О прокурорском «самоуправлении»

28 января все украинские СМИ облетела новость, что Суд Евросоюза в Люксембурге снял санкции с Николая и Алексея Азаровых, Сергея Арбузова, Эдуарда Ставицкого и Сергея Клюева. Причина: санкции ЕС не могут быть наложены только из-за того, что в третьей стране начато предварительное расследование их действий. Поэтому все их арестованные в Евросоюзе активы должны быть разморожены. О чем это свидетельствует?

«Решением Суда общей юрисдикции Европейского Союза отменены ограничительные меры, которые действовали в период с 6 марта 2014 года по 5 марта 2015 года, относительно пяти бывших украинских высокопоставленных чиновников, а именно Николая и Алексея Азаровых, Сергея Арбузова, Сергея Клюева и Эдуарда Ставицкого, — прокомментировал эту новость в интервью «Дню» заместитель главного прокурора Украины Виталий КАСЬКО. — В то же время санкции, примененные Советом ЕС 5 марта 2015 года, сейчас действуют и предметом данного решения Европейского суда не были. Активы, заблокированные европейской стороной на основании решения Совета ЕС от 5 марта 2015 года, продолжают оставаться под административным арестом. Срок действия ограничительных мер — до 6 марта 2016 года.  Более того, на сегодняшнее решение Суда стороной ЕС может быть внесена апелляция в течение двух месяцев с даты оглашения».

Так что, как видим, ситуация не проиграна окончательно. Однако квалифицированные круги называют это решение опасным прецедентом для Украины. И он уже не первый. Недавно экс-заместитель главы АП периода Януковича — Андрей Портнов обнародовал похожее решение того же Люксембургского суда, согласно которому ЕС должен компенсировать ему все убытки в результате санкций.

Так почему через два года после Революции Достоинства украинская правоохранительная система до сих пор не разработала компетентный и однозначный обвинительный акт в отношении соратников Януковича? Почему украинские суды не вынесли конкретных решений? Это и стало одним из главных вопросов, которые «День» обсудил в интервью с заместителем генерального прокурора Украины Виталием КАСЬКО, который в ГПУ занимается международным сотрудничеством, ювенальнойюстицией и следствием в Генеральной инспекции:

«УКРАИНЕ БЫЛО НЕЦЕЛЕСООБРАЗНО ПРИНИМАТЬ УЧАСТИЕ В ПРОЦЕССЕ В ЛЮКСЕМБУРГЕ»

— За решение суда в Люксембурге Андрей Портнов «поблагодарил» украинских прокуроров, министра юстиции и посла ЕС Яна Томбинского. Как был допущен такой опасный прецедент?

— Когда в марте 2014 года готовились письма относительно наложения санкций на Портнова и других высокопоставленных чиновников, я еще успешно работал адвокатом. В прокуратуру я пришел в конце мая. Представлять интересы Украины в иностранных юрисдикционных органах имеет право только Министерство юстиции. ГПУ не может влезть по собственной инициативе в какой-то процесс и выдвигать какие-то свои аргументы. В целом же, по практике Люксембургского суда и как советовали юристы ЕС, Украине было нецелесообразно принимать участие в этом процессе, ведь стороной в процессе выступал именно ЕС.

— На недавней пресс-конференции у Президента спросили, когда посадят экс-чиновников режима Януковича — Бойко и др. Порошенко сослался на вновь созданные антикоррупционные органы. Но в течение последних полутора лет функционировала ГПУ со всеми необходимыми полномочиями.

— Дела Бойко и всех других бывших высокопоставленных чиновников как были, так и остаются в ГСУ ГПУ, где проходит расследование. Потому что по принятым законам все производства, которые были начаты следователями прокуратуры до 20 ноября 2015 года, в дальнейшем в пределах двух лет ими и ведутся.

— Продолжая тему санкций. Недавно адвокат экс-министра финансов Юрия Колобова — Игорь Фомин сообщил о том, что испанский суд отказался экстрадировать бывшего чиновника.

— Мы не имеем официальной информации по этому поводу от испанской стороны. В этом случае центральным органом Испании является Минюст, который должен получить официальное решение от суда, если оно имело место, и сообщить в Генпрокуратуру Украины как центральный орган с нашей стороны.

