«Я еще могу сказать «нет»

...Разговаривают два человека. Один из них — крепкий седой мужчина, властитель жизни и смерти подданных, царь Креон. Все его лицо в морщинах, он уставший, ему приходится нести тяжелый груз — руководить государством, и он часто спрашивает себя: зачем, собственно, нести этот крест, не лучше ли было бы перепоручить эту грязную работу другим, тем, которые не привыкли много думать? Однако каждое утро перед ним опять предстают проблемы, которые нуждаются в срочном решении, и он спокойно приступает к работе. Потому что он царь, и это является его обязанностью.

Второй — его племянница, Антигона, дочь брата, покойного царя Эдипа. Она худощавая, маленькая, словно птенец, ей только 20 лет. Ей надлежит умереть — так она решила, и это — абсолютно добровольный выбор. Девушка хочет жить, безумно хочет жить («Кто, если не я, вставал спозаранку только ради того, чтобы ощутить ласку утреннего прохладного ветерка, и так каждый день? Кто ложился позже всех, даже падая с ног от усталости, чтобы еще немного насладиться прелестью ночи? Кто в детстве плакал из-за того, что нельзя в полях сорвать все цветы, поймать всех зверушек? И ты говоришь, что я не хочу жить?» — так едва слышно шепчет Антигона своей сестре Исмене) — однако сознательно выбирает гибель.

Дело в том, что братья Антигоны и сыновья Эдипа, Этеокт и Полиник, которые должны были поочередно, на протяжении года каждый, властвовать в Фивах (именно в этом древнем греческом городе и разворачивается действие нашего трагического сюжета), начали борьбу между собой и убили друг друга под стенами города. Этеокл, старший, по истечении срока своего правления отказался уступить место брату. Семь чужеземных царей, которых Полиник перетянул на свою сторону, было разгромлены перед семью вратами Фив. Теперь город спасен, оба брата-врага погибли, и Креон, новый царь, приказал торжественно похоронить тело старшего брата, Этеокла, а тело Полиника, этого мятежника, бродяги, лентяя, не оплаканное и не похороненное, оставить на растерзание шакалам и воронам. Любой, кто осмелится похоронить тело Полиника, будет беспощадно казнен. Антигона осмелилась — прекрасно зная, что ее ждет. Почему?

АКТРИСА СВЕТЛАНА КОРКОШКО В РОЛИ АНТИГОНЫ. СПЕКТАКЛЬ ТЕАТРА им. ИВАНА ФРАНКО ПО ТРАГЕДИИ СОФОКЛА

Перед нами знаменитый, «вечный» сюжет мировой литературы, созданный еще Софоклом (в пьесах «Царь Эдип» и «Антигона»). Суть поражающего конфликта здесь — тоже «вечная»: отношения свободной личности и государственной деспотической власти. Именно поэтому трагедия выдающегося, всемирно известного французского драматурга ХХ века Жана Ануя (1910—1987) «Антигона», написанная в 1942 году в оккупированной нацистами стране Жанны д’Арк и Виктора Гюго, поднимает всегда важные и актуальные проблемы истории, всегда насущно важные вопросы освобождения человеческого духа от тирании — пусть даже замаскированной догмами «здравого смысла». Трагедия Ануя «Антигона», которая обошла сцены многих стран мира, не очень известна у нас в Украине. А зря! Потому что в этом произведении автор ищет (для себя и для нас) ответ вот на какой «простой» вопрос: что заставляет физически беззащитного человека — одного против всего мира — бросить вызов «всесильной» власти, выступить с протестом, сознательно рискуя жизнью? Надо ли говорить, что вопрос этот, в дни революционных событий января 2014 года в Украине, является совсем не абстрактным? Поэтому, читатель, послушаем, о чем говорят Креон и Антигона. Царь настроен совсем не воинственно, напротив, он стремится спасти ее.

«Креон. Почему ты пыталась похоронить брата?

Антигона. Это мой долг.

Креон. Но ведь я запретил!

Антигона (Тихо). И все-таки я должна была это сделать. Тени непогребенных вечно блуждают, нигде не находят покоя. Если бы мой брат был жив и вернулся усталый после долгой охоты, я бы разула его, дала бы ему поесть, приготовила постель... Последняя охота Полиника окончена. Он возвращается домой, его ждут отец, мать и Этеокл. Он имеет право отдохнуть.

Креон . Он был бунтовщик и предатель, ты это знала!

Антигона. Он был моим братом.

Креон. Ты слышала, как на всех перекрестках читали мой эдикт, ты видела, что он вывешен на всех городских стенах?

Антигона. Да.

Креон. Ты знала, какая участь ждет каждого, кем бы он ни был, если он осмелится воздать телу Полиника погребальные почести?

Антигона. Да, знала.

Креон. Ты, может быть, думала, что раз ты дочь Эдипа, дочь гордого царя Эдипа, то для тебя закон не писан?

Антигона. Нет, я этого не думала.

Креон. Закон прежде всего существует для тебя, Антигона, прежде всего для царских дочерей!

