Королева без королевства

В конце апреля — сразу после Пасхи и перед праздником нечистой силы ночью на Лысой горе — в Москве имело место мероприятие, на которое, как бабочки на огонь, должны были бы, по идее, слететься все украинские политологи, «мордоделы», технологи, социологи и прочие «-ологи», страждущие на ниве наук об обществе и государстве: состоялся Третий Всероссийский конгресс политологов «Выборы в России и российский выбор». Среди организаторов действа значилась Российская ассоциация политической науки, Научный совет по проблемам политологии РАН, Институт научной информации по общественным наукам РАН, издательство «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), журнал «Полис», Институт «Открытое общество» и много кто еще.

Помимо россиян, включая почти всех «звезд» и «мэтров», на конгрессе было немало людей из стран СНГ и «дальнего» зарубежья. В программке было заявлено четыре человека из Украины (из почти тысячи участников!), однако обнаружить следы даже этих четырех автору так и не удалось.

РОССИЯ: НАКАНУНЕ «ПОСЛЕДНИХ» ВЫБОРОВ

В Советском Союзе не существовало сферы публичной политики, поэтому все нынешние политологи, политпсихологи, геополитики пришли в политическую науку из других наук — истории, философии, социологии, психологии, из юриспруденции и экономических наук, из географии, военной стратегии и даже из филологии. Возможно, это и хорошо, ибо порождает разнообразие интерпретаций политической действительности.

Одной из главных тем обсуждения на конгрессе стала тема моделирования ближайшего политического будущего России. По мнению многих российских политологов и политтехнологов, выборы в Государственную Думу Федерального Собрания РФ, которые состоятся в конце нынешнего года, будут едва ли не последними «настоящими» российскими парламентскими выборами — выборами в полном смысле этого слова: с реальными альтернативами, с более или менее работающей системой многопартийности, с применением политтехнологий и т.д. На следующих выборах в Госдуму, которые должны состояться в конце 2007 года, порог прохождения для партий и избирательных блоков будет составлять уже не 5% как сейчас, а 7%.

Вообще, нынешняя российская политическая ситуация связана с упадком партий как таковых: развиваются «олигархические», «медийные» и «сетевые» партии, которые являются уже не субъектами политики, а ее инструментами, и строятся они не снизу, а сверху. Видимо, не случайно, по недавним опросам Фонда общественного мнения, 50% россиян считает, что политические партии в России не нужны вообще и что от них один только вред (наоборот считает 25% населения), 49% считают, что президент не должен связываться ни с одной из партий.

«SOCIAL SCIENCE»: КРИЗИС ОБЪЯСНЯЕМОСТИ

По большому счету, вся современная «social science» — наука об обществе как таковая, состоящая из социологии, экономической теории и собственно политологии, — пребывает в глубоком кризисе. Причем, если в Украине этот кризис «низшего» уровня, — он вызван отсутствием политологических школ, недоразвитостью институтов и институций, недостаточным количеством грамотных специалистов — то кризис западной общественной науки принципиально иного свойства — он от невозможности объяснить всё многообразие происходящих в мире процессов по «лекалам» классических научных подходов, выработанных в XIX — начале XX века.

Такая наука способна описать классическое западноевропейское или американское буржуазное общество, в котором собственность, власть, мораль, религия, а также собственно гражданское общество отделены друг от друга и представляют самодостаточные сферы бытия. Но, скажем, в исламском обществе религия и политика неотделимы друг от друга, в коммунистическом и посткоммунистическом — власть и собственность — это нечто вроде сиамских близнецов, не поддающихся расчленению даже хирургическим путем. Не случайно и Государственная Дума, и Верховная Рада уж очень похожи на элитные бизнес-клубы.

Большинство западных работ о России страдает идеологической односторонностью: исследователи констатируют несовпадение российской модели развития с «классической» (то есть западноевропейской буржуазной), из чего делается вывод о российской «отсталости» и «нецивилизованности». Российская же наука о государстве, обществе и политике тем и интересна, что, неплохо усвоив западноевропейские и американские подходы и интерпретационный багаж, смогла выйти на новый уровень понимания политической реальности как таковой. Выработанных за последнее десятилетие российскими учеными «лекал» уже вполне достаточно для того, чтобы описать «неклассическую», усложненную модель политического развития. Конечно же, подобный опыт был бы весьма уместен и для описания украинской политической действительности.