— Но в этом случае важен другой момент. Игорь Фомин был первым адвокатом Алексея Пукача по делу Гонгадзе, когда в 2003 году после решения суда Пукачу удалось сбежать на шесть лет. Позже Фомин стал адвокатом Леонида Кучмы, но ГПУ отстранила его из-за предыдущей практики. Но, по нашей информации, он неформально занимался координацией защиты Кучмы. Как вы относитесь к тому, что одни и те же люди, причастные к запутыванию дела Гонгадзе, теперь помогают избежать ответственности чиновникам режима Януковича?

— Профессия адвоката — это свободная профессия: если у него нет конфликта интересов, тогда кто платит, на того он и работает. С профессиональной точки зрения, адвокат Фомин имеет полное право защищать кого угодно.

Когда-то я тоже работал адвокатом и защищал разных людей: Юрия Луценко, Евгения Червоненко, Юрия Павленко и многих других — тогда «помаранчевую» команду. Ко мне обращались и другие политики, но я мог себе позволить не браться за их дела, если мне этого не хотелось.

— Еще одна историческая параллель. Виктор Петруненко также был адвокатом Леонида Кучмы в «деле Гонгадзе». Сегодня он представляет интересы «бриллиантовых прокуроров», задержание которых ассоциируется именно с вашей фамилией.

— Тут у меня аналогичная позиция — я не знаком лично с паном Петруненко и не могу ничего сказать о его профессиональных качествах, но он может защищать кого угодно.

«НА ПУКАЧЕ ДЕЛО ГОНГАДЗЕ НЕ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ»

— По «делу Гонгадзе» одно время при Конгрессе США была создана Хельсинкская комиссия, а ПАСЕ одобряла резолюции для расследования этого резонансного убийства. Поскольку Украина имеет международные обязательства по окончательному раскрытию этого дела, отмахнуться от нее нельзя — это вызовет скандал на международном уровне. Однако последнее решение Апелляционного суда Киева свидетельствует о том, что от него все-таки решили отмахнуться, а к потерпевшим Подольскому и Ельяшкевичу суд вообще проявил постыдное отношение. Всплывает ли эта тема во время ваших встреч с иностранными коллегами?

— Мне никогда не приходилось работать над этим делом в Генпрокуратуре или сотрудничать по нему с иностранными коллегами. По-видимому, этот вопрос возникает не на профессиональном уровне, а на политическом, который не находится в моей компетенции. Мне известно, что в Главном следственном управлении ГПУ все еще продолжается какое-то расследование.

ФОТО РУСЛАНА КАНЮКИ / «День»

Но, кроме Пукача, никого другого до сих пор не привлекли к ответственности. И, судя по всему, этого делать не планируют. Могу выразить свое мнение: на Пукаче это дело не заканчивается. И то, что в этом деле не поставлена окончательная точка, является черным пятном на репутации правоохранительной системы Украины. Общество не услышало, почему не привлечены к ответственности те лица, в отношении которых возникают подозрения. Согласен, что дело Гонгадзе является краеугольным камнем для украинской правоохранительной и судебной системы. Это дело уже давно демонстрирует проблемы прокуратуры — ее зависимость от политической конъюнктуры. Это то, с чего громко заговорили о проблемах в прокуратуре, и до сих пор ситуация серьезно с места не сдвинулась.

УСПЕХ ИЛИ ПРОВАЛ РЕФОРМЫ?

— Недавно вы заявили, что конкурсы в местные прокуратуры были провалены. Каким образом и кто помешал процессу отбора кадров, если для этого существовали независимые тестирования и комиссии?

— Начну с начала. Я уволился из прокуратуры «имени Пшонки», когда он стал генпрокурором, и приобщился к разработке проекта нового закона «О прокуратуре», который мы писали вместе с другими экспертами ЦППР. Этот документ в дальнейшем существенно был «улучшен» тогдашней Администрацией Президента и ГПУ, однако определенные позитивные системные перемены все же там остались. Например, в отношении создания местных прокуратур.

Ситуация такова: у нас в каждом районе и городе есть потенциально «коррупционный треугольник», в который могут входить начальник милиции, прокурор и председатель суда, которые часто очень тесно между собой связаны. Они вместе «парятся в сауне», где неформально решают свои вопросы — в этих условиях обычному украинцу добиться правды у себя в селе, городе, районе очень трудно. Наша идея заключалась в том, чтобы вывести прокурора из этого «коррупционного треугольника». Вместо городских, районных и межрайонных прокуратур мы предложили создать новые — местные, которые охватывали бы территорию 3—4 районов. Прокуратур становилось меньше, соответственно и количество лишнего руководства уменьшалось как дополнительный плюс.

