«А ты заработай!»

Куда бы ни водила судьба Иосифа Зламанца — осваивал целину в Казахстане, добывал уголь на Урале, выращивал рис на Дальнем Востоке, — отовсюду он возвращался в родные края, чтобы, в конечном итоге, стать первым фермером в округе.

СЛОМАННАЯ СУДЬБА МАЛЕНЬКОГО ЗЛАМАНЦА

Самым ярким воспоминанием маленького Иосифа были иконы. Они висели в два ряда и были разных размеров. Верхние — прямоугольные, а нижние — круглые. Первые принадлежали его маме — православной украинке, а нижние — папе, поляку-католику. И никаких религиозных споров в доме! Родные уберегли младшего сына Зламанцев и от картины казни его мамы поляками, и от ее похорон. Он и маму не помнит — ему было всего несколько лет, когда она погибла, однако, по рассказам сестры и односельчан, ярко представляет себе ту картину. Здесь нужно заметить, что и в Ягодном, близ которого стоял хутор Зламанцев, и в Гайках, где сегодня живет с семьей Иосиф Петрович, хватало польских колонистов. До сих пор одну из территорий называют «садиком пана Иваницкого», а часть когда-то частного леса — «лесом Богуша».

Последний пан и держал в руках, как рассказывают очевидцы, топор, от которого погибла мама Иосифа...

— Мою маму погубило вот что... Хотя до определенного времени между польскими колонистами и коренными жителями наших краев не было никаких конфликтов, так как и наша семья была украинско-польской, и десятки других, но пришло время, когда были забыты все хорошие отношения. Как рассказывала старшая сестра, люди ждали набегов поляков, потому что они уже случались в соседних селах. Но были и бандеровские отряды, выступавшие с украинских позиций... Однажды загорелась соседняя хата, в полукилометре от нашего хутора. Тут же все, что могли, побросали на воз, сели на него брат, сестра и я маленький. А мама осталась, не боялась, что ее тронут, все же жена поляка. Ей жалко было добра: вышитых подушек, перин... В тот день в округе убили четырех женщин, деток малых разрывали за ножки... Поляк выстрелил и по нашей повозке, на которой мы убегали в лес, но не попал, потому что далеко. Убитую маму, заметая следы, еще бросили в колодец в лесу. Но все это видел мужчина, который в одном из соседских дворов спрятался на высоком дереве. Спустя многие годы, когда я вернулся с заработков в России, узнал, где мамина могила. С сынком мы пошли... Уже и дуба не было, у которого ее закопали, только большой пенек. Люди подсказали: там песок вокруг, а где будет черная земля — копайте. Маму закопали очень мелко, где-то на полметра. Череп пробит был вот так, около уха, не лезвием, а обухом. Поляки и теперь умнее нас, ездят себе по Украине, ставят лампадки и памятники на могилах своих соплеменников. А на таких, как моя мама, и креста не было бы, если бы мы не нашли могилу. Мы ее прах перенесли на наше кладбище, я на памятнике просил и надпись сделать: «Погибла от рук поляков», но мне сказали, что «политических надписей делать не будем».

Политика и межнациональная вражда не только лишили жизни молодую женщину. Они разрушили устоявшийся характер семейной жизни. Отец, который во время трагедии был на работах в Германии (поехал туда вместо старшего 17-летнего сына), на Волынь уже не вернулся. Имел вторую семью, а возвращаться не хотел, боясь преследований за национальность... Даже о смерти его вторая семья сообщила через три дня. Но Иосифа у себя все же приняли.

— В том селе жил — представляете? — и Богуш, который мою мамку убил... Очень хотелось посмотреть ему в глаза. Но мне раз сказали, что куда-то из села уехал, потом другой раз, и я понял, что не нужно настаивать. Потому что это были бы для всех лишние эмоции. 10 лет назад я был еще крепким мужчиной! Польские родственники предлагали переехать к ним, ведь «своя кровь». Но я должен быть патриотом своей Родины!

Капризная судьба сделала еще один неординарный поворот в биографии Зламанца. Отец его жены — Евы Ульяновны — попал к бандеровцам. И хотя рассказывал, что не успел и оружия в руках подержать, а только лопату, которой вместе с другими сельскими мужиками закапывал убитых поляков, однако получил на полную катушку: 25 лет лагерей, которые отбыл от звонка до звонка. И потом еще 17 лет прожил в родном Ягодном!

— У меня на него совершенно не было аллергии, а вот у него на меня немножко была, так как я уже был коммунист, да еще и поляк, а за поляков он же и отсидел, — говорит сегодня Зламанец. — Однако, имея польскую кровь, называюсь украинцем, меня и крестили в православной церкви, так мама захотела. И хотя папа был католиком, это семейному счастью не помешало.

НА ЦЕЛИНУ ПОСЛАЛА БЕЗОТЦОВЩИНА

В 15 лет, подправив дату в паспорте (с 1941-го на 1940-й), Иосиф поступил во Владимир-Волынское училище, которое готовило механизаторов. Дома не имел, родителей не было, жил при сестре, а шурин лишнему рту был не особо рад. Учили же парней всего три месяца, отправив в Казахстан на целину, где некому было собирать большие урожаи. Обещали там доучить, однако пришлось сразу садиться за руль трактора. На снимке 50-летней давность мой собеседник — еще ребенок, худенький подросток. А целинные загонки простирались не на километр, как в Гайках, а на целых 25 километров! Северный Казахстан, совхоз «Черкасский» в ста километрах от Петропавловска... Больше всего среди целинников было украинцев.

— Делали много, а что зарабатывали? — говорит Зламанец. — Нужно было какого-то Ваньку сделать Героем, так мои, и не только мои, гектары приписывали ему. Зарплату выдавал директор совхоза: выписывал талон в столовую. Просили 100 рублей, а подписывал на 25. Говорил, съедите — снова приходите.

