«Хочу, чтобы мои фильмы были интересны многим людям, в том числе, и умным»

Вячеслав Криштофович дает интервью не часто. Говорит не громко и иронично. Остроумен и точен в деталях. Собственно, он такой, как и его фильмы. Напомню вам их: «Перед экзаменом», «Мелочи жизни», «Два гусара», «Володя большой, Володя маленький», «Одинокая женщина желает познакомиться», «Ребро Адама», «Приятель покойника».

Недавно я пересмотрела эти картины: в Доме кино прошла ретроспектива фильмов Вячека (так зовут его все друзья, и я, в том числе, — мы давно знакомы), приуроченная к его юбилею. То, что это «мое кино», знала всегда, но меня  искренне тронула реакция совсем молодых людей, которые впервые увидели их и восприняли на «ура». 

Отметили режиссера и члены Украинской киноакадемии. На церемонии вручения национальной премии «Золота Дзиґа» первую памятную статуэтку — «За вклад в развитие украинского кино» — получил  Вячеслав Криштофович, с чем мы его искренне поздравляем.   

 «МИР БЕРГМАНА МНЕ БЛИЗОК И ПОНЯТЕН»

— Вячек, ты пришел в кино в начале 70-х годов, во время расцвета украинского поэтического кинематографа, когда уже  гремели имена режиссеров этой волны — Сергея Параджанова,  Юрия Ильенко, Леонида Осыки, актера Ивана Миколайчука. Не было соблазна попробовать  себя в этом жанре?

— Был соблазн. И один раз я сделал такую попытку — это  моя институтская курсовая работа по произведению Михаила Коцюбинского.  И хотя  мне очень нравилось, как работают  старшие товарищи, быстро понял, что это направление  не мое, что меня интересует в кинематографе другое. Однако, если задуматься, фильмы моих друзей — Кости Ершова, Ромы Балаяна, Миши Беликова — это ведь тоже поэтическое кино. Оно не декоративное, не визуально-поэтическое, но такое по сути — поэзия  бытовой жизни.

— Когда я впервые увидела твои фильмы, они мне показались стоящими отдельно от традиционного украинского кино (и не только поэтического) — простой сюжет, не громкие, не акцентированные диалоги, длинные паузы в разговорах, внимательное отношение к деталям в кадре... Чем-то напоминающие французскую школу...

— Мне нравится делать кино о том, что я знаю — об отношениях мужчины и женщины, отцов и детей, проблемах, с которыми сталкиваются люди разных поколений, живущие в мегаполисе или небольшом городке. Конечно, все эти сюжеты можно снимать и на материале сельской жизни.  В детстве я каждое лето и подолгу бывал в деревне,  мне там   нравится, но люди  немножко другие,  порой сложно объяснить их поступки, я же мальчик городской. (Улыбается)

— И какое кино произвело в детстве впечатление на городского мальчика и повлияло на его решение стать режиссером?

— Мне трудно ответить на этот вопрос — захотел и все! Сдал экзамены, поступил,  и пошло-поехало. Конечно, были фильмы, которые произвели на меня сильное впечатление — мы тогда смотрели мало, но метко. Идешь, например, по Крещатику,и вдруг видишь на кинотеатре «Дружба» афишу «Земляничной поляны», а тебе рассказывали про эту картину на лекциях в институте! Тут же покупаешь билет, в зале два человека, ты третий, и смотришь великого Ингмара Бергмана. Незабываемые впечатления!  Помню также, кто-то подсказал, что в клубе Октябрьской (сейчас Александровской) больницы  крутят  фильм Хеннинга Карлсена «Голод» по мотивам произведений Кнута  Гамсуна (один из фаворитов 19-го Каннского кинофестиваля. — Авт.), и мы все бегали его смотреть — потрясающая картина! Мы знали этот классный скандинавский фильм практически  на память!

Еще почти  мистическое везение: институт, я поднимаюсь на третий этаж, и вижу в аудитории с кинопроекцией стоит бесхозная стопка коробок с пленкой, на которой написано: Жан Виго, «Аталанта». Картина 30-х годов прошлого века, о которой мы столько слышали от преподавателей! Я собрал однокурсников, мы нашли киномехаников, вытащили с лекции нашего  педагога Константина Теплицкого, который владел французским, и он переводил нам фильм. Кстати, больше этих пленок мы не видели, и никто не смог объяснить, откуда они в институте взялись... Невероятная картина.

