Монолит неповиновения за Полярным кругом

Впервые о Норильском восстании политзаключенных 1953 года я прочитал еще в студенческие годы в книге Александра Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ». А намного позже, точнее недавно, увидел эту книгу с дарственной надписью Александра Исаевича у жителя Киева Николая Борисовича Барбона. Тогда я и узнал о необычной биографии моего нового знакомого — одного из активнейших организаторов и участников восстания политзаключенных в Норильском концлагере.

ЕГО СТИХОТВОРЕНИЯ ПОХВАЛИЛА ЕЛЕНА ТЕЛИГА

Родился Николай Борисович Барбон в 1924 году в селе Зазимье Броварского района Киевской области. По окончании семилетней школы в 1939 году поступил в Киевский водный политехникум. Выделялся среди многих студентов независимым характером и смелыми взглядами. Через профессора Юскевича, который преподавал в политехникуме, Николай Барбон знакомится с программой ОУН и становится членом этой подпольной организации. Читает настоящую историю Украины, увлекается литературой и пишет стихотворения. В 1941 году встречается в Киеве, в редакции журнала «Українське слово», с поэтессой Еленой Телигой, которая работала в этом издании. Она поддержала молодого поэта, одобрительно отозвалась о его стихотворениях. Договариваются о сотрудничестве. Но следующая встреча не состоялась. Фашисты расстреляли Елену Телигу и профессора Юскевича в Бабьем Яру вместе с другими украинскими националистами. Николай Барбон тоже был арестован гестапо, но ему удалось сбежать из Соломенской тюрьмы.

Позже немцы несколько раз отправляли его на работу в Германию, но Николай Борисович каждый раз убегал из поезда. В последний раз, в 1942 году, после прыжка из вагона он попал в волынских лесах под Ковелем к бойцам Украинской Повстанческой Армии. Воевал с немецкими оккупантами, но в одном из боев был тяжело ранен в ногу. Чтобы вылечиться, Николай Барбон тайно, в вагоне с сеном, добрался на товарном поезде к околицам Киева, а оттуда — домой в Зазимье. Когда в село осенью 1943 года вошли советские войска, Николая Борисовича вместе с другими юношами мобилизовали на фронт и бросили на форсирование Днепра — с левого берега от села Хотяновка на правый берег к Вышгороду.

— Нас даже не переодели в военную одежду — вспоминает Николай Барбон. — На пятерых была одна винтовка. Советские офицеры гнали на смерть, на уничтожение нас — украинцев. Туда, на правый берег Днепра, кто еще был живым, плыл под пулеметным огнем фашистов, держась за снопы, деревянные калитки, мешки с соломой или за какую-то доску. Кто возвращался назад — того косили с левого берега свои пулеметы. Из нашего батальона на бравый берег доплыло не больше 30 новобранцев. Вот так уничтожалась украинская нация в войну после Голодомора в 30-х годах.

Позже, летом 1944 года, на реке Припять Николай Борисович получил тяжелое ранение от пулеметного огня из немецкого самолета. Оттуда его эвакуировали в госпиталь и после операции и длительного лечения в Киеве комиссовали. В настоящее время он инвалид первой группы.

— А как вы, Николай Борисович, попали в Норильск?

— По завершении войны я поступил на философский факультет Киевского университета. Был женат, имел двух детей, заведовал библиотекой в селе Зазимье. Но 21 октября 1950 года меня арестовали. После следствия приговором Военного трибунала я был осужден за «антисоветскую и националистическую деятельность» на 25 лет заключения в тюремных лагерях с конфискацией имущества. Из человека советская власть превратила меня в з/кТ-698. А моя жена после этого приговора осталась с двумя детьми на руках без дома, без коровы и даже без кур.

— Почему началось восстание в Норильске?

