В Европу — как на Сахалин...

От Забужья до границы — рукой подать. А кажется, что большей глухомани с размеренной однообразной жизнью не найти. Пески-лески-перелески — вот и весь пейзаж. В селе, название которого сами обитатели иначе как «уже и Богом забытое» не расшифровывают, не надеются ни на Любомль, ни на Луцк, ни на Киев. Разве что немного на Варшаву с Брюсселем! Если станет реальностью еще один межгосударственный переход — в Грабовом, что за 9 километров от Забужья, село, через которое тогда прошла бы международная трасса с соответствующей инфраструктурой, не то что оживет — воскреснет.

А нынче, по образному выражению рожденной в Забужье волынской поэтессы Нины Горик, кажется, что и действительно «XXI век закончился в Ягодине»...

«Вам — туда! Туда дороги нет, там бездна, но вам — туда!» В бездну мы не собирались, но нам было таки «туда». Позади остался автобан и село Ягодин по обе его стороны, Старовойтово с многочисленными терминалами и мусорниками, поворот на село Ровно, которое одно из немногих волынских приграничных сел не выступает в роли «задворка Европы». Фраза, которой заканчивается юмореска, часто звучавшая в радиопередаче «Утренняя почта», вспомнилась не случайно. В юмореске ею разразился раздраженный гаишник, которого достал, прикинувшись «шлангом», водитель-нарушитель. А кто и когда прозвал путь к Забужью (25 километров дороги с ямами и колдобинами) «трясогузкой», история замалчивает. Буквально в последние годы ее начали ремонтировать, и вскоре, возможно, переназовут «дорогой жизни».

— Смотрите, какие милые хатки! — пренебрежительно морща нос, несколько лет назад иронизировал, завидев за окном автобуса волынские села, один из польских журналистов, с которым волынские и белорусские коллеги проехались по дорогам трех государств в рамках туристического маршрута «Евротреугольник дружелюбия». Маршрут как-то не получил широкой популярности, а «хатки» остались. Исторически Забужье родилось не на том месте, на котором стоит нынче. Предки основали его на берегу речки. Интересно, что теперь она с украинской стороны — за селом. Так о каком «за Бужье» речь идет? Вероятно, когда-то на двух берегах реки жил один народ. Об этом свидетельствует и тот факт одно из сел Забужского сельского совета — Новоугрузское — после очередного передела Польши потеряло свою вторую половинку — Старый Угрузск остался в Польше.

— Разделили семьи. У меня самого троюродные родственники стали польскими гражданами, — говорит забужский сельский голова Сергей Степанович Хомик.

По иронии судьбы центральная улица Забужья, если ехать «от Европы», от Ягодина — едва ли не сплошь пустоши и старые дома. Параллельно с обеих сторон трассы за «хатками» идут улицы красивых домов, но их не видно. Поэтому теперь самым главным признаком европейскости для Забужья стали аж две вышки сотовой связи вблизи сельсовета, поскольку до того стационарные телефоны в селе можно было сосчитать по пальцам. Но польские операторы наших элементарно вытесняют. «Велком в Оранж! Желаем приятно провести время в Польше!» — такую эсэмэску (и на экране вместо UMС — PZ.IDEA) получила я на мобильник уже в первые минуты пребывания в Забужье. Местные жители вручную переводят свои сотовые телефоны назад, в украинское пространство, а за деньгами на «пропитание» ездят преимущественно в Польшу. В Забужье никакого производства, кроме небольшой частной пекарни, в которую переделали бывшую колхозную баню, нет. И хотя забужский хлеб по качеству составил конкуренцию любомльскому, несколько рабочих мест в ней погоды не делают. Еще две бригады строителей (до двух десятков человек) работают на стройках в Любомли. Колхозные фермы и склады в селе еще не разобрали. Однако одна тетя Люба, живущая на отдаленном хуторе в лесу, составляет конкуренцию целому забужскому колхозу. У нее столько скотины, как в колхозе (там 13). В селе старую женщину считают чудачкой, потому что живет одна (сыновья умерли, дочь в России), а держит семь коров, двух телят, много свиней. И примеру ее следовать не спешат. У забужцев, как говорит кассир сельсовета Татьяна Ивановна Коваль, нет такой предпринимательской жилки, как у обитателей соседнего села Столинские Смоляры (потому что даже пекарню для Забужья сделали бывшие столинские учителя).

— Они испокон веков где-то деньги зарабатывают. То все дружно поехали на сахарную свеклу, то в Тамбов или Саратов на стройку... А особенно столинцы поднялись на контрабанде спирта и папирос, когда, было время, в Польшу разрешали ездить на мотоциклах. За день несколько рейсов можно было делать...

Классовой неприязни между более бедными селами забужского куста и богатыми Столинскими Смолярами содействует и менталитет жителей. Если на свадьбе или дискотеке столинцы, будут биться и люди, и тарелки... В округе ходит шутливая быль, что когда сойдутся забужцы, то перво-наперво будут говорить о водке (хотя в селе практически нет баров), новоугружцы — о деньгах (которые выручают за выращенный скот), а столинцы — о «бабах». Последние «подвижнее» не только в бизнесе, но и в любви.