По закону «О прокуратуре» должно было быть создано прокурорское самоуправление, которое бы сменило централизованную систему прокуратуры советского типа на систему демократическую, где каждый прокурор имеет достаточные гарантии независимости. В состав органов прокурорского самоуправления не должны входить прокуроры, которые занимают административные должности, — это должны быть рядовые прокуроры, которые пользуются уважением и авторитетом. Когда пришла грузинская команда, они настаивали на том, что из старых кадров нельзя создавать прокурорское самоуправление, и этот аргумент действительно трудно было проигнорировать, поэтому они предложили обновить прокуратуры через проведение открытых конкурсов. Однако эта идея была использована консервативной частью прокуратуры, из-за чего было отложено на год введения в действие закона «О прокуратуре» якобы для проведения конкурсов и обновления местных прокуратур. То есть в дальнейшем была оставлена советская централизованная система.

Дальше были проведены конкурсы на руководящие должности в местные прокуратуры. Но туда на 84% избрали тех людей, которые ранее занимали руководящие должности в прокуратуре. Еще 16% — это те же прокуроры — из региональных прокуратур, которые занимали должности заместителей руководителей, руководителей отделов или имели рядовые должности в этих или местных прокуратурах. В результате ни один руководитель местной прокуратуры не оказался за пределами прокуратуры. Абсолютно мизерное количество внешних кандидатов были назначены и на должности заместителей — около 3%.

Помимо руководителей местных прокуратур есть и рядовые прокуроры, которые выполняют всю основную работу «в поле». По закону «О прокуратуре» на эти должности могли претендовать внешние кандидаты. Зато приказом генерального прокурора это право было ограничено, и к конкурсу на рядовые должности в местные прокуратуры были допущены исключительно прокуроры, которые работали в соответствующих городских и районных прокуратурах. То есть было понятно, что на рядовых должностях обновление не произойдет — здесь все те прокуроры, которые там работали, и прошли в структуру, за исключением тех, кто попал под сокращение. Как вы назовете эту ситуацию — успехом или провалом реформы?

— Возможно, вопрос не в людях, а в системе? Что если после институционных изменений сотрудники прокуратуры начнут работать по новым правилам?

— Относительно качественного изменения работы прокуратуры есть много факторов, которые могли бы повлиять на это. Во-первых, привлечение новых людей со свежими взглядами — этого не произошло. Во-вторых, повышение зарплаты — не произошло. Но даже если бы была зарплата выше, если обычный прокурор не имеет независимости, а система построена по вертикали, то он на практике должен подчиняться воле прокурора области или района, иначе его завалят проверками, дисциплинарными производствами и уволят или же заставят работать в «системе». Поэтому прокурор должен иметь гарантии независимости — это третий фактор. Этого сейчас тоже недостает.

Кроме того, нужна общая и специальная превенция — прокурор должен понимать, что когда он  будет вступать в должность, его будут прослушивать, возможны проверки добропорядочности. Он должен видеть, что прокурор, который взял взятку, садится в тюрьму. Если же он видит, что сажают тех, кто ловит взяточников, он понимает, что система построена иначе.

Такие факторы можно перечислять довольно долго, но они все должны работать в совокупности. Пока в нашей системе нет ни этих отдельных факторов, ни тем более их совокупности.

КАКОЙ ВЫХОД?

— По вашим словам, из-за этого западные партнеры утратили желание финансировать эти конкурсы. Как так получилось и куда будет двигаться реформа?

— Последующие конкурсы в региональные или Генеральную прокуратуры, если они будут проводиться по таким правилам (а судя по всему, их по таким правилам и хотели провести), не будут иметь успеха. По моему мнению, выход из этой ситуации один — это создание прокурорского самоуправления, но не из тех прокуроров, которых мы имеем сейчас. Элементом прокурорского самоуправления является Квалификационно-дисциплинарная комиссия прокуроров (КДКП), которая состоит из 11 членов: пять прокуроров и шесть лиц, избранных другими институтами, — один адвокат, два научных работника, три лица, избранных омбудсменом по согласованию Комитета по вопросам законодательного обеспечения правоохранительной деятельности. Если везде назначить пять действующих прокуроров из нынешней централизованной системы по условиям, когда кандидаты будут заранее «согласованы», а само голосование будет фикцией, то как будет работать прокурорское самоуправление?

