Два Мюнхена и донецкий Генлейн

Кинематограф возвращается к традициям театра времен Шекспира, оперативно откликаясь на засевшее в умах широких масс. И это понятно. Языком зрелищ проще говорить с массами. Публицистика и политический анализ, лишенный шарма развлечений, не популярны. Вот почему «Не смотри вверх» сыграл большую роль в предостережении общества, чем сотни статей, написанных учеными на тему грозящих нам глобальных катастроф. Однако, кино есть кино. Оно свободно от условностей документальности. Режиссерский вымысел лишь отчасти приближает нас к пониманию давних событий, вошедших в современный сюжет. Такова и недавно вышедшая на экраны кинолента на основе романа Роберта Харриса «Мюнхен: на грани войны». Находясь на такой же грани сегодня, стоит просмотреть фильм с блистательным Джереми Айронсом в роли Невилла Чемберлена. Однако помня: кино, снятое по роману, страдает двойным искажением событий. В свое время роман Льва Толстого «Война и Мир» заменил историческую правду о войне 1812 года, а снятые по его произведению фильмы увеличили аберрацию. Поэтому сравним Мюнхен 1938 года с «Мюнхеном» 2021 года без навязчивого присутствия вымышленных героев, которые узнают о коварных планах Гитлера, выкрав секретный документ из его канцелярии и напрасно пытаясь убедить Чемберлена не подписывать соглашение с нацистами.

Мюнхенское соглашение не было событием одного 1938 года. С первого же дня прихода Гитлера к власти зрел его план. Именно тогда в нацистской среде появился устойчивый синдром ненависти к Чехословакии. Ее называли «историческим недоразумением», «случайным казусом», а на съездах в Нюрнберге — «искусственным государством», расположенным на землях «единого народа Австрии и Германии». Об этом прекрасно знали в Лондоне. Эмиссар королевства Уолтер Рансимен задолго до Мюнхена встречался с руководством Германии и главным сепаратистом чешско-немецкого происхождения Конрадом Генлейном, важным пазлом для составления картины Мюнхена 1938 года. Генлейн признавался в любви к чехам и лояльности к правительству в Праге. Он хотел, чтобы «голос Судет был услышан», чтобы немцы могли развивать свой язык и культуру, став автономией внутри родного ему государства. Против такого голубиного воркования ястреба не устоял даже Уинстон Черчилль, встретившийся с Генлейном и согласно кивавший его сравнению Судет с Ирландией.

Французы, не упомянутые в немецко-британском фильме, были отлично осведомлены о планах Гитлера. Премьер-министр Эдуард Деладье откровенничал с Н. Чемберленом в Мюнхене: «Сегодня настала очередь Чехословакии. Завтра наступит очередь Польши и Румынии. Когда Германия получит необходимое ей масло и пшеницу, она повернется против Запада... Если западные державы капитулируют, они только ускорят войну, которой хотят избежать». (Эту фразу приводит участник тех событий американский журналист Уильям Ширер).

Итак, исторический «Мюнхен» совершенно не похож на кинематографический, где вся интрига состоит в подлости Гитлера, сумевшего обмануть чванливого, но доверчивого Чемберлена, и в приключениях вымышленных героев: немецкого и британского дипломатов, пострадавших от гнусности того времени. Тут вроде бы все логично: искусство вправе трактовать события по собственным правилам. Однако, как говорят следователи в детективах: кое-что не сходится в протоколах.

Фильм получился добротным лубком по сравнению с богатой живописью оригинала. Подлинность излучала драматизм и демонстрировала обширную галерею не похожих один на другого характеров действующих лиц. Злодейство и тщеславие, миролюбие и предательство, жестокость и сентиментальность шли рука об руку по сцене мюнхенского дворца фюрербау, где обнажались пласты давних обид, претензий и заблуждений...  Чувствительный к людским страданиям Эдуард Деладье, властный и упрямый Невилл Чемберлен, экзальтированный Бенито Муссолини — все были высоко образованными людьми, интеллектуалами и опытными политическими бойцами. Как они могли подыгрывать и потворствовать одержимому маниакальными страстями необразованному ефрейтору Шикльгруберу? Это ли не зловещий секрет всех времен и народов, повторившийся после Мюнхена сотни раз. Виляйте собакой, советуют хвостам политологи.  Но увы, то ли срочность изготовления кинематографической продукции виной, то ли массовая культура заставляет с готовых мраморных скульптур лепить копии из папье-маше... Так или иначе, но фильм не смог вытянуть и Джереми Айронс. Мы увидели краткий пересказ дипломатической интриги умеренного эмоционального накала.

Вторая претензия уже не относится к искусству. Точнее, не претензия, а повод поразмышлять.  Обычно, сюжеты фильмов, снятых в манере субъективного видения, предваряют надписью: «по мотивам» (романа, повести, событий). Так режиссер избавляет себя от претензий авторов и публики, приверженных оригиналу. Но фильм «Мюнхен...» претендует на историзм. И заканчивается он оттитрованной фразой о выигранном времени для укрепления обороноспособности Британии. Таким же приемом пользуются российские пропагандисты в сюжетах о пакте Молотова — Риббентропа, где сотрудничество с агрессором поясняется вынужденной дипломатической игрой ради укрепления собственных границ. Время показало, если бы в Лондоне готовились к войне после Мюнхена, то не случился бы Дюнкерк. Если бы в Москве не собирались делить Европу на двоих с Гитлером, то не отступали бы до Москвы благодаря «искусству дипломатии». Это очевидно. Менее очевидно другое. В художественном кинематографе давно существует правило игры на поле документалистики. Есть и обратный процесс. Постановочные кадры художественных фильмов используются в виде документального материала. Так случилось со многими пропагандистскими фильмами Сергея Эйзенштейна, иллюстрирующими не только российские, но и зарубежные хроники о временах А.Невского или восстаний 1905 года. В том и другом случае из лент исчезает момент достоверности, и «картинка» господствует над содержанием. Моя констатация, всего лишь констатация, но помогает кое-что прояснить.

Без резонанса давних событий с нынешними, обсуждением экранных версий истории занимались бы одни кинокритики. Поэтому, когда совпадения минувших трагедий с нынешними заставляют нас содрогнуться, хочется приблизиться к правде истории в кино и жизни, хочется понять причину повторений. Посмотрите на людей, воспроизводящих фразу Чемберлена в январе 2022 года: «Чехословакия от нас далеко и не стоит рисковать миром в Европе ради клочка ее территории». Они заменили в ней лишь одно слово. Путин в 2022-ом точно копирует Гитлера в 1938-ом, не признавая существование соседней страны и сосредотачивая на ее границах свою армию. Сепаратисты Донбасса, как по нотам Генлена, разыгрывают трагедию Судет. Политика умиротворения агрессора не ушла в отставку с Чемберленом, продолжает работать, правда, не в Лондоне, а в Берлине и Мюнхене.

Сегодняшние тучи так же набухли войной, как и 84 года назад. Это значит, что при любом исходе о времени наших тревог снимут фильмы и напишут книги. Уверен, их сюжеты будут не похожи на «Мюнхен» в кино и Мюнхен в реальности. Потому, что при любом общественном беспамятстве всегда есть выучившие урок истории люди. Только страдающие амнезией способны разгоняться на давно закрытой дороге к пропасти.