— После смерти Сталина у политзаключенных появилась надежда на смягчение чрезвычайно жестких лагерных условий. Но то были напрасные надежды, потому что 25 мая того же 1953 года были убиты лагерной охраной узники Жигайлов и Софроник, а также ранен Дзюбук. На следующий день сержант Дятлов автоматной очередью убил троих и ранил семерых узников 4-го и 5-го лагерных отделений. Именно там и началось восстание, которое охватило все другие отделения Норильского концлагеря. Были созданы забастовочные комитеты. На высокие трубы котельных мы подняли черные флаги смерти и неповиновения. Круглосуточно завывали сирены. С воздушных змеев над Норильском рассыпались тысячи листовок с призывом поддержать узников морально: сообщить руководству СССР о насилии над узниками в Норильских лагерях... На крышах и других высоких местах бывшие моряки азбукой Морзе с помощью цветных флажков согласовывали и координировали действия повстанцев, а также извещали о трагедиях из зоны в зону. Даже начала регулярно выпускаться стенгазета «Шило»...

— Чего вы достигли в результате?

— Это было самое массовое восстание после смерти Сталина. (Позже они волной прокатились и в других концлагерях страны). Ключевую роль в Норильском восстании, которое продолжалось с 26 мая по 4 августа 1953 года (то есть 61 день), сыграли украинцы, в частности бывшие бойцы УПА. Когда начался штурм войсками МВД захваченных узниками лагерных зон и солдаты и офицеры поливали повстанцев свинцом из автоматов и пулеметов, украинские патриоты отбивались камнями. А когда и они закончились — запели свой гимн «Ще не вмерла Україна».

Именно с Норильского восстания начался демонтаж человеконенавистнической системы Ленина—Сталина.

— Какой эпизод во время того восстания вам запомнился больше всего?

— Когда смотришь смерти в глаза — запоминается все. Вот лишь одна ситуация. От длительного недоедания мы едва стояли на ногах, но команду полковника «Разойтись по баракам!» не выполнили. После этого открылись железные ворота — и три шеренги солдат, выставив впереди себя блестящие штыки на карабинах, пошли на нас. Мы стояли бок о бок, и каждый слышал, как бьется сердце того, кто рядом. Монолит неповиновения. Монолит отчаяния. И крошечный огонек надежды, что это сон — и ты будешь жить. Острые штыки сверкали и приближались к нам. Еще шаг — и их острия уперлись нам в грудь. Солдаты остановились. Это было страшное, неповторимое мгновение наивысшего нервного напряжения. Жизнь каждого — на миллиметр от смерти. И вдруг крик — это узник-литовец не выдержал и, ухватившись левой рукой за острое лезвие штыка, правой ударил солдата кухонным ножом.

Тогда раздалась команда полковника «Коли!»

Под грудь, там, где сердце, врезались штыки и стали красными. Первые узники упали под ноги карателям, другие молча отступали к баракам. Там и началась кровавая расправа.

Те 153 политзаключенных-украинца, которые расстреляны во время Норильского восстания и теперь вместе с другими жертвами лежат в вечной мерзлоте под горой Шмидта, тоже отдали свою жизнь за самую дорогую и самую счастливую для меня дату — 24 августа 1991 года.

После освобождения из концлагеря Николай Борисович Барбон закончил заочно Харьковский библиотечный институт, но его как «врага народа» на кабинетную работу нигде не брали. Чтобы прожить — красил летом высотные мачты радиоантенн, перекрывал крыши и купола церквей, менял на соборах кресты. («Бывало, лезу с привязанным за спиной крестом на маковку храма, а люди внизу молятся за меня, чтобы не сорвался»). Зимой чистил крыши высотных домов от снега и водосточные трубы ото льда.

— Всю жизнь я шел, будто по лезвию бритвы, — говорит на прощание Николай Барбон. — Но, по-видимому, именно потому, что я не сделал честным людям зла, Бог подарил мне такую долгую жизнь. Самая главная ценность для меня, чтобы наша Матушка Украина становилась крепким государством, чтобы люди в нем жилы счастливо. Именно за это мы боролись и погибали за Полярным кругом...