Предлагается единственный выход из этого печального положения — назначить в комиссии по квоте прокуратуры на переходный период прокуроров из стран ЕС, США и Канады, которых предложат эти страны через свое диппредставительство в Украине, а доноры могут взять на себя финансирование их работы. Это могут быть прокуроры или бывшие прокуроры, которые владеют украинским (сейчас есть такие кандидатуры), а тех, которые не владеют украинским, мы обеспечим переводчиками. И на переходный период в три года они должны быть членами КДКП — думаю, если мы возьмем в нее экспатов, со стороны украинского общества к ней вряд ли будут претензии относительно независимости и непредубежденности.

В компетенцию КДКП будет входить назначение прокуроров, перемещение их по службе, повышение по службе: решающим будет не то, в каких отношениях с кем ты находишься, а твои профессиональные качества. То же касается и дисциплинарных производств: если кто-то жалуется на прокурора, КДКП это будет рассматривать, что создаст гарантии независимости для прокурора. Надеюсь, благодаря этому удастся выполнить нормальную очистку системы. Более того, Комиссия должна была бы сама разработать нормативные акты своей деятельности по западным стандартам, а затем передать эстафету украинским прокурорам, которые будут нормально осуществлять прокурорское самоуправление. Кроме того, эта же комиссия может взять на себя проведение обновления состава региональных и генеральной прокуратуры для того, чтоб мы получили ожидаемый обществом результат, а не «псевдореформу». По моему мнению, сейчас это единственный вариант, если мы хотим качественно изменить систему прокуратуры эволюционным путем.

— Как вы оцениваете перспективы антикоррупционного конгломерата, который создается в стране: НАБУ, НАПК, САП? Смогут ли они выполнить свою функцию?

— Это зависит от нескольких факторов: желания и возможностей тех людей, которые будут возглавлять эти органы, их способности противостоять давлению, и от политической воли руководства государства. Потенциально такие возможности есть, и я считаю создание этих органов правильным.

Часто приходится слышать, что у нас «наплодили» новых учреждений. Но, думаю, если полномочия распределены между несколькими органами - НАПК, НАБУ, Госбюро расследований, Агентством по возврату активов - все это создает систему сдержек и противовесов. Конечно, органы не должны дублировать функции, но, если они имеют четкие полномочия, это снижает риск коррупциогенности.

Но раньше апреля-мая будет трудно давать оценку успехам работы новых органов - НАБУ и Специализированной антикоррупционной прокуратуры.

«МНОГИЕ НЕДООЦЕНИВАЮТ РОЛИ ПРОКУРАТУРЫ»

— Если шире посмотреть на суды и правоохранительные органы в Украине, которые якобы переживают перезагрузку, какую картину вы видите? Меняется ли общая ситуация в государстве по обеспечению верховенства права и преодоления тяжелого наследия Кучмы – Януковича?

— Мне кажется, многие недооценивают роль прокуратуры в этом процессе. Если бы ее удалось сделать европейской, у нас бы гораздо легче пошла реформа суда и всех смежных институтов. Сейчас прокуратура остается островком «консервативности».

Я являюсь членом Конституционной комиссии, и нормы по ограничению функций прокуратуры, которые были одобрительно восприняты Венецианской комиссией, были разработаны в том числе и с моим участием. Но, неизвестно, будут ли они приняты - по этому поводу проходят политические консультации. Однако Верховной Раде оставили право выражать недоверие генпрокурору - требование Венецианской комиссии уменьшить политическое влияние на главу ГПУ не было услышано.

Согласно Конституции, Верховная Рада принимает участие в процессе назначения генпрокурора, и я предлагал дополнить эту норму словами «по результатам конкурса» - это бы сняло вопрос о том, откуда взялся тот или иной человек на этом посту. В европейских государствах общество знает, кем является кандидат на должность генерального прокурора и за какие заслуги его выдвигают. В Европе магистраты, которым доверяет общество, выдвигают из своего числа человека, которого они считают достойным, тогда его утверждают. Поэтому человек работает и имеет четкие законодательные основания для освобождения и ограниченное политическое влияние. У нас же принципы и причины назначения тех или иных людей на должность генерального прокурора до сих пор остаются неизвестными. А потом народные депутаты бросаются собирать подписи для выражения им недоверия.

— На фоне скандалов вокруг Виктора Шокина, общественного давления и сбора подписей народных депутатов за его отставку, почему Президент держится за него? Генпрокурор, очевидно, тянет его рейтинг вниз.

