НЕИЗВЕСТНАЯ КЛИО:

Казалось бы, что может быть общего между хрупкими творцами красоты парикмахерами и безжалостными слугами Марса пушкарями? А впрочем, если вчитаться в устав киевского цеха цирюльников, принятый на общем цеховом собрании в июне 1767 года, то станет понятным, что прежде чем претендовать на членство в парикмахерской организации, кандидат был обязан должным образом изучить... артиллерийское дело.

Это еще почему? — изумленно спросите вы. А потому, что уже первый пункт цехового устава гласил: «Щоб усякий з братії майстрів цирюльників на сходці загальній, а найголовніше під час проведення церемоній, організованих магістратом київським, при гарматній пальбі був, і ту гарматну пальбу виконував належним чином; а якщо хто-небудь буде відмовлятися від того, то його з відома київського магістрату карати ув’язненням і стягненням штрафу — п’яти фунтів воску». Вот такими серьезными могли быть последствия уклонения киевских цирюльников от их «священной» обязанности!

Но ведь кто-нибудь из парикмахеров-пацифистов в конце концов мог отказаться от этих варварских «развлечений»? В том то и дело, что не мог. Ведь жесткая регламентация жизни средневекового города базировалась прежде всего именно на цеховой организации человеческих сообществ. Ремесленные цеха выступали своеобразными кирпичиками, из которых выстраивалась непреодолимая крепость городского самоуправления. Цеха, как социальные ассоциации, организованные по профессиональному принципу, владели значительными правами, но вместе с тем имели соответствующие, четко выписанные обязательства перед общегородской общиной.

Таким же образом определялось и место каждого отдельного члена внутри цеховой организации. Цех не только ограничивал его свободу, но и предоставлял возможность работать по избранной специальности. Так девятый пункт устава цирюльников постановлял: «ніхто з посторонніх майстрів цирюльників, не поступивши до зібрання того майстерства, працювати не повинен...», а если бы кто-нибудь пренебрег этим запретом, то у него имели право силой отобрать весь инструмент в пользу цеха.

Зная о довольно жесткой регламентации жизни в средневековом цехе и убедившись в неотвратимости вступления в него всякого, кто хотел бы зарабатывать себе на жизнь, заботясь о красоте других, следует внимательнее присмотреться к уставу киевского цеха цирюльников 1767 года. Ведь именно этот год сейчас можно праздновать киевским парикмахерам как официальный год своего рождения. Конечно же, и до 1767 года в Киеве брили бороды и делали, вероятно, весьма модные прически. Но до этого времени парикмахеры входили в состав цеха... портных. Именно так — портных! А последние, как видно из жалобы парикмахеров, поданной в киевский магистрат 10 июня 1766 года, проявляли к ним «крайнее пренебрежение», признавая их «не справжніми цеховими, як це в інших цехах усякого ремесла люди без винятку рівними всі визнаються, але напів-цеховими», не предоставляя им право голоса при решении общецеховых дел, не отстаивая их интересы и не оказывая в случае надобности материальной помощи. Не допускали цирюльников и к выборам руководящих органов цеха — цехмистров, ключников и других.

Неизвестно, как долго пришлось цирюльникам все это терпеть, но очевидно, что к смелому шагу по отстаиванию своих интересов их подтолкнуло существенное увеличение цирюльничей братии — спрос порождал предложение. Итак, изложив перед отцами города жалобы на все свои беды и проблемы, цирюльники просили разрешение на выход из портняжного цеха и учреждение собственной цеховой организации.

Почти год магистрат обдумывал этот не такой уж и простой вопрос, ведь выход брадобреев из портяжного цеха наносил значительный материальный ущерб последнему, а потому не мог быть воспринят им с энтузиазмом. И только на заседании киевского магистрата 16 апреля 1767 года тогдашний войт надворный, советник Григорий Пивоваров, райты Иван Нечай, Иосиф Козельский, Герасим Кувенчинский и Гаврила Рогузский, бурмистры Василий Балабуха, Даниил Величковский, Афанасий Александрович, Кузьма Кулиш, Иосиф Васильевич и Иосиф Иванович Гудымы постановили исключить цирюльников из цеха портяжного и позволить им основать отдельную профессиональную организацию «по примеру других здешних цехов». Вот тогда-то магистрат и поручил цирюльникам присматривать и обслуживать городскую артиллерию, обязав их «особой подпиской», что они будут пушки содержать в добром порядке и из них во время церемоний салют «надлежащим образом осуществлять».