А когда  уже сам работал как режиссер, привезли «Сцены из супружеской жизни» Бергмана... Помнишь его?

— Очень хорошо.

— Вот такое кино мне нравится, но это не значит, что идя в режиссуру, я хотел подражать Бергману. В то время (это был конец хрущевской «оттепели») появилось довольно много зарубежной литературы, которую мы жадно читали. Я в восторге от романа «Сто лет одиночества» Маркеса, но я же  не буду снимать кино по его мотивам. И внутренней реплики — ах, почему не я это написал! — у меня нет. А когда смотрю Бергмана — есть. Потому что я знаю не отдельно взятые картины этого режиссера, а, мне думается, понимаю мир Бергмана.

— И как бы ты его охарактеризовал?

— Кто-то очень хорошо сказал, что Бергман постоянно разговаривает с Богом.

— А мир кинорежиссера Вячеслава Криштофовича?

— Пока ему нет определения. Меня интересует камерное кино: четыре  человека  в кадре — уже массовка! (Смеется) Мне бы с двумя-тремя  справиться, где уж там  «перемещение народных масс»!

Есть, конечно, хорошие масштабные фильмы, которые я смотрю с огромным удовольствием, но сам бы так снимать никогда не стал. Разобраться во взаимоотношениях маленькой группы людей — он, она, кто-то третий — не менее интересно, чем следить за «движением финансовых потоков».  В советском кино это называлось «мелкотемье», то есть, отсутствие масштаба.  И я с гордостью применяю этот термин по отношению к своим фильмам, потому что масштаб души — качество посильнее многих.

 «РАЗОБРАТЬСЯ В ЗАГАДКЕ ЖЕНСКОЙ ПРИРОДЫ — ЧТО МОЖЕТ БЫТЬ ИНТЕРЕСНЕЕ!»

— В твоих фильмах и сериалах, всех  без исключения,  очень сильны актерские работы, особенно женские: Ольга Остроумова, Лариса Удовиченко, Инна Чурикова, Маша Голубкина, Маша Шукшина, Ирина Купченко...

— С мужчинами, чаще всего,   все  понятно, а женщина — всегда загадка. Разбираться в загадке — что может быть интереснее! Про женщину можно придумать самый невероятный парадокс! И это будет правдой! (Смеется)

— А среди актрис кто для тебя — не расшифрованный ребус?

— Если говорить о западных, может быть, Гленн Клоуз и Мерил Стрип... Изабель Юппер всегда очень интересна, но ее загадка не в том, как она играет, а в том, как она живет на экране. Хотя западные актрисы более рациональны в подготовке к съемкам. Мне было бы интересно с ними поработать. Однажды, кстати, мне такая  возможность представилась.  Я должен был снимать фильм во Франции. Провели подготовку, приехал в Киев,  пошел в посольство оформлять долгосрочную рабочую визу, что было нелегко. Когда получил ее  и,  радостный,  вернулся  домой,  жена  говорит — звонили из Парижа, у них там возникли проблемы с финансированием... Шел  1999 год, кино мы не сняли, и виза моя пропала... 

В КАННАХ СОСТОЯЛАСЬ МИРОВАЯ ПРЕМЬЕРА ФИЛЬМА «ПРИЯТЕЛЬ ПОКОЙНИКА», В ОСНОВУ СЦЕНАРИЯ ЛЕГЛА ОДНОИМЕННАЯ ПОВЕСТЬ АНДРЕЯ КУРКОВА. НА ФОТО АЛЕКСАНДР ЛАЗАРЕВ-МЛАДШИЙ, СЫГРАВШИЙ ГЛАВНУЮ РОЛЬ В ЛЕНТЕ / ФОТО С САЙТА KINOTEATR.UA

— Когда ты читаешь сценарий, видишь конкретных актеров на роли, или все-таки доверяешь кастингу?

— Бывает по-разному. С фильмом «Одинокая женщина желает познакомиться», например,  вышло забавно. Я только-только закончил снимать картину «Володя большой, Володя маленький» по мотивам рассказа  Чехова, иду по студии, навстречу — главный редактор  Владимир Владимирович Сосюра, и говорит: «Ты не занят? У меня  сценарий Виктора  Мережко лежит, хороший».

