Поднимая дух нации

«Самі себя звоювали» (оценка Иваном Мазепой ситуации в Украине в начале XVIII века); «Доборолась Україна до самого краю, Гірше ляха свої діти її розпинають» (это уже — Тарас Шевченко, середина ХІХ века); «Ти, брате, любиш Русь, Як хліб, як кусень сала» (стихотворение «Сідоглавому» Ивана Франко, рубеж ХІХ и ХХ веков)... Все это — слова бесконечно горькие, исполненные той болью-мукою, которая зарождается только из «взрослой», зрелой, ответственной любви к Отчизне (и в то же время из ненависти к ее страданиям, ее недостаткам, ее доморощенным оборотням). Такого рода инвективы можно множить и множить. И совсем не случайно создается впечатление, что сказано все это будто сегодня, просто сейчас; ведь каждый, кто «причастен» к нашим уникальным духовным и политическим реалиям, кто видит господствующие на публичной украинской сцене постоянные «аксессуары» предательства и самовлюбленного, гламурного ренегатства: хаос и беспорядок, сладкую демагогию и манию обещаний, злобную готовность в любое мгновение вонзить нож в спину любому союзнику или партнеру — тот подтвердит, что саркастические стрелы Великих Украинцев направлены именно на нас (не только на «элиту» — на каждого из нас!).

В чем же корни этого зла? Почему же мы, украинцы, так тяжело преодолеваем национальный раздор, эгоизм, комплекс «малороссийской» второсортности, линию политического, культурно-исторического, конфессионального и социального разделения? Нужно думать об этом, анализировать реальное, а не подкрашенное в приятный розовый цвет состояние дел, искать новые и новые источники для творческих дискуссий.

Как это ни парадоксально (а парадокс этот трагический, и это стоит четко понимать), для поисков ответа часто не нужно отправляться в зарубежные архивы, в далекие от Украины исследовательские центры и институты, гуманитарные учреждения диаспоры. Много чего за годы независимости Украины уже издано и является вполне доступным для широкого круга читателей — нужно только настойчиво, серьезно и вдумчиво искать истину. Наш разговор — о книге, которая помогает в этом деле.

«Дневники» Евгения Харлампиевича Чикаленко (1861—1929), выдающегося украинского общественного деятеля, мецената, предпринимателя, глубокого мыслителя и талантливого писателя, впервые были изданы во Львове в 1931 году. Современного украинского читателя с «Дневниками» (в двух томах) еще в 2004 году ознакомило издательство «Темпора» (руководитель — пани Юлия Олийнык, человек, который очень многое делает для сохранения и развития национальной исторической памяти украинцев); однако приходится с огромным сожалением констатировать, что это произведение, которое, бесспорно, достойно того, чтобы стать настольной книгой украинского интеллигента наших дней (или же, если угодно, человека, который, ощущая связь времен, осознает, что не с нас, любимых, началась Украина, и не нами она закончится — а это, по сути, и есть самый существенный признак интеллигентности!), не оказалось, мягко говоря, в центре общественного внимания. А тем из наших сограждан, кто претендует на то, чтобы стать — по высшему, «гамбургскому» счету — интеллектуальной, научной и политической элитой государства, «Дневники» Чикаленко необходимо знать едва ли не наизусть, столько там на удивление точных наблюдений, нетривиальных мыслей, уникальных рассказов об общении с известными или забытыми сейчас людьми... Итак, попробуем очень кратко рассказать об этом блестящем образце дневникового жанра (кстати, нужно прибавить, что первые десятилетия своей жизни Чикаленко воспроизвел уже в другом жанре — мемуарном).

