ШКОЛА ВЫЖИВАНИЯ

С каждым месяцем жить становилось все труднее. Доллар рос. Росли цены. Работы не было. Свой диплом инженера Сеякин забросил на шкаф. Все, что у него осталось после расставания с женой и ребенком, — это воспоминания о «зоне». Три года пригодились совсем неожиданно. Когда-то совершенное воровство на производстве забросило Сеякина в среду людей разных профессий и наклонностей, промышлявших на «воле» отнюдь не честным промыслом. Сеякин сошелся с ними и жил душа в душу, учась всяким премудростям и хитростям этого сорта людей. Так, к концу своей отсидки он уже неплохо разбирался в замках, отмычках и фомках. Знал, как путево сварить «ширму», как «ломать» деньги и где лучше всего отсиживаться после преступления. Но вся эта наука не вдохновляла его на подвиги, всего лишь обременительное знание — на первый взгляд, — но ведь говорят: что знаешь — за спиной не носить. В хозяйстве все пригодится.

Освобождение не принесло ему ожидаемого чувства радости, и тоска не отпала от сердца. В государстве творилось — черт ногу сломит! Пристроиться бывшему зэку было, что называется, некуда. Косые взгляды новых хозяев жизни отсекали Сеякина от работы, от денег, от будущего. На диплом инженера никто из «новых украинцев» уже не обращал внимания, кроме диплома, нужны были и связи в той высокой среде, где деньги еще вращаются и где зарплату пока платят наличкой, а не мылом или сахаром. Походив по заводам и магазинам, зэк решил стать на учет в центре занятости, будут хоть семнадцать гривен давать. Вышла на разговор с ним и жена: плакала и просила денег на ребенка. Сердце у Сеякина было не железное, и он тоже проплакал с женой вечер, но все же не хотел пойти увидеть своего сына, чтобы снова не страдать понапрасну и без толку.

Наутро принял твердое решение совершить преступление и добыть денег любым путем. Но ему повезло сказочно: шел и увидел, как из машины обронили кошелек-портмоне. Машина умчалась, а он подобрал портмоне и нашел там, кроме документов, еще и триста гривен! Сто он в тот же день отнес жене, а с двухсот стал стартовать в бизнесе. Затея его была простой: арендовать гараж и открыть подпольную школу выживания, учить людей, изъявивших такое желание, ремеслу открывания замков — навесных и «английских» — и одновременно точить отмычки для хороших знакомых. Дело незаконное, но и такое, что больших неприятностей не наживешь.

Школу свою Юрий Сеякин планировал раз в три месяца перебазировать в другое место. Чтобы не нашли налоговые инспектора. Проще ему было бы взять патент, но отсидка за воровство на пять лет лишала его права заниматься предпринимательством! А как же жить тогда? Без торговых операций сегодня не наскребешь даже и на хлеб с картошкой каждый день. И кто пишет такие законы, чтобы на пять лет лишать человека своим трудом зарабатывать на хлеб насущный? Юрий очень удивлялся бесчеловечной мудрости парламентариев, такого он от народных избранников не ожидал. «Ну посуди сам? Куда пойдет человек после «зоны»? Быть предпринимателем ему нельзя целых пять лет! Значит, достойную копейку он не заработает, а жена и дети что же? Есть-то хотят! А от нищеты снова на преступление пойдет человек, от тоски пойдет, от гордости обесчещенной пойдет! Ну там полгода, год еще куда ни шло! А пять лет так! Это куда же? Ведь я отсидел? Понес наказание ? За что же меня государство снова в «зону» толкает? Не от хорошей жизни я пошел воровать, тут и вина прямая чиновника есть, если он устройство системы наладить не может. Так вместо того, чтобы я, как полноправный член общества, зарабатывал своим детям на лучшее будущее, меня наборот толкает система, подталкивает «товарищ начальник» на преступление! Вот так гуманизм с демократией! Это куда же мои дети пойдут? По миру, с протянутой рукой? Так я первый против такого государства и голосовать буду, руками и ногами, извини меня, пожалуйста! А ведь нас таких не один миллион! Ущемленных в правах своим родным независимым государством. И эта статья еще из советских времен тянется! Вот оно и наследие коммунистов! Так, я вам скажу, не пойдет!