Антигона. Если бы я была служанкой, мыла посуду и вдруг услышала, как читают эдикт, я вытерла бы грязные руки и, не снимая фартука, пошла хоронить брата.

ТРАГЕДИЯ АНТИГОНЫ. РИСУНОК ХУДОЖНИКА ЮРИЯ СЕЛИВЕРСТОВА

Креон. Неправда. Если бы ты была служанкой, ты не сомневалась бы, что тебя казнят, и оплакивала бы своего брата дома. А ты рассудила так: ты царской крови, моя племянница, невеста моего сына, и что бы ни случилось, я не осмелюсь тебя казнить.

Антигона. Ошибаетесь. Наоборот, я была уверена, что вы меня казните.

Креон. (Смотрит на нее и вдруг шепчет). Гордыня Эдипа! В тебе говорит гордыня Эдипа, твоего отца... Простые человеческие чувства в вашей семье не приняты, они вас стесняют. Вам обязательно нужно вступать в единоборство с судьбой и смертью... Ну нет! Эти времена для Фив миновали. Ныне Фивы имеют право на царя, чье имя не прославится в истории. Меня, слава богу, зовут просто Креон. Я обеими ногами стою на земле, засунув руки в карманы и раз уж я царь, то — поскольку честолюбия у меня меньше, чем у твоего отца, — решил посвятить себя тому, чтобы на той земле установился, если возможно, хоть какой-то порядок. Это тебе не авантюра, а повседневная работа, не всегда приятная, как, впрочем, всякая другая работа. Но раз уж я здесь для того, чтобы делать эту работу, я и буду ее делать... (Смотрит на нее улыбаясь) Казнить тебя? Да ты погляди на себя, воробышек! Слишком уж ты худа. Лучше растолстей немножко, чтобы родить Гемону здорового мальчугана. Уверяю тебя, Фивам он нужнее, чем твоя смерть. Ты сейчас же вернешься к себе, сделаешь так, как я тебе велел, и будешь молчать. О том, чтобы молчали остальные, позабочусь я сам. Ну-ну, нечего испепелять меня взглядом! Ты, конечно, считаешь меня человеком грубым, думаешь, что я не способен на высокие чувства. Но я все-таки очень люблю тебя, несмотря на твой скверный характер. Не забудь, что первую куклу подарил тебе именно я и было это не так уж давно».

Однако Антигона не отступает, она бескомпромиссна и честно говорит дяде, что снова идет голыми руками хоронить брата.

«Креон. Разве ты не понимаешь, что если кто-нибудь кроме этих трех дуралеев узнает сейчас, что ты пыталась сделать, я буду вынужден казнить тебя? Ты хочешь повторить свой нелепый поступок? Но у тела Полиника стоит стража, и даже если тебе удастся засыпать труп землей, его опять откопают, ты прекрасно знаешь. Что ты можешь сделать? Только обломаешь ногти и дашь себя снова схватить?

Антигона. Да, ничего другого, я знаю. Но это по крайней мере в моих силах. А делать нужно то, что в твоих силах (вот — суть пьесы — в твоих силах при любой тирании! — И.С.).

Креон. Для кого же ты это сделала? Для других, для тех, кто в это верит? Чтобы восстановить их против меня?

Антигона. Нет.

Креон. Ни для них, ни для брата? Для кого же тогда?

Антигона. Ни для кого. Для себя.

Креон. (Молча смотрит на нее). Значит, тебе захотелось умереть? Ты сейчас похожа на пойманного зверька.

Антигона. Не нужно меня жалеть. Поступайте, как я. Делайте то, что должны. Но если вы все-таки человек, делайте это поскорее. Вот все, о чем я прошу. Ведь и правда, не на век же хватит моего мужества...

Креон (Приближаясь к ней). Я хочу спасти тебя, Антигона.

Антигона. Вы царь, вы всесильны, но это не в ваших силах.

Креон. Ты думаешь?

Антигона. Вы царь, но вы не можете ни спасти меня, ни принудить. Единственное, что вы можете — приказать меня казнить.

Креон (Стискивает ей руку). А если я прикажу пытать тебя? Если бы я был обычным грубым тираном, у тебя давно бы вырвали язык, тело твое истерзали бы раскаленными клещами или бросили в каменный мешок. Но ты читаешь в моих глазах нерешительность, видишь, что я позволяю тебе говорить, вместо того чтобы позвать солдат; вот ты и издеваешься надо мной, наскакиваешь на меня. Чего ты добиваешься, маленькая фурия? (Пауза) Я, как известно, твой дядя, но в нашей семье нежности не в ходу. И все же не кажется ли тебе забавным, что этот осмеянный царь, который слушает тебя, что этот всемогущий старик, который много раз видел, как убивают людей, внушавших, уверяю тебя, такое же сострадание, как ты, всеми силами старается помешать тебе умереть? (Смотрит на нее и отпускает с коротким смешком) Я не могу допустить, чтобы ты стала жертвой политических неурядиц. Ты достойна лучшей участи. Знай, что твой Полиник, эта тень, которую ты оплакиваешь, этот разлагающийся под охраной стражников труп и вся трагическая чепуха, воодушевляющая тебя, — всего лишь политические неурядицы. Ты думаешь, мне, как и тебе, не противна эта падаль, гниющая на солнце? По вечерам, когда ветер дует с моря, вонь уже доносится во дворец. Меня тошнит. Но я даже не велю закрыть окна. Это гнусно, это глупо, чудовищно глупо — тебе-то я могу признаться! — но необходимо, чтобы Фивы надышались этим воздухом. Ты же понимаешь, я давно бы приказал похоронить твоего брата, если бы заботился только о гигиене! Но для того, чтобы скоты, которыми я управляю, все уразумели, трупный запах по меньшей мере месяц будет отравлять городской воздух.