Устав киевских цирюльников также торжественно декларировал, что каждый член цеховой организации «брата свого не тільки зневажати, а себе звеличувати не буде, але ще й шануватиме, а старшому за себе — честь віддаватиме». Читая устав дальше, встречаем и такое. В том случае, если кто-нибудь из братии-цирюльников подрядится наложить на рану пластырь, то другой ему уже в том не будет мешать и «свого пляйстера без начальникового відома і дозволу прикладати не повинен, а будь-хто в тому виявить непослух, з того стягатиметься на користь зібрання п’ять фунтів воску».

Так что, как видим, киевские цирюльники должны были не только уметь брить бороды и ловко стрелять из городских пушек, но и профессионально лечить раны. И здесь весьма уместным будет очертить весь круг функциональных обязанностей мастеров, если уж оказалось, что они мало чем напоминают современных парикмахеров. О том, в чем «мастерство цирюльника должно состоять», детально говорит десятый пункт уставных правил. Именно он и регламентировал, что претендент на высокое звание киевского цирюльника должен был уметь следующее: «голити, кров жильну і зашкірну пускати, гоїти рани рубані, пробиті й стріляні, а особливо у вириванні зуба і в лікуванні французької і шолудивої хвороб, в постановці крастерів і в шліфуванні бригів бути вправним». То есть цирюльник, кроме собственно парикмахерской сноровки, должен был одновременно владеть и умением пушкаря, и фельдшера, стоматолога, и венеролога, и дерматолога!

Правда, киевский магистрат, заботясь об универсализме услуг цирюльничьего цеха, в то же время своим постановлением предостерегал от лечения цирюльниками внутренних и других «ненадлежащих болезней». А в отношении самого лечения предостерегал: «показані ними хвороби і рани мають лікуватися з усілякою перестрогою і якомога ліпшим наглядом, без найменшої якої-небудь чи кому-небудь під час лікування тих хвороб і ран шкоди чи будь-якого злодійства». Игнорирование этого предостережения угрожало исключением из цеха и суровым наказанием. А надзор за незыблемым соблюдением устава и магистратского постановления возлагался на начальника цирюльничьего цеха Григория Хотяновского и, в конце концов, на всю цеховую братию.

Устав цеха регламентировал также и порядок найма дома или бани для обустройства мастером своего рабочего места. В частности, кому-либо из братии запрещалось претендовать на помещение, которое уже находилось в аренде других цеховиков, чтобы тем самым арендную цену не поднимать. За нарушение запрета с виновного взимался штраф в размере десяти фунтов воска, а право пользования домом или баней переходило к первому арендатору. В том же случае, если кто-нибудь из мастеров не имел собственной «цилюрни», он мог работать в помещении другого цеховика — «як і раніше було, працювати на власних своїх харчах і на власних інструментах і милі». Но в таком случае он не мог без ведома хозяина «салона» «ані свого майстерства виконувати, ані кров пускати ні під якою умовою». Аналогичные по смыслу предостережения были и в положениях относительно принятия на обучение так называемых «молодиків», то есть учеников. Устав регламентировал, что любой мастер «від іншого майстра молодика до себе підговорювати не повинен». Ученик, учась премудростям цирюльничьего дела, служил у члена цеха «з третьої заробленої копійки, а на харчах і всіх інструментах майстра». К себе в ученики цеховики имели право принимать только киевских мещан. В том случае, если в науку приходил «сторонній парубок», то его «без відома магістрату київського в зібрання цилюрниче не приймати, а представити про нього відомость в магістрат і звідти чекати на те резолюції».

30 июня 1769 года магистрат одобрил представленный цирюльничьим цехом устав, поручив начальнику киевских цирюльников Григорию Хотяновскому и «при ньому будучим начальникам» присматривать за суровым соблюдением всех его норм, в том числе и... в отношении артиллерийской сноровки цирюльников. Воистину: красота и сила — неотделимы!