Любовь третьего

С этой премьерой были изначально связаны определенные ожидания — в первую очередь среди театралов и критики. Ведь постановщик «Увертюры» Андрей Приходько — недавно вступивший в сценическую жизнь Киева, а своеобразным рекомендательным письмом послужил статус молодого режиссера как выпускника и активного участника прославленной московской «Мастерской Петра Фоменко». Этот театр на постсоветском пространстве известен в первую очередь отменной актерской школой, очень точным и талантливым исполнительским мастерством. Умение режиссеров «Мастерской» работать с актерами, с одной стороны, и умение актеров ярко, легко и темпераментно исполнять сложнейшие партии — вот, собственно, составляющие успеха «фоменок».

Чтобы в полной мере задействовать школу, Приходько, конечно, в первую очередь необходимо было не ошибиться с назначением на роли. В случае «Сойчиного крила» формат спектакля — один акт на двух исполнителей — несколько упрощал задачу с чисто материальной точки зрения, но одновременно и делал невозможной какую-либо маскировку. Это как в любви; безразличие одного из партнеров может моментально разрушить все. Да и сам спектакль все о том же — о страсти, о связанных с ней утратах и об умении прощать. Извечный любовный сюжет с самого начала требовал равновесия между изяществом игры и открытостью, отсутствием фальши. Крен в любую сторону мог привести или к очередной жестокой мелодраме, коих немало не только на сцене, но и «в телевизоре», или к надуманному эстетствованию а-ля Набоков. К счастью, этого не случилось, и именно благодаря равновесию, в первую очередь равновесию актерскому.

Остап Ступка, исполнитель роли Масино, начинает спектакль продолжительным монологом — исповедью человека, пытающегося за сарказмом и смакованием новогодних развлечений скрыть свое глубочайшее одиночество. Ситуация — сама по себе трагикомическая. Ступка-младший — артист именно такого плана, даже, скорее, со склонностью к эксцентрике, и партия саморефлексирующего одиночества ему удается действительно блестяще. Однако, когда сквозь строки нежданного письма, полученного от когда- то любимого человека, начинают проступать истинная боль и настоящая драма, дарованию актера несколько неуютно, — ведь условия игры меняются довольно серьезно, и здесь, кажется, нужны иные краски. И вот инициатива полностью переходит к Наталии Корпан в роли обманутой и исстрадавшейся, но по- прежнему любящей Марии.

Выбор именно этой актрисы следует признать исключительно удачным. Корпан — талант удивительный и своеобразный, все еще (совершенно незаслуженно) не раскрытый в достойной мере. Нет еще в Киеве роли «по ней», возможно, потому, что не все постановщики по-настоящему рассмотрели актрису. Ее русло — как раз противоречивые, сложные героини, требующие утонченной передачи множества оттенков настроения. Эти способности актрисы благотворно сказались на спектакле. К орпан играет судьбу, в ее Марии оживают и влюбленная девочка, и романтичная беглянка, и умудренная горем и лишениями взрослая женщина; «лед и пламень» сходятся в ней безупречно. Именно поэтому все страсти ее героини исполнены столь необходимой для спектакля искренности, оттеняя эксцентриаду Ступки- Масино, пытающегося с невеселым смехом обыграть, обмануть самого себя. «Увертюра» для двух инструментов таковой и остается, с той лишь разницей, что солирует в ней все- таки глубокий, сильный голос Корпан; Остап Ступка скорее задает определенный эмоциональный ритм.

Обычно в таких постановках малого, камерного пространства работа сценографов, осветителей, костюмеров сводится к минимальному декорированию. Ведь дистанция между актером и зрителем минимальна, а значит, любые украшательские ухищрения при таком крупном плане вроде бы и не особо нужны — достаточно лишь, чтобы артисты качественно сыграли. К счастью, в новом спектакле «Сузір'я» это не так. «Увертюре до побачення» подобрана хорошая рама (художник — Полина Адамова). Это касается, конечно, одежд героини — работа костюмера Ирины Батько и фитодизайнера Лики Гарусовой дала прекрасный результат. Мария одета не просто привлекательно — ее убранства вторят судьбе, изменяясь согласно с ее причудливой и ломаной историей, придают их носительнице подчас вид нереальный, фантасмагорический — как, впрочем, и положено выглядеть воплощенному воспоминанию. Преобладание теней в гамме освещения спектакля добавляет к этому сновидению о прошлом «атмосферную» убедительность.

Итак, история двух любящих, страдавших и воссоединившихся была рассказана. Главное же то, что в ней незримо присутствовал третий — зритель, которого создатели спектакля, судя по всему, не забывали, так или иначе ориентируясь на него. Тот самый зритель, который любит красивые, изящно рассказанные истории о любви. Любви с благополучным исходом — даже после многих несчастий.