Стоит также отметить, что политология не является наукой в традиционном смысле — как, скажем, история или география. Политология — это междисциплинарная комплексная научная отрасль, изучающая феномен власти во всех его проявлениях, объединяющая по предмету изучения политическую социологию, социальную философию, политическую антропологию, историю, политическую географию и т.д. и использующая их методологию и категориальные аппараты.

ПЯТЬ ПРИЧИН, ПО КОТОРЫМ УКРАИНСКИЕ ПОЛИТОЛОГИ МОРАЛЬНО ОБЯЗАНЫ ЕЗДИТЬ НА РОССИЙСКИЕ КОНГРЕССЫ

Во-первых, они должны делать это для поддержания имиджа Украины, украинской науки и всего украинского: в России существует явная нехватка информации о нашей стране вообще, а также об украинской политике, политологии и таком прочем. Кроме того, среди украинских политологов есть несколько человек, несколько книжек, несколько проектов и несколько разработок, которые представляют подлинный научный интерес — в том числе и для российских коллег.

Во-вторых, лучше с умным потерять, чем с относительно умным найти: нравится кому это или нет, но от российских коллег можно научиться много чему полезному и разумному. В Украине в принципе отсутствуют некоторые направления социальной науки, по многим дисциплинам просто нет научных школ — например, нет традиций концептуального изучения политической и социальной философии, элитологии, нет украинской геополитической и геостратегической школ, о геоэкономике или, скажем, дискурс-анализе речь вообще не идет. О вещах, выходящих за рамки позитивистской науки — например, о метафизике власти, лучше даже и не заикаться!

В-третьих, российская традиция имперского государственного строительства сформировала активный, субъектный принцип отношения к политике, который, в свою очередь, породил стратегическое мышление, стратегическое планирование и т.д. Дефицит стратегического отношения к жизни может считаться одной из главных проблем украинского политического пространства. Понятно, что уровень развития политологии если прямо и не зависит от уровня политической влиятельности государства на международной арене, то по крайней мере между этими двумя факторами есть некоторое соответствие.

В-четвертых, лучше, когда общее информационное пространство постсоветских стран существует на уровне науки, «высокой» культуры и «продвинутых» книжек, а не на уровне творчества Наташи Королевой, Бориса Моисеева и Фридриха Незнанского. Именно украинец Владимир Вернадский придумал концепцию ноосферы — общечеловеческого пространства разумных идей. Кроме того, на Украине подрастает молодое поколение, многие представители которого ни разу не бывали в России, в самой России — аналогичная ситуация.

В конце концов, в-пятых, проводить самим мероприятие на тысячу приглашенных — дело достаточно хлопотное и накладное. Иногда полезнее быть гостем, чем хозяином. Даже в России подобного рода конгресс проходит с перерывом в три года, да и то всего лишь в третий раз.

Вообще же одна из причин отставания украинской политической академической науки в том, что многие ее разработчики ушли и не вернулись — в прикладную область политических технологий. Большинство российских коллег наоборот — стараются максимальным образом соединить сугубо академический подход к анализу политического процесса и прикладные политтехнологические задачи, что, как правило, дает позитивные результаты. Кроме того, в Украине никак не сложится конкурентный рынок политтехнологий, субъекты которого были бы максимально независимы от заказчика. Едва ли идет на пользу и отсутствие у политологов четкой специализации: чуть ли не любой из них готов себя называть одновременно и социологом, и имиджмейкером, и PR-щиком, и элитологом, и специалистом по идеологиям, и даже геополитиком. Ни в России, ни на Западе заявлять о себе подобным образом никто, как правило, не рискует, опасаясь за собственную репутацию.

Играет роль и отсутствие в Украине непрерывной государственной традиции, и отсутствие понимания своей исторической миссии, и отсутствие представления о «политическом» как самодовлеющем субъекте, и несформулированность собственной сверхзадачи, и сугубо утилитарное понимание политики — как инструмента обогащения.

Приходится с сожалением констатировать, что украинская академическая политическая наука, если ее брать не по «пиковым», а по «средним» проявлениям, заметно отстает от российской. И главная причина — в ее прикладном характере и сравнительно большей ангажированности.

Иначе говоря, перед политологией как наукой стоит немало актуальных задач. И главная задача вовсе не в том, как «развести» богатого дядьку-«олигарха», недоверчивых американских грантодателей или «лоховатого» политика, мнящего себя «украинским Путиным». Главная — в том, как Украине найти свой истинный путь исторического развития, как вписаться, не потеряв лица, в сложную систему международных отношений, как стать хозяйкой своего настоящего и своего будущего.