В позапрошлом году, спустя полвека, решил Зламанец все же побывать в тех местах, где на целине прошла его юность. Встретил только жену бывшего друга. Совхоз «Черкасский», который и по сей день существует, остался, на его взгляд, тем же «советским» островком. Правда, отношение местного населения к целинникам сменилось на пренебрежительное. Почти все украинцы отсюда уехали. Люди здесь, говорит, как будто в изоляции. Как полвека назад сюда завозили пресную воду, так завозят и до сих пор. Дрова выписывают в ограниченном количестве, самому их приобрести сложно. Газ баллонный. Картошка родит раз в несколько лет. Ограничивают количество скота в собственном хозяйстве. Потому что на одного кабана выдают определенное количество корма. Правда, очень много держат коней, видел полутысячные табуны.

Однако, кроме разочарований, поездка через три границы помогла вспомнить и лучшие времена. Ведь после целины Иосиф Петрович еще... поехал на Урал, в Челябинск, где жил один из родственников, который аж сюда убежал от советской власти из-за связей с бандеровцами.

— Сказал, что если выдержу, может устроить на работу на шахту. Я выдержал.

Потом была трехлетняя служба в армии: в Сибири и Казахстане. Еще год работы на шахте. И, наконец, родное Ягодное.

— Я был языкат немного, но хотел зарабатывать деньги, и зарабатывать много. В колхозе мне дали трактор. Мы работали с напарником через день и получали, как по тем временам, очень хорошие для колхозника деньги: по 200 рублей. Начали председателю колхоза сигнализировать... Тот собрал все мои маршрутные листы, проверил обработанные поля и собрал совещание. И всем, кто считал мои деньги, закрыл рот: кто пишет жалобы, пусть сам так поработает!

— А как ты около вербы пахал ночью, что я тебя уже ходила искать?.. — спрашивает Ева Ульяновна.

Удивительно, но поток жалоб Зламанцу пришлось пережить еще раз, уже в более близкие нам времена, когда после Дальнего Востока снова вернулся в родные края. Так же пошел в колхоз, сел на трактор, хотя его всегда сватали «в начальство». Имел же образование агронома, которое получил в Уссурийске. Но кто же выдержит его темп, если Иосифу, говорят в селе, и Пасха не Пасха, и Троица не праздник, если в поле есть работа? В конечном итоге Зламанец стал первым фермером в округе, о чем ничуть не жалеет. Но до этого решения были еще годы работы (вместе с женой) в том же Северном Казахстане, где надеялись получить квартиру, однако не получилось. Уступив свою очередь женщине, проживавшей в конуре, Зламанец потом обнаружил, что его... обманули, обещанное жилье в другом доме не дали. Но тогда пришло время, когда украинцы, как писал писатель Солженицын, «обустраивали Россию». Украинцев массово вербовали не только в Тюмень или Сургут, но и на Зеленый Клин, земли на Дальнем Востоке, которые именно украинцы испокон веков и осваивали.

НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ ЕЗДИЛ НА... РЫБЕ

На новую землю обетованную Зламанцы добирались поездом 14 дней! Младший сын в поезде и ходить учился.

— Нашего брата-украинца там было процентов 70. Встретил не только много бывших бандеровцев, но и людей, убежавших сюда еще от первых советов. Хотя как-то так складывалось, что и русские мне везде попадались очень хорошие. Они менее склонны, чем украинцы, подъесть ближнего...

Жили в поселке на берегу пограничного озера Ханка. Ближайший город — название-то какое! — Камень-Рыболов. До Уссурийска — 100 километров, недалеко и Спасск Дальний. Замечательный климат (на картошке не было и колорадского жука), огромное количество свободных домов... В Приморье Зламанцы задержались на восемь лет. Жена учительствовала, Иосиф Петрович выращивал рис. В материальном плане жили очень богато. Кроме риса, здесь росло, говорит, все. В озере щедро водилась разнообразная рыба. Был даже анекдотический случай, когда на крупной рыбине ему удалось... проехаться. Ведь нерестилась рыба в каналах, которыми подводили воду на рисовые поля. Прыгнул Иосиф Петрович в такой канал, чтобы поймать огромную рыбину, ухватился за нее, а она и понесла... По той благополучной жизни сейчас очень скучает, но звала к себе Украина, в Ягодном жили старые Евины родители.

Однако, посетив Казахстан, целину, теперь Зламанец собирается (если финансируют поездку сыновья) проведать и Дальний Восток. Фермерство на родной украинской земле тешит его самолюбие возможностью хозяйничать самому. Но, как говорит, «если бы я был нервным, то не выдержал бы преград», которые родная власть так же ставит перед сельским хозяином. Чтобы приватизировать несколько гектаров земли, пришлось собрать целых 35(!) разрешений, за каждое — плати. Заставляли засыпать пруд, который выкопал на месте бывшего болота, поскольку «на карте указано: болото». 24 гектара земли (фермерский надел, паи собственные, жены и ее родителей) обрабатывают, говорит, «молча и сами». Людей нанимает только в час пик, когда нужно, например, загрузить картофелем фуру, которую сынок-предприниматель прислал из Харькова.

— Тогда прошу всех подряд. На ногах стоит — значит, хороший мужик. Но за водку у меня никогда не работают, плачу деньгами.

Говорит, что сын очень Гайки с Ягодным выручает, заготовляя здесь картофель. И по 100 тонн, и больше. Цену дает самую высокую.

— Это ж столько денег люди благодаря нам заработают! А бывает, что кривятся: наживаются на нас, зарабатывают, — аж перекривляет кого-то из обиженных. — Так ты возьми и заработай!