Помню даже место на диване, где я первый раз читал текст. Уже на десятой странице у меня перед глазами возникла Ира Купченко (мы   были знакомы, и в принципе, интерес к общей работе существовал), и я совершенно другими глазами стал смотреть на написанное. История сразу же стала необычной.

Когда  Мережко приехал отсмотреть  материал, он ему понравился, но потом Витя  признался мне, что  внутренне был категорически против кандидатур Иры Купченко и Саши Збруева на главные роли, потому что писал их на других актеров. Позднее я понял, почему: у нас получилась  история про людей, которые проживают не свои жизни. Героиня Купченко была рождена для чего-то иного, и потому ее партнером я видел только Збруева, который также мог сыграть внутреннюю драму,  и никого другого.

«МОЙ БУДУЩИЙ ФИЛЬМ — ПРОВИНЦИАЛЬНАЯ ПРИМОРСКАЯ ИСТОРИЯ. НЕ БЕЗ ЛЮБВИ»

— После распада Советского Союза, когда украинское кино приказало долго жить, ты много работал в России. Сегодня продолжаешь сотрудничать с российскими коллегами?

—  Нет. Это исключено, потому что для меня нет сомнения, что Россия — страна-агрессор. Говорю не потому, что сегодня так полагается, это  моя  твердая  позиция.

— Но у тебя были не просто многолетние партнерские отношения с  россиянами, ты дружил со многими из них. Поддерживаете отношения?

— Да, у меня остались друзья, это несколько человек, чудные люди, с которыми я общаюсь. Недавно у Саши Збруева был юбилей, созванивались.

— О чем говорили?

— О семье, кино, искусстве.

— После вынужденного простоя, в настоящий момент ты вновь в запуске, причем, прокатного  фильма. Можно узнать, что это за история?

— Я  начинаю снимать кино по оригинальному сценарию моего товарища, интересного писателя и драматурга  Анатолия Крыма. Он  написал современную историю, действие фильма  происходит в наши дни. Главных     героев  нет. Вернее, их сразу шестеро.

— Актеров уже утвердили на роли?

— В картине будут заняты Ксения Николаева, Лариса Руснак, Стас Боклан, остальные — совсем молодые или еще не известные зрителям актеры. Это провинциальная приморская   история, не без любви, конечно.  Съемки будут проходить под Одессой, при поддержке Госкино Украины.

«ЧТОБЫ СНИМАТЬ НАСТОЯЩЕЕ КИНО О МАЙДАНЕ И ВОЙНЕ, ДОЛЖНО ПРОЙТИ ВРЕМЯ»

— Ты впервые участвовал в питчинге?

—  Да.

— Какие темы были приоритетными при рассмотрении проектов экспертами?

—  То, что на конкурс подается много проектов... не то что на спекулятивные, но остро злободневные темы, — факт. Я даже сказал кому-то  в кулуарах на церемонии вручения премии Украинской киноакадемии: «Когда американцы начали снимать фильмы про войну во Вьетнаме? — Когда прошло определенное время  после ее окончания». Нужно осмыслить, проанализировать события, посмотреть на них со стороны. Кино — не газета, не эстрада, когда необходимо стремительно реагировать. В дневниках Юрия Олеши  «Ни дня без строчки»   он описывает один случай из своей жизни, который мне очень нравится. Когда Олешу  переманили из Одессы в Москву, он устроился работать в газету «Гудок», и в одном из  материалов написал, что в эпоху быстрых перемен художник должен думать медленно. А главный редактор исправил на «немедленно»! (Смеется)

Я понимаю, что у многих руки чешутся снять актуальное — ведь участники Майдана, воюющие на Востоке находятся среди нас. Они — герои. Я действительно понимаю подобное желание. Но рановато, на мой взгляд. От более радикальных высказываний меня удерживает то, что я видел   не много  фильмов на эту тему.

— А что ты смотришь обычно?            

— (Смеется) Футбол! Болею за киевское «Динамо» с 1954 года. Но если серьезно, недавно я был членом одной экспертной комиссии, потому  имею  представление о том, что происходит в украинском кино.