Антигона. Вы отвратительны!

Креон. Да, девочка, этого требует мое ремесло. Можно спорить, следует им заниматься или нет. Но если уж взялся за него — нужно действовать именно так.

Антигона. Зачем же вы за него взялись?

Креон. Однажды утром я проснулся фиванским царем. Хотя, видит бог, меня меньше всего на свете привлекала власть...

Антигона. Так надо было отказаться.

Креон. Я мог это сделать. Но я вдруг почувствовал себя рабочим, увиливающим от работы. Я решил, что это нечестно. И сказал: «Да!»

Антигона. Но я ведь не сказала «да»! Какое мне дело до вашей политики, до необходимости, до всех этих жалких историй? Я-то еще могу сказать «нет» всему, что мне не по душе. Я сама себе судья. А вы, со своей короной, со своей стражей, во всем своем блеске, вы только одно можете — казнить меня, потому что ответили «да»! Вы слишком чувствительны, чтобы быть настоящим тираном, вот и все. Но тем не менее вам придется сейчас меня казнить, вы это знаете, и поэтому вам страшно. Какое отвратительное зрелище — мужчина, которому страшно!

Креон (Глухо). Да, мне страшно, что я вынужден буду казнить тебя, если ты не перестанешь упрямиться. А я не хотел бы этого.

Антигона. А вот меня никто не вынудит сделать то, чего я не хочу! А теперь вы, не желая того, прикажете меня казнить. Это и называется быть царем!

Креон. Да, именно это! Ведь нужно, чтобы кто-то ответил «да». Ведь нужно, чтобы кто-то стоял у кормила! Судно дало течь по всем швам. Оно до отказа нагружено преступлениями, глупостью, нуждой... Корабль потерял управление. Команда не желает ничего больше делать и думает лишь о том, как бы разграбить трюмы, а офицеры уже строят для одних себя небольшой удобный плот, они погрузили на него все запасы пресной воды, чтобы унести ноги подобру-поздорову. Мачта трещит, ветер завывает, паруса разодраны в клочья, и эти скоты так и подохнут все вместе, потому что каждый думает только о собственной шкуре, о своей драгоценной шкуре, и о своих делишках. Скажи на милость, где уж тут помнить о всяких тонкостях, где уж тут обдумывать, сказать «да» или «нет», размышлять, не придется ли потом расплачиваться слишком дорогой ценой и сможешь ли ты после этого остаться человеком? Ответить «нет» легко, где животные отвечали бы «нет» своему любовному или охотничьему инстинкту? Животные, те по крайней мере просты, бесхитростны и упорны. Они, толкая друг друга, смело идут по одной и той же дороге. Если падут одни, пройдут другие, и, сколько бы их ни погибло, всегда останется хоть один в каждой породе, чтобы вырастить потомство, и они опять пойдут так же смело, все по той же дороге, во всем подобные тем, которые прошли перед ними.

Антигона. Так вот, оказывается, о чем мечтает царь, о животных! Как просто было бы управлять ими... (Пауза) Бедный Креон! Хотя ногти мои сломаны, испачканы в земле, хотя на руках у меня синяки, посаженные твоими стражниками, хотя у меня от страха сосет под ложечкой, — царствую я, а не ты!»

***

И вот развязка. «Компромисс», к которому стремился царь Креон, не достигнут. Антигону казнят. Жан Ануй, конечно, очень сильно «осовременил» классический сюжет Софокла, потому что не мог не учесть страшный опыт ХХ века, и во многом отступил от древнегреческого канона (между прочим, уже позже, в 60-е годы, Ануй написал о том, как он был поражен, ознакомившись с мемуарами коменданта Освенцима Гесса, названными вот как: «Моя душа, воспитание, жизнь и переживания» (!), где этот палач обстоятельно и развернуто калякает о том, какой «ужасно тяжелой» является необходимость убивать миллионы женщин и детей ради того, чтобы на земле было больше порядка. Неприятно, конечно, но необходимо...). Но в этом, как кажется, не слабость, а сила произведения Ануя. Уроки истории, приведенные им в художественно совершенной форме  — а главный урок таков: любой «новый порядок» обречен, если есть достаточно людей, которые вспомнят, что у них есть право сказать «нет» — делают пьесу о древнегреческой героической девушке невероятно близкой нам. Потому что и мы находимся в ситуации экзистенционального выбора между жизнью и смертью — сами того не замечая.