Неторопливые разговоры друзей

«Ворохтариум: Литературный триалог с диалогом и монологами». Разговоры настолько откровенные и меткие, что хочется сидеть рядом, слушать и приобщаться — комментарием, улыбкой, молчаливым пониманием.

— Идея была в том, что мы с Бойченко вдвоем садимся и несколько дней подряд при диктофоне говорим о литературе. Вопрос ставит преимущественно Бойченко, отвечаю преимущественно я. Когда это предложение прозвучало, мы ехали в одном и том же автомобиле и, мне кажется, единодушно отрицали, что такой разговор вообще возможен, — рассказывает, как возникла книга «Ворохтариум», Юрий АНДРУХОВИЧ. — Потому что за все эти десятилетия знакомства мы столько всего переговорили, что не сможем друг друга ничем удивить и ничего сказать интересного. Поэтому возникла идея, что приглашаем еще кого-то. И вот тогда среди вероятных модераторов разговора возник Орест Друль...

«ДОЛГО РЕДАКТИРУЕМЫЙ ЖИВОЙ РАЗГОВОР»

Так и сформировался литературный триалог с диалогом и монологом (как это обозначают сами авторы) — книжка «Ворохтариум». Она начинает серию разговоров интеллектуалов издательства Pabulum. Писатель Юрий Андрухович, литературный критик и публицист Александр Бойченко и главный редактор газеты «Збруч», публицист Орест Друль три дня в Ворохте вели разговор о литературе. Благодаря «Ворохтариуму» к нему могут приобщиться и читатели — соглашаясь или оспаривая мнения авторов.

Этот, как метко назвал его Александр Бойченко, «долго редактируемый живой разговор» напоминает кружево, такой же тонкий с узорами, что охватывает разную тематику, отвечая на одни вопросы и служа почвой для других. В частности, на презентации Александр Бойченко зачитал отрывок из книжки: «...Но есть другая опасность — для глаза модные в настоящее время попытки «подчистить литературу», обрезать и вложить, как тот Прокруст, в ложе политкорректности. Если хвататься за отдельные фразы в произведении, то можно обвинить и запретить кого-либо. Найдем у Тараса Григорьевича антисемитские и другие подобные мотивы? Легко. «Одчиняй, проклятий жиде». Ты (Юрий Андрухович. — Авт.) вчера цитировал, что метафора это «одічаніє». А я думаю, что одичанием является не метафора, а буквальное понимание метафоры и попытки воплощения ее в жизнь. Вот путь к историческим трагедиям. И понимания фраз персонажей как фраз самого автора — это также одичание».

Попытки «подчистить» литературу здесь рассмотрены в аспекте политкорректности. Однако  не глобальнее ли является вопрос канона украинской литературы. И здесь возникает много вопросов, в частности можно проследить проектирование категорий современности прошлым реалиям. Например, что делать с литературой «на кресах», которая была во времена Речи Посполитой? Или же, если ближе к нынешним временам, как быть с литературой, созданной во времена СССР? Отбрасывать это наследие? Метко подметил нашу ситуацию литературовед Марко Павлишин, назвав собственный сборник литературно-критических статей «Канон и иконостас», в котором идет речь о частичном отождествлении этих вещей в украинской литературе.

«О ЧЕМ И МНЕ ДУМАЕТСЯ»

Еще одна особенность книги — в ней важные мысли появляются будто невзначай. Нет менторского тона или целеустремленной попытки убедить в чем-то, что еще больше запечатливает такие высказывания в памяти. Например, Юрий Андрухович зачитал эпизод, в котором идет речь о его отношении к произведениям Шекспира. Пока «просто читал Шекспира как одного из великих творцов мирового наследия, произведения которого я, так сказать, обязан знать, то он мне, скажем так, нравился. Но, чтобы я чувствовал при этом аж такую вибрацию от контакта — то нет». Однако «душевный контакт» таки удалось наладить, когда писатель принялся переводить Шекспира: «При переводе это становится частью моего я, и я же тогда улавливаю, что в действительности там сказано, и насколько это бьет в самое «середохрестя» того, о чем и мне думается».

В контексте того, что в течение этих трех дней разговоры велись в перерыве между занятиями Литературной школы, такие слова приобретают еще больший вес. Ведь они побуждают пересмотреть всю систему литературного образования в целом. А что как представить уроки, если бы не было четких определенных идей произведения, которые как шаблон предоставляются детям, за пределы которых выходить не стоит. И, напротив, попробовать на уроках побуждать школьников замечать все идеи текста, показывать им эту многослойность, глубину произведений, среди смыслов которых каждый бы мог найти то, что цепляет именно его.

«ХОРОШАЯ МЕТАФОРА ДОЛЖНА БЫТЬ ТОЧНЕЕ МАТЕМАТИЧЕСКОЙ ФОРМУЛЫ»

Настоящим украшением книжки является тот тонкий юмор, которым наполнена книга и атмосфера ее презентации. Хорошей иллюстрацией этого является лекция Александра Бойченко, которую он читал в Литшколе и которая, к сожалению, не вошла в книгу. Однако посетители презентации таки имели шанс услышать квинтэссенцию его выступления «Как писать колонку». В этой лекции совмещен в то же время и юмор: «Значительно надежнее класть в основу историю. Кроме твоих собственных приключений, источником истории являются другие люди, потому вытяни из ушей эти  наушники, прекрати кивать головой, как конь водовоза, и слушай. В каждом автобусе, поезде или самолете найдется какой-то достаточно бескорыстный говорун, чьи жизненные несчастья ты сможешь конвертировать в несколько тысяч взлелеянных в мечтах знаков». И более привычные, «серьезные», установки: «Любишь метафоры — люби. Но помни, что не стоит разбрасываться любимыми вещами. И уже совсем позорно делать любимые вещи плохо. То есть приблизительно. Хорошая метафора должна быть точнее математической формулы».

Обучение литературному мастерству (и под какую музыку авторы создают свои тексты), литературные премии, проза, поэзия и то, как Андрухович начал писать, — все это и значительно больше в «Ворохтариуме».