«НЕНОРМАТИВНУЮ ЛЕКСИКУ В КИНО МОГУ ПРИНЯТЬ, ЕСЛИ ОНА — НЕ САМОЦЕЛЬ»

— Мне кажется, замечательно (без пафоса), что украинское кино сегодня стало регулярным явлением в кинотеатрах, появились новые режиссеры, иногда наивные, «изобретающие велосипед», иногда радикальные. А у тебя, кстати,  существуют какие-либо табу во время съемок? Ненормативную лексику готов использовать?

— Нет! Я могу пережить, если у кого-то в фильме звучит мат, но лишь когда его не очень много, и он — не самоцель. В своем же кино  «матюки» не приемлю. Есть другие средства  для достижения необходимого  режиссеру результата.

— Какие-то еще самоограничения есть?

— Трудно сказать. Когда я начинаю снимать фильм, он уже мой. И сценарий мой, независимо от того, кто его написал. Я иду на компромиссы, но всякий компромисс должен иметь свой порог. Например, если по сценарию нам нужен солнечный день, а уже неделю стоит пасмурная погода, конечно же, мы ищем выход из положения. Это не настолько принципиальная ситуация.

— Есть картина, которая удалась на 100 процентов, или которую просто любишь   больше других?

— Непростой вопрос. Вспомнил, как запускался с фильмом «Приятель покойника». Это любопытная история. Звонит мне знакомая из Франции, Муза, русская, живущая в Париже. В то время у нее был свой продакшн.  Предлагает вместе поработать. Спрашивает, что меня интересует. Говорю: Чехов, Бунин... Она — категорически: «Забудь! Давай придумаем что-то современное». Я сразу подумал об Андрее Куркове, он уже был известным и модным писателем. Звоню ему: «Нет ли у тебя чего-то свеженького, чтобы имело отношение ко мне, но с «пружинкой»?» «Есть, — говорит Андрей. — Это повесть, книга еще не вышла, можешь прочитать рукопись». Я прочитал, она мне  понравилась. Позвонил в Париж, пересказал историю. Музе она тоже пришлась по душе. И пошло -поехало... Начали писать сценарий. Интернета, как такового,  тогда мы еще не знали, Муза присылала нам двухметровыми факсами свои пожелания, и нужно сказать, что лучшего редактора у меня не было, хотя это совсем не ее профессия. Готовились долго, хотя уже появились деньги от Министерства культуры Франции, но не было украинских.  В конце концов,  все образовалось (не без помощи тогдашнего директора киностудии Николая Мащенко). Фильм мы сняли, попали на фестиваль в Канн,  там состоялась мировая премьера «Приятеля покойника». Принимали нас очень хорошо. Я даже пошутил на сцене, неплохо, по-моему: «Я уже второй раз стою здесь. Опасно, начинаю привыкать!» (Смеется)

Ну, и  «Ребро Адама». Мне как режиссеру  радостно,  что  Инна Чурикова получила  «Нику» за  лучшую женскую роль в  моем фильме. Честно говоря, наша картина претендовала на большее количество наград, но в тот год отмечал  юбилей Эльдар Рязанов, и  был его бенефис...

— У тебя есть ученики? Я знаю, что ты долгое время преподавал в киноинституте.

— Это было давно. История следующая: меня два года уговаривали набрать свой курс. Уговорили, и мне стало интересно. Но так получилось, что из всех моих студентов сегодня в кино работает только Саша Итыгилов — маленький. Я бросил преподавать, потому что учил ребят, что такое кино  и как его делать, но они все уходили на телевидение — жить-то нужно. А были талантливые студенты, спрашивали меня — когда в Украине начнут снимать кино? Я отвечал, что лет через пять. Ошибся. Второму набору уже говорил, что через семь. Опять же не случилось. Прошло лет десять, пока украинский кинематограф стал возрождаться, но у ребят уже совсем другие профессии.

— Однако сегодня и на телевидении снимают фильмы, сериалы. Ты тоже много работал в этой сфере (телесериалы «Я люблю тебя», «Косвенные улики», «Тормозной путь», «Первое правило королевы», «Саквояж со светлым будущим» и другие) — какая разница между хорошими и плохими телевизионными проектами?

— Лично я снимаю  не телепродукт, а полноценные фильмы  — для телевидения. И не только сейчас — в советское время сделал   много телевизионных картин. По законам кино.  Во всем мире хорошие, необыкновенно популярные  телесериалы снимаются по таким принципам.

— Если бы ты сегодня набирал курс, что бы  сказал  студентам — украинское кино существует или еще нет?

