Самый противоречивый
(28.07- 140-летие со дня рождения Владимира Винниченко)
Критика часто называла его самым противоречивым украинским писателем. Наверное, когда Владимир Винниченко рождался в июле, его Мойра была в очень изменчивом настроении. Она наделила ему немалым везением и талантами, заложив в некоторые из них мину замедленного действия.
Он будет заниматься многим и многое познает: писательство, политика, эмиграция, живопись, вегетарианство, ветреное донжуанство; настоящая страсть, а потом отвращение к табакокурению, социализм, советские иллюзии и потом их определенный крах в романе «Слово за тобой, Сталин!»; вера в свою писательскую звезду, стоицизм, неслыханная работоспособность, авторская психотерапия в собственных дневниках, любовь.
Любил и ненавидел серьезно, часто до умопомрачения, до исступления. Ему нельзя было заниматься политикой при таком эмоциональном складе психики (вообще, политика - это непригодное занятия для высокоталантливого писателя). Он пренебрегал интуитивными душевными предосторожностями - и его возненавидели многие украинцы и при жизни, и после смерти. Кстати, редко можно столкнуться с таким случаем, когда покойника искренне ненавидят спустя многие годы после его физической кончины ... Наверное, есть за что. Но это - другая тема.
Винниченко принес в украинскую литературу что-то другое, может немного нервное и корявое, но и неистребимое, какое-то, с другой стороны, очень здоровое и нетленное, словно сама жизнь. Недаром пожилой Франко, уже терзаемой собственными недугами, воскликнет после первой книги Винниченко «Красота и сила»:
- Откуда ты такой взялся?
Недаром Коцюбинский, не столько восторженно, как сокрушенно, напишет: «Кого у нас покупают? Винниченко. Кого у нас читают? Винниченко»
Его романы в письмах к Инессе Арманд беспощадно будет критиковать будущий политический идол - Владимир Ленин. С другой стороны, будет нападать Максим Горький, который не считал украинский язык достойным для перевода своего пропагандистского романа «Мать».
Еще до событий 1917 года - какая гримаса судьбы! - пьесы будут ставить во многих театрах, в том числе российских. Владимир Винниченко был, по-моему, еще прижизненно, до этой даты, самым популярным украинским писателем. Хотя его обвиняли в заигрывании с русским языком, он так никогда и не предал украинский язык. Он мог делать авторский перевод, но писал всегда на родном.
Еще в двадцатые, в эмиграции, казалось, что писательская звезда светит ровно. Но конечно литературная звезда его славы медленно чернела ... Перестали платить гонорары из УССР, затем перестали издавать книги. А украинцы диаспоры до хрипоты спорили о каких-то маленькие «измах». А для советской номенклатуры все известные украинцы были реальными или потенциальными «буржуазными националистами», в том числе Винниченко, произведения которого в СССР в тридцатые уже были запрещены.
Поэтому ему было так трудно пережить почти полное прижизненное забвение, которое началось в тридцатых, во французской эмиграции. Также его не воспринимала большая часть украинской эмиграции, считая «советским». Так Винниченко оказался между Сциллой и Харибдой, находясь с женой Розали, которую он называл всю жизнь Кохо, в безденежье, забвении и заброшенности ...
Кстати, в слухах вокруг личной жизни Винниченко, на мой взгляд, значительно преувеличивают с его Донжуанизм. Очевидно, здесь сыграла роль его цитата из «Дневника» - «Меня обнимали сотни женских рук». Мало кому приходило в голову, что у мужчин бывают существенные преувеличения собственных «подвигов». Хотя, справедливости ради, надо сказать, что в Винниченко, красивого и харизматичного мужчину, влюблялись немало женщин. Иногда из той любви возникали настоящие трагедии, например, история с Люсей Гольдмерштейн (в девичестве - Максимович), которая самозабвенно любила своего «Володеньку», а затем так же самозабвенно возненавидела ...
История личной жизни Владимира Винниченко в определенной степени передана в моем романе о нем - «Маски падают медленно». Позвольте завершить цитатой из этого романа:
«Эксцентричный отблеск твоей персоны парализует многих людей. Кто ты?
Распахнутый на несколько частей невротик?
Проницательный писатель, побывавший в запрещенной Комнате?
Донжуан, который, удовлетворяя тело, убивает душу?
Престарелый мальчик, который не испытал полноты материнской любви?
Миссионер, навязывающий окружающим собственный догмат веры?
Циничный шут с губами, искаженными улыбкой смерти?
Жрец-калека, заполненный доверху однобокой правдой?
Вечный подросток, одержимый гормональным взрывом?
Политик-камикадзе, которого преследует мираж соборности?
Тот, кто придумал почти языческие культы для маскировки собственного эгоизма?
Ты ускользаешь от определений ...
Ты окружился несколькими каменными догматами, словно меловым кругом.
Они защищают тебя. Они же и разрушают.
"Ты боготворишь собственные предписания. Ты ненавидишь их.
Ты не можешь стать другим. Ты бы отдал всю свою громкую славу - забирайте это добро и двигайте его сами! - чтобы завтра снова родиться. »