Или вот с паспортами — удумали брать деньги и за простой, и за заграничный, да и какие деньги! И что же, это правильно? Да то государство само мне должно тот паспорт на блюдечке с голубой каемочкой принести и сказать: «Дорогой наш товарищ такой-то, возьми, пожалуйста, свой паспорт, хочешь простой, хочешь заграничный, а хочешь, езжай себе на четыре стороны по всему свету, зарабатывай валюту и вези в свое родное царство-государство! И никаких денег за эту услугу со стороны государства я платить не должен! Все оно, это государство, за мой счет, за налоги содержится, а уж паспорт оно обязано выдать в срок совершенно бесплатно! И ни копейки не брать, потому что я уже и так за те паспорта с лихвой отвалил.

Государство должно благодарно быть, что я в нем живу и налог плачу, а ну, как все удумают выехать, кроме стариков да старух, что тогда государство сделает? А сдохнет оно с голода! Во! Поэтому тут обдираловка чистая! Гребут деньги за паспорта, да по какому праву, спрашиваю я их в упор? А не по какому! Чистое воровство и бандитизм со стороны «товарища начальника». Я тебе скажу, мил паренек, что как был тридцать третий год, в книжках же читал? Так он и остался! Заклинило у нас историю и ни с места! Тридцать третий — тридцать седьмой, тридцать третий — тридцать седьмой. И ни с места! В голове у нас ни с места, так все передрейфили! И у детей наших тот страх. Я читал об этом много чего и сам себя ловлю на том подлом страхе! Веришь, сорок два года скоро, а все как будто начинаешь только прикидывать, как жить, вот навели на нас порчу! Это же порча! Но все же несправедливо с паспортами и пятеркой отжимной. Ведь не выживем мы, слышите ли вы, избранники, помрем или революцию уделаем. Не даете человеку распрямиться, давите, давите, скоро в ужей превратимся...»

И надо сказать, мечту свою Сеякин осуществил с лихвой и на полном серьезе. Чтобы вот такие речи толкать, человек должен что-то есть и пить. Оно и понятно, голодный только о куске хлеба и думает, куда ему до паспортов. А вот что пять лет лишен человек приличного заработка — в этом есть место для работы законокрючкотворцев, не те времена, зачем человека пять лет за жабры держать? Пусть плывет, глубину ищет!

Сегодня у Сеякина свой гараж на окраине города, в котором тихо обучаются «добрые люди» науке открывания всевозможных запорных устройств. За час занятий учитель берет доллар платы, но уж обучает на совесть. Лучшие ученики уносят с собой набор отмычек, как говорится, на все случаи жизни. И разъезжаются ученики Сеякина по белу свету искать лучшей доли, и не все они станут обязательно воровать, экспроприировать и тому подобное, а в основном обучаются на случай совершенно разные люди, на тот последний случай, когда, как говорят сами, дойдут «до ручки».

«Времена непредсказуемые, что завтра будет — один Аллах знает, а так профессия есть: доброму человеку за плату всегда замок откроешь. А если вдруг снова коммунисты к власти придут? Тогда только воровством и прокормишься, ведь давить начнут всех спекулянтов, экспроприировать начнут! Я такой ни себе жизни не хочу, ни детям. А вот научусь и буду независимый человек. Набор отмычек и приспособлений весит всего три кило! За пазухой унесешь», — рассудительно мыслит тридцатилетний татарин, тоже, кстати, инженер по мелиорации...