— Я бы не набирал. Мне бы свой  фильм  сделать, давно не снимал...

И НЕМНОГО О ЛИЧНОМ

— В кинематографе сильна преемственность в профессии. Твой сын тоже работает в кино?

—  Нет, он — музыкальный журналист. Более того, джазовый. Вячек Криштофович-младший. Он блестяще пишет, говорю так, не потому что это мой сын — я могу судить объективно. А еще он — неплохой полиграфический дизайнер.

— Кстати, у вас польская фамилия. Ты язык знаешь?

— Немного. Я глубоко не знаю  свое генеалогическое древо: фамилия действительно польская, и она до 1938 года звучала иначе — Крижиштофович. Сохранился паспорт моей бабки, еще царский, и школьный документ папы — они там так записаны. А потом, в силу ситуации, стали специально менять фамилии, чтобы они меньше походили на польские. Знаю, что фамилия дворянская, где-то в  XVI  веке произошла от армян...

— У тебя еще и армянская кровь есть?!

— Так это 500 лет назад было! Армяне, которые жили на Западной Украине, в Польше, пытались ассимилироваться там, строились, обживались, видимо, тогда и купили дворянство, как было принято. Мне однажды даже позвонили из Могилянки, сказали, что у них работают специалисты по геральдике, и они могут показать мне герб моей фамилии.

Папа, кстати, не знал, что семья из дворян. После революции жили бедно, дед был агрономом. Отец приехал и Киев из провинции и поступил в театральный институт. По образованию он — актер, работал в театре имени Леси Украинки, много лет был завтруппы «русской драмы». А мама — киевлянка, до войны училась в политехническом. Потом закончила  институт  киноинженеров,  и  работала там  на кафедре. Когда я заканчивал школу, все знакомые были уверены, что поступать я стану в КПИ — все  было схвачено (смеется). Но я выбрал кинорежиссуру.

— Для  молодых коллег — можешь популярно объяснить,  как стать успешным режиссером?

— Трудный вопрос.  Составных немало.  Но я потратил много времени, чтобы мой нынешний продюсер, начиная от питчинга и заканчивая интервью, не высказывал высокопарные слова в мой адрес. Он понял, спасибо ему.

Не знаю, что такое — успешный режиссер... В определенном смысле, я, наверное, успешный. Но поскольку  давно работаю в  кино, то могу сказать, что мне очень везло на встречи с людьми, особенно, с актерами. У меня всегда были первоклассные операторы, да и сейчас тоже. Когда я снял первые пару фильмов, появилась репутация, и со многими артистами, которых я приглашал потом на съемки, мне было уже легче договориться. Потому, когда меня спрашивают, как я работаю с актерами,  всегда говорю:  «Я с ними дружу!».  

Уверен,  любой  мой коллега мечтает, чтобы его картины смотрело как можно больше людей. Если кто-то отрицает это, значит,  просто чего-то не договаривает. Я даже фразу придумал: «Хочу, чтобы мои фильмы были интересны максимальному количеству зрителей, в том числе, и умным!» (Смеется)

— Можешь вспомнить самую плохую рецензию  на свой  фильм и самый приятный комплимент?

— Плохо говорили, конечно, но что, не припоминаю. А хорошо?..  На банкете после  премьеры «Ребра Адама» Григорий Горин сказал очень короткий тост, но я его запомнил: «Есть много фильмов, о том, как мы жили. Этот — про то, как мы выжили». Не буду перечислять эпитеты, которыми награждали картину французские кинокритики, это не очень корректно, поскольку ее автор — я.  Но  во многом, все-таки, фильм состоялся,  и до сих пор имеет успех, когда его показывают, благодаря Инне Чуриковой. Не уверен, я ли это придумал, но когда-то говорил студентам, что задача режиссера — приземлить героя и приподнять падшего. Ведь  декларировать, что на экране  Герой,  банально и неинтересно. Герой — это Бетмен, коммунист — в советских фильмах. А вот найти героическое в простом человеке, с недостатками, даже оказавшемся на дне, гораздо сложнее. Меня не интересуют «идеальные» без оттенков образы, равно как и кровавые негодяи. Я не понимаю деления на положительных и отрицательных персонажей, потому мне трудно браться за некоторые темы, когда априори известно, как поступит герой. Я за них никогда и не брался.