Что, собственно, знает об Евгении Харлампиевиче наша публика? Наверное, вспомнят, что этот человек приложил очень много усилий, средств, здоровья, энергии — перечень можно продолжать — в поддержку украинской национальной прессы после революции 1905 года (в первую очередь, речь идет, конечно, о знаменитой газете «Рада», вокруг которой группировались лучшие силы тогдашней отечественной журналистики), в поддержку (как финансовую, так и моральную) наиболее талантливых украинских писателей начала ХХ века (назовем, из-за отсутствия места, только две фамилии: Михаил Коцюбинский и Борис Гринченко (а можно привести еще десятки имен!). В конечном счете, по всей вероятности, читатель вспомнит об известном выражении Евгения Чикаленко: «Нужно любить Украину не только до глубины души, но и до глубины кошелька». Но реальную, настоящую судьбу Чикаленко (без выдумок и стереотипов), реальный круг его идей, круг его окружения, друзей, соратников и врагов — все это возможно понять и представить, только очень внимательно прочитав его блестящие «Дневники».

Записи Евгения Чикаленко хронологически охватывают период с 1907 по 1919 год — решающее, судьбоносное время для Украины ХХ века. По собственному признанию (это важно для понимания замысла автора), Чикаленко «садился за дневник только тогда, когда что-то возмущало или наводило печаль», а поэтому «дневник мой вышел односторонний». Однако эта «односторонность» отнюдь не является недостатком произведения, скорее всего как раз наоборот. Те «возмущения» и «печаль» именно и делают этот дневник не просто ценным историческим источником, но и уникальным свидетельством гражданской позиции автора. Кроме всего прочего, «Дневник» интересен и тем, что содержит немало интересных исторических портретов нерядовых людей, которые достойны нашего внимания и сегодня, потому что играли в то время заметную роль в общественной, культурной и политической жизни Украины.

Вот, например, Михаил Драгомиров, киевский генерал-губернатор в те годы. Как его аттестует Чикаленко: «Драгомиров, хотя и не был активным украинцем, но, бесспорно, с большими украинскими симпатиями, которых и не скрывал никогда, а умно, насколько позволяло ему высокое положение, проводил их в жизнь. Он... настоял, чтобы солдаты пели украинские песни; выхлопотал «Київській Старині» разрешение на печатание украинской беллетристики; хлопотал о разрешении на издание научно-популярных книг на украинском языке для народа и ужасно возмущался, что правительство душит украинское культурное движение». Возмущение свое генерал излагал в виде точных формул, которые сразу попадали в «десятку», например: «Они там (в правительственных кругах Петербурга. — И.С.) смешали «единодушие с единообразием» и хотят все народы России подвести под один ранжир». В устах высокого сановника империи, человека, хотя и критически настроенного в отношении конкретной политики «верхов», но во всяком случае далекого от революционных убеждений такое признание дорогого стоит! Особенно в свете довольно популярных сейчас теорий (популярных в том числе и в среде некоторых убежденных российских либералов) о «демократичности», «прогрессивности» и «перспективности для сегодняшнего дня» политического режима царя Николая II, который (режим) рассматривается едва ли не «корнями», к которым современной России стоило бы вернуться... Словом, как утверждает Чикаленко, «наиболее спокойно нам, украинцам, в Киеве жилось при покойнике генерал-губернаторе М. И. Драгомирове. Каждый из нас уверен был, что когда кого-нибудь беспричинно арестуют, то профессор В. Антонович или П. Житецкий, приятели Драгомирова, выручат».

И такие портреты активных действующих лиц исторической украинской драмы (Бориса Гринченко, Николая Михновского, Сергея Ефремова, Михаила Коцюбинского, Михаила Грушевского, Ивана Франко, Елены Пчилки...) встречаются едва ли не на каждой странице «Дневника». Иногда это — краткие, но меткие характеристики-«зарисовки» на почве личного общения автора с конкретным своим героем (заметим, к слову, что сторонники, например Николая Михновского, которых в Украине не так уже и мало, вряд ли обрадуются, прочитав, в каком ракурсе представлен у Чикаленко этот деятель...). А иногда — подробные записи не только сугубо дневникового, но и мемуарного характера (кстати, грань между этими двумя жанрами у Чикаленко нередко становится весьма условной). Хороший пример здесь — материалы, посвященные Сергею Ефремову; они являются незаменимыми практически для каждого, кто исследует его жизнь и творчество.