— Когда-то об этом говорил Сакварелидзе, и я его в этом поддерживаю: должность генерального прокурора входит в сферу политической ответственности Президента. Насколько я вижу ситуацию, нереформированная прокуратура оставляет отпечаток на рейтинге главы государства. Поэтому этот вопрос все же стоит перенести в политическую плоскость и адресовать ему.

— А изменит ли что-то назначение нового генерального прокурора? Поскольку в нынешней системе он только продуцирует волю с Банковой.

— Если это будет так, тогда о построении какого европейского государства или прокуратуры мы говорим? В демократической стране генпрокурор должен быть не только профессиональным, но и независимым. И общество должно видеть эту независимость.

— Сегодня в стране много говорится о борьбе с коррупцией, которая, безусловно, необходима. Однако чрезмерное упоминание о ней политиками напоминает политтехнологию, призванную раздуть тренд и навязать обществу какой-то политический проект. Например, «Антикоррупционный форум», который, кажется, работает для продвижения отдельных персоналий. Где граница между заявлениями, политическими технологиями и реальными намерениями? Посещали ли вы эти форумы?

— Меня приглашали на эти форумы: в Киеве не пришел, потому что заболел, а в Харьков меня не отпустили.

Каждый политик имеет право выдвигать какие-то тезисы для обоснования того, почему избиратель должен делегировать ему власть. Я не вижу плохого в том, что кто-то строит свою риторику и гражданскую позицию, используя тематику борьбы с коррупцией. Более того, сегодня почти все политики и партии это делают. Здесь главное, чтобы лозунги и декларации совпадали затем с реальными действиями, когда они получают власть.

Что же касается «Антикоррупционного форума», то надо дождаться - будет ли это политический проект или просто гражданская инициатива.

— Во время последней пресс-конференции Президент подписал закон «О Государственном бюро расследований», который был принят почти за два месяца до того. Почему Глава государства в такой пафосной манере может нарушать нормы законодательства о 15-дневном сроке?

— Это вопрос к тому, как технически организована работа в Администрации Президента. Но меня беспокоит другое: подписывается и вступает в силу закон, который предусматривает избрание директора и начало работы ГБР с 1 марта. А уже после этого представители власти и коалиции публично говорят, что эту дату надо отсрочить, поскольку это якобы вызовет коллапс. Тогда есть ли вообще у нас какая-то системность в понимании того, куда движется наша правоохранительная система? Действуют ли наши органы власти слаженно? С моей точки зрения, должна быть какая-то стратегия, которая будет четко выполняться. И если мы принимаем закон о ГБР, мы все соглашаемся, что должны работать с утра до ночи над его созданием и началом эффективной работы. Иначе зачем мы принимаем такие документы?

РАССЛЕДОВАНИЯ ПО ЕВРОМАЙДАНУ НЕ СООТВЕТСТВУЕТ КРИТЕРИЯМ ЭФФЕКТИВНОСТИ

— Сегодня для общества существуют еще две резонансные темы, которые не находят существенного сдвига. Во-первых, наказание причастных к расстрелам активистов Евромайдана. Во-вторых, наказание коллаборационистов, которые помогли агрессору оккупировать территории. Почему эти дела простаивают? И если существует до сих пор незавершенное дело Гонгадзе, есть шанс, что эти темы тоже попытаются «похоронить»?

— Хотя это не входит в мою компетенцию, лично я считаю, что эта проблема существует. Я общался с адвокатами активистов Евромайдана, сам был адвокатом активистов, дела которых вел в те времена. Должен сказать, что такие расследования до сих пор не отвечают критериям эффективности, о чем четко указано в соответствующих отчетах Международной консультативной группы Совета Европы.

Я пытаюсь изменить то, что в пределах моей компетенции. Например, недавно по моей инициативе мы собрали адвокатов Майдана, британских экспертов, сотрудников ГСУ ГПУ, народных депутатов и международников и договорились подготовить дополнительное обращение в офис прокурора Международного уголовного суда, учтя отчет МУС о его работе за прошлый год. Мы пытались объяснить им всем, что это наши общие интересы, поэтому надо сделать совместный документ и по максимуму использовать эти доказательства в той манере, которая нужна для офиса прокурора МУС. Мы нашли общее понимание, собрали группу и они готовят эти документы. Необходимые доказательства должно иметь Главное следственное управление, у адвокатов есть дополнительные материалы, а как все это сформулировать - знают британские эксперты.