Сцены из деревенской жизни

Как бы мы ни сочувствовали стенаниям трех сестер, комедийный элемент ощутимо присутствует в этой пьесе, хотя Чехов назвал ее драмой. А «Чайку», которая многими режиссерами трактуется как чистой воды драма (или даже трагедия), автор называет… комедией, как и «Вишневый сад». Но мне представляется, что зрители, в частности те из них, кто видел постановки Чехова знаменитых режиссеров и с великими актерами, стойко, стереотипно воспринимают пьесы драматурга обязательно как высочайшего накала трагедии. Большие актеры справлялись с предложенной театром задачей, им удавалось избегать помпезности, монологи их были исполнены боли, тоски и отчаяния. Вслед за знаменитостями чеховские пьесы представлялись в театрах многих городов, больших и малых, по как-будто бы раз и навсегда накатанному трафарету. Но ни режиссеры, ни актеры не выдерживали предложенной, традиционно заложенной трагической тональности. Монологи и диалоги звучали выспренно, напыщенно и провинциально. Пожалуй, я не назову другого автора, спектакли по пьесам которого знали столько провалов. Классический пример — неудавшаяся «Чайка» Бергмана (по его собственному признанию). Может быть, причина стольких неудач кроется в окаменелом, забронзовелом, а проще — в неверном прочтении великого драматурга? «Почему на афишах и в газетных объявлениях моя пьеса так упорно называется драмой? — пишет Чехов о «Вишневом саде» в письме к О.Книппер. — Немирович и Алексеев (Станиславский. — Л.С. ) в моей пьесе видят положительно не то, что я написал…»

То же касается и «Дяди Вани» — это всего лишь сцены из деревенской жизни, по определению Антона Павловича. Ну, приехали не всеми любимые родственники, нарушился заведенный уклад жизни (что, собственно, происходит в любой семье в подобной ситуации), все поочередно изливают свои неудовольствия. Ничего трагического. «Скучно, дядя Ваня» — говорит Соня. И вправду, скучно было бы зрителю или читателю, если бы не удивительная чеховская ирония, тонкий юмор. Вот так и играется первое действие «Дяди Вани» в постановке Станислава Моисеева в Молодом театре. В слаженном актерском исполнении нет ни излишних страстей, ни надрыва — зал часто взрывается смехом. Актеры действительно хороши и органичны, без излишнего декламирования и попыток произносить простые фразы как сентенции (чего, по-видимому, и не было в режиссерской сверхзадаче), залу передается ощущение естественности той жизни и быта. Как всегда безукоризненная сценография Александровича-Дочевского попадает в тональность режиссерского решения — акцент сделан именно на деревенском укладе, в отличие от многих постановок, где действие замкнуто в интерьере гостиной или столовой дворянского дома.

У дяди Вани в исполнении актера Алексея Вертинского вначале нет открытого, бьющего потока чувств венецианского мавра. У Чехова — ведь все исподволь, он как бы приоткрывает человеческие страдания. Это очень чеховская особенность — тонко дрожащая струна за кадром, за простыми фразами.

Взрыв, как прорвавшийся нарыв, происходит в кульминации пьесы, режиссер Моисеев подводит зрителя незаметно и осторожно к этой точке накала, постепенно вводя зал в состояние сопереживания и сочувствия.

Давно полюбившаяся зрителю Тамара Яценко, актриса яркого комического мастерства, играет без пережимов, деликатно и уместно, не стараясь лишний раз вызвать смех. Алексей Вертинский также не педалирует свой великолепный комический талант и логично, без наигрыша, берет наконец высокую драматическую ноту, но в то же время, как говорится, не «рвет слезу» — его страданиям веришь и сопереживаешь. А что касается слез,... то их все-таки вызывает в конце спектакля тонкая, нежная и трогательная Соня в исполнении Римы Зюбиной. Актриса прекрасно проводит сцену финала — сложное, в то же время светлое и столь важное завершение чеховской пьесы.

Товстоноговский «Дядя Ваня», дядя Ваня Энтони Хопкинса, Богдан Ступка в этой же роли в постановке Данченко — они все разные, и даже если не совсем соглашаться с предлагаемыми прочтениями пьесы, то блистательность актеров и режиссерское мастерство завораживало. Они все разные — и, естественно, сравнение напрашивается само собой.

В Молодом — спектакль тоже другой. Победить Чехова, в смысле, подчинить своей концепции — задача почти непосильная, и, на мой взгляд, — актеры не сражаются с автором, они идут за ним. И моя душа приняла предлагаемый творческий подход.

И пусть за окном дождь или изморозь, сделайте небольшое усилие, сбросьте домашние тапочки и… идите в театр. На Чехова — завтра в Молодой, а затем — на Франко в «Украденном счастье», а потом — на Левый берег и еще, и еще…

И тогда вы сможете однажды сказать своим внукам: «Я не сумел это и не успел то, но я видел самого Ступку и смотрел неповторимого Вертинского».

Идемте в театр?