Забужский священник, отец Александр (Миронов), который, невзирая на молодость (только 27 лет) и непродолжительное время служения в приходе, пользуется уважением у прихожан, говорит, что в Забужье живут «домоседы, а не торгаши».

— Тут такие трудяги, которых нет ни в одном селе. Я вижу их тяжелый труд. Понабирали гектаров, и трудятся в поте своего лица.

Прошлым летом на забужском хуторе «Сахалин» щедро уродили яблоки. Если бы не на хуторе, да не «трясогузка» и удаленность от райцентра, то экологически чистые плоды могли бы существенно пополнить семейный бюджет. Однако яблоки приходится есть свиньям. Татьяна Ивановна Коваль, которая на «Сахалине» в невестках, сознается:

— Всегда держали две свиноматки, а теперь будем одну, для себя. У нас село еще на премиксы не перешло! А цена что на натурпродукт, что на выращенное на химии— одинаковая, и сбыта нет. Мы же из химии применяем только морилку от колорадского жука...

С каких пор «Сахалин» стал «Сахалином», не знает и ее свекруха, Елена Марковна. «Сахалінцями» были уже ее дед и баба, а она сама топчет «сахалінську» землю седьмой десяток. Не знаю, как на Сахалине дальневосточном, а на забужском, на околице леса, очень хорошо родят грибы. Белые растут просто за поленницей и в сезон у Ковалей на обед чаще всего — жареные грибы. На чернике забужский люд зарабатывает, по выражению бабы Елены, «американские» деньги (потому что много, тысячами гривен). Невестка рассказывает, как лежала с дочерью в луцкой больнице.

— Врач советует: вам нужно попринимать биологически активные добавки, гулять в соснячке, принимать хвойные ванны... А мы кабана выкормим, молодой картошки накопаем — будут нам и «добавки»!

Из Ковалей работает только Татьяна Ивановна, и свою мизерную, собственно, зарплату, «как для села» считает неплохой. Мать получает пенсию, муж, Анатолий Васильевич, вынужден заниматься большим домашним хозяйством.

— Забитый угол! — признают. — Может, как будет автопереход в Грабовом, то и в Забужье деловых людей заинтересует какая хата или земля под нею?..

Отец Александр на проблему выживания небогатых приграничных волынских сел смотрит со своей, как говорят, колокольни:

— Как у государств бывают взлеты и падения, так и у сел. Все должно вернуться на круги своя...

Батюшка родом из села Куснище, в 30 километрах от Забужья. Служил в кафедральном Владимир-Волынском соборе при владыке Симеоне. Однако всегда хотел на приход. Держал и бычков, держит нынче четыре свиньи, большие огороды. Священником стал уже в 20 лет, поступив сразу на второй курс духовной семинарии (и учится еще и в духовной академии). Когда говорит на службе «казань» (проповедь), люди плачут. Вспоминают душевные его слова, когда погребал «бомжа»... За требы, в частности похороны, берет едва ли не меньше всех в районе, а если, случается, привозят покойника, который умер где-то далеко, но завещал похоронить себя на родине, то и совсем может денег с родных не взять. Батюшка теперь выступает своеобразной статистической службой села: в год похоронит 50, окрестит 20, обвенчает 5 или 7 пар... За короткое время изучил всех прихожан (а обслуживает несколько сел), что не считает особой заслугой, потому что такая священническая миссия... При отце Александре в Забужье надумали строить новую церковь, поскольку та, что есть — далеко от села, на кладбище, и тесная. На нее община решила отдать кирпич с помещения бывшей вспомогательной школы.

Вот и все «стройки века» в Забужье, которое упрямо пытается выйти из географического тупика на автобан в Европу. «Огнями ослепит, засияет «Ягодин» на табло. Из Европы — в Европу — гостеприимно распахнет ворота. И несется по автобану в быстрых мерседесах Европа, и ползет безпросветная дорога в полесское село. Выбоины «лают», тихо «шипят» лужи, из автобуса выйдешь — тут же туфли полны грязи... Знают ли такую Украину государственные мужи — и те, что где-то рядом, и те, что далеко — верховные?!» — такие впечатления от родного Забужья вдохновили волынскую поэтессу Нину Горик на стихотворение «Осень. Вечер. Дорога в село», хотя слово «осень» можно заменить на «весна», а «вечер» на «утро», но от этого для забужцев смысл не поменяется.

Когда мы уже выехали за Столински Смоляры, на моем мобильнике появились «родные» буквы «UMС». От радости, что мы уже в украинском сотовом пространстве, позвонила по телефону в Луцк. Но «PZ.IDEA» еще успела скачать с моего счета деньги, словно мы действительно были в Poland. Подумалось: так близко Европа! А на самом деле она так далеко, как настоящий Сахалин от своего волынского брата.