамольных для того времени вопросов: «Скажите, Ленин, где победы и пробелы? \ Скажите — в суете мы суть не проглядели?», «Скажите, Ленин, в нас идея не ветшает?»

Это в 90-е новоявленные демократы, только что спрятавшие свои партбилеты, улюлюкали вслед беспартийному поэту: ату его, он про Ленина поэму сочинил. А вот в семидесятые мой личный стукач Анатолий М., возвращая пластинку с записью «Лонжюмо» в авторском чтении, не мог скрыть потрясения: как такое могли издать и почему этот Вознесенский не сидит в тюрьме или психушке.

Раздражал Вознесенский и коллег по цеху — ну как можно так нескромно писать:
...в прозрачные мои лопатки
входило прозренье, как
(был даже вариант «вошла гениальность, как»)
в резиновую перчатку
красный мужской кулак;
«Андрей Вознесенский» —
будет,
побыть бы не словом,
не бульдиком,
еще на щеке твоей душной —
«Андрюшкой»...

А дело все в том, что его дар действительно не скромный, а крупный и — прозрение подтвердилось — «Андрей Вознесенский» уже есть и, несомненно, будет в русской литературе. Как, кстати, и в русском театре.

В долгой жизни на сцене нашей лучшей рок-оперы «Юнона и Авось» абсолютно уверен (уже четверть века с лишним она — визитная карточка «Ленкома»). И все новые поколения влюбленных будут слушать и петь «Ты меня на рассвете разбудишь...» и «Красный шиповник». Должна же молодежь отвечать поэту взаимностью!

Он сам, сколько лет я с ним знаком (а это уже тридцать три), всегда интересовался молодыми — прежде всего поэтами и рокерами. Когда в 18 лет я приехал в Москву, тогдашний капитан «Алого паруса», страницы для тинейджеров «Комсомолки», Юра Щекочихин сказал, что меня просит позвонить Вознесенский, — о, это походило на чудо!.. (Оказалось, что Андрей Андреевич регулярно интересовался, «не пошли ли маленькие».) Конечно, я тут же позвонил. С тех пор мы и дружим. А однажды я процитировал Андрею Андреевичу новую песню Гребенщикова, которого он тогда не знал. Буквально через несколько дней Вознесенский позвонил мне с просьбой повторить ему цитату — он уже писал статью в «Литературку», первую о БГ в официальном и столь авторитетном издании.

И сегодня его внимание к молодым не ослабло. В феврале Вознесенский вел вечер, посвященный дню рождения Пастернака. А по окончании подошел ко мне и еле слышно прошептал — у него почти совсем пропал голос, — что робко выступивший на вечере юный поэт из Харькова кажется ему интересным и не попросить ли мне его стихи для газеты. Может быть, так Андрей Андреевич возвращает долг Пастернаку? И хотя стихи харьковчанина оказались несозревшими пока для «Новой», кто знает, как быстро он будет расти, если уже поступил в школу Вознесенского.

А такая школа, или, точнее, ремесленное училище («путяга») действительно есть. Те, кто здесь учился, безусловно, овладели ремеслом, стихотворной техникой. Остальное уже дело судьбы и уровня одаренности каждого.

Пока ни один ученик учителя не превзошел. Вознесенскому, несмотря на 75, рано надписывать свои книги знаменитым «победителю ученику от побежденного учителя».