Однако самый интересный, самый удивительный герой «Дневников» — сам Евгений Харлампиевич Чикаленко. То, что этот человек всего себя отдавал украинской культуре, украинской прессе, украинскому слову — это сущая правда. Но это «правда», представленная нам в абстрактном виде. Когда же вчитываешься, например, в такие признания Чикаленко: «Я себя от газеты («Рада». — И.С.) не отделяю; кто враг нашей газете — тот враг и мне. Я считаю газету теперь самым жгучим делом нашим», или, немного позднее: «Я трачу деньги, но и не из прибылей, а продаю землю и вкладываю деньги в газету; трачу свое здоровье, энергию, а единомышленники относятся равнодушно или враждебно, а о неединомышленниках я и не говорю...» — то воочию представляешь, в каких условиях жил и работал этот человек, которого кое-кто считал едва ли не миллионером-богачом (а на самом деле в «Дневнике» регулярные роптания: где взять деньги на «Раду»? Долги, долги, долги...).

Едва ли не самое большое впечатление производят на читателя обобщения, размышления, рассуждения Евгения Чикаленко, которые касаются социально-политической ситуации в Украине, а также особенностей нашего национального характера. «Это характер украинский такой, что мы прежде всего начинаем сами с себя, что мы все в первую очередь делаем свои дела, а потом общественное», — попутно, без пафоса замечает Чикаленко, и это дает богатую пищу для размышлений. А вот вывод, который делает Евгений Харлампиевич, убежденный сторонник эволюционного, а не революционного развития общества (недаром он был одним из лидеров Общества украинских поступовцев!), наблюдая жизнь мятежного, возмущенного украинского села 1905—1908 годов: «Едва ли не все бывшие революционеры сделались шпиками или экспроприаторами» (!).

Кстати, очень дорогого стоят слова, которые услышал Чикаленко от одного из крестьян: «Не жалеете вы денег, чтобы просветить нашего брата» (высшая похвала!).

Много горьких слов находим у Чикаленко, человека воистину трезвомыслящего и далекого от каких-либо иллюзий, о состоянии национального сознания украинцев (на тех, понятно, землях, которые входили в состав Российской империи) эпохи 1906—1914 годов. Автор обращает внимание на некий «заколдованный круг»: «чтобы существовала пресса, нужно сознательное гражданство, чтобы было сознательное гражданство, нужно, чтобы существовала пресса!» (со временем Чикаленко добавил: «и национальная украинская школа!»). Почему это так? Потому что «по городам нет еще интеллигенции, которая говорила бы по-украински дома, в семье, на улице и вообще везде, она еще только рождается. О сельском народе я и не говорю, потому что он или совсем неграмотный, или искалечен русской школой и не может, а то и не хочет читать украинскую газету... По городам обстоятельства другие. Здесь администрация и вообще всякое начальство не так угнетает обывателя в его частной жизни; но города наши так «змосковлено», что очень, очень малый процент людей проявляет какой-то интерес вообще к украинству. И здесь украинскую газету выписывает только человек национально сознательный». Поневоле думаешь о той роковой роли, которую сыграл этот «заколдованный круг» в период национально-освободительной борьбы 1918—1922 годов...

И именно Евгений Чикаленко всю свою жизнь (он умер в эмиграции, в Чехии, в 1929 году) посвятил тому, чтобы разорвать этот «заколдованный круг». Он писал: «Эта мелкая работа для возрождения украинской нации напоминает легенду о построении Киево-Печерской колокольни: что построят мастера за день, то ночью уходит в землю; и так оседало их строение несколько лет. А когда закончили строить колокольню по плану и поставили крест, то за одну ночь вся она вдруг вышла из земли». Пусть же эти слова Чикаленко вдохновляют нас сегодня.