В рядок сидят за столом двенадцать учеников Сеякина, еще двое болеют, очередной выпуск. Среди них лишь трое подростков! Остальные — пожившие-повидавшие люди, даже бывший учитель, есть и моряк дальнего плавания. Есть повар, строитель, ученый! И врач без диплома, лишенный права практики за аборт. Все они старательно орудуют отмычками, перед каждым замок. Тут же три имитационных двери с замками по всему периметру. Учись — не хочу, только плати! Народ попадается изобретательный, сами усовершенствуют ремесло, делают рацпредложения. «Прямо как в добрые старые времена, будь они прокляты!», — посмеивается Сеякин и кивает ученику, открывшему замок за короткое время: «Рекорд!»

И учитель жмет руку ученику, сорокалетнему толстяку с худой шеей и с короткими руками, потными от напряжения. Идет учеба, фотографироваться со своими орлами учитель наотрез отказался, реклама ему ни к чему. Добрые люди сами знают «дорогу к храму», по выражению одного из учеников. «А как же налоги, государство, паспортная система, система прописки, которая тоже тебя не устраивает? А свобода владения оружием? Ты ведь и тут за права всех униженных и оскорбленных? Дал бы тоже?»

«А пошли они все знаешь куда? Государство! Карательная система! Как оно мне, так я ему! Кесарю кесарево, я не отдаю сполна. Правда, недавно в фонд милосердия какой-то перечислил немного деньжат, не знаю, кому попали, старикам или чинушам? А вот в церкви на храм подаю и нищим тоже, уважаю их, попов и нищих, божьи люди, не то, что мы!»

«А как же вот это обучение, многие ведь пойдут на дело, начнут грабить?»

«А вот этому я их не учу. Тут принцип каратэ. Обучаю, но куда применят, это дело их совести. Каратисты тоже разные бывают. Один слабого не обидит, а другой лупит всех подряд. Ясно?»

Конечно, ясно, дорогой товарищ. Еще бы не ясно. Эзоповым языком мы давно научены говорить.

Целый час промучился я со своим замком простейшей конструкции, за что и заплатил доллар, но замок не открыл. Это было условие, чтобы час я прозанимался со всеми, а уже потом — право на публикацию секрета о «школе Сеякина».

«Навыков у тебя еще нету, а так пальцы ничего — крепкие, музыкальные. Отмычка — это смычок, а замок — скрипка. Вот и должен играть, пока мелодия не получится! Но это уже высший пилотаж. А до него дорасти надо!» — сказал мне учитель по секрету от всех. «Ты только много не чирикай. Местность в общем подай и фамилию смени. У меня свои тут принципы, хоть я человек и не местный. Заходи, если не переедем, только сдается мне, что перебираться скоро придется. Видел, какой бюджет приняли? Говорят, скоро сатрапы рейды по гаражам делать будут, мастерские искать разные и цеха подпольные. Средневековье, что и говорить. Но ты напиши, как я говорил, не стесняйся, на правду теперь цензуры нет!»

Мы расстались на ноте высокого общечеловеческого смысла. Тяжелые ворота гаража закрылись, и внутри чего-то солидно клацнуло — добротный замок собственной конструкции. Я оказался на окраинной улице, рядом с речкой. Тьма была египетская, хоть выколи глаз. Выбирая направление, я отметил, что мой портфель изрядно потяжелел, не понимая в чем дело, я стал выбираться на свет, что и проделывал в течение пятнадцати минут. «Бомбу они, что ли, туда положили», — думал я, опасливо неся незнакомую тяжесть. Каково же было мое удивление, когда, с великой предосторожностью открыв портфель, я увидел в мутном свете фонаря тот самый замок, который я так и не смог открыть, а рядом, в брезентовой сумке, набор отмычек, числом около трех десятков! Тут же была и записка: «На память». Ни на следующий день, ни потом я не ходил к тому гаражу и не искал Сеякина. Я точно знал, что в ту же ночь он, со своими учениками, переехал на новое место, — а какое, один Бог ведает!

Джанкой — Красноперекопск