Поэт юности

Ныне его имя почти забыто, однако представить себе без Любченко украинскую литературу 20—30-х годов невозможно.

Друг и единомышленник Миколы Хвылевого, член знаменитого ВАПЛИТЕ, он впервые взбудоражил украинского читателя в 1926 году, когда в журнале с красноречивым названием, полным энтузиазма — «Життя і революція», напечатал свою блестящую новеллу «Via dolorosa». Революционный восторг переполнял тогда и самого писателя, и его произведения, хотя исследователи отмечают их особые лирические интонации, глубокий психологизм, импрессионистическую окраску. Когда читаешь его повести «Образа» (1927), «Вертеп» (1929) или начатый в середине 20-х роман «Книга радості», просто жутко становится от той светлой веры в счастливое будущее, в нового человека, который будет строить новый, светлый и справедливый мир.

Однако после восторга — разверзнутая бездна разочарования: ужасные картины голода (вместе с Хвылевым Любченко ездил весной 1933 по украинским селам), «сворачивание» украинизации, аресты друзей, самоубийство друга — Миколы Хвылевого. Удивительно, как судьба уберегла Любченко от ареста. Но осталось чувство обиды на систему, которая уничтожала морально и лишала нормальной жизни. Вторую мировую войну Любченко воспринимает как освобождение. Юрий Шерех-Шевелев в своей статье «Так було чи так мало бути?» называет Любченко жертвой и украинского провинциализма, и советской пропаганды, и уже после этого нацизма. «Казалось невероятным, чтобы на Западе мог родиться близнец советской системы», — писал Шерех.

Все, что чувствовал, что думал и переживал Любченко, осталось в его дневнике, изданном в 1951 году в торонтском издательстве «Нові дні». Этот дневник — досадный, но несмотря ни на что во многом реальный взгляд на жизнь украинцев во время гитлеровской оккупации. Досадный, ибо художник иногда настолько искренне проникается нацистскими взглядами, что становится даже страшно за такую наивность. В конце войны Любченко попадает во Львов — колыбель мечты об украинской государственности, где становится жертвой террора против украинских деятелей и оказывается в гестаповской тюрьме. И то, что он когда-то редактировал харьковскую оккупационную газету «Нова Україна» и был сторонником «просвещенной» Германии, не спасает его от застенков. Так Любченко во второй раз в своей жизни становится жертвой системы, как близнец похожей на первую.

Выйдя из тюрьмы тяжело больным, писатель долго не прожил. После тяжелой болезни желудка он умер в немецком городе Бад-Киссингене 25 февраля 1945 года. Думаю, что впоследствии он мог бы стать таким же борцом против любых проявлений тоталитаризма, как Иван Багряный или Тодось Осьмачка — писатели схожей судьбы.

Еще в 20-х Александр Билецкий как-то написал о Любченко: «Этот поэт юности не по-юношески строгий к своей форме, к своему стилю и композиции; он вообще скупой на слова и только изредка показывает, какие сокровища слова успел приобрести, и начинает метать их от щедрот своих. Такова проза А. Любченко. Современный украинский читатель принимает ее как что-то такое, что занимает особое